содержаний действительности; но искусство становится искусством, давая этим
содержаниям на основе художественных потребностей в созерцании, чувствовании, в создании чего-то
значительного те формы, которые принадлежат к сфере, целиком находящейся по ту сторону
содержаний действительности: даже пространство картины — явление совершенно иное, нежели
пространство реальности. Визуальная законченность и чувственное выражение в искусстве таковы,
какими они никогда не бывают в действительности, — иначе было бы непонятно, зачем нам наряду с
действительностью нужно еще и искусство. Можно было бы говорить об особой логике, особом
понимании правды в искусстве, об особых законах, с помощью которых оно создает рядом с миром
действительности новый мир, выстроенный из того же материала и эквивалентный ему.
Так же можно рассматривать и религию. Из образного и понятийного материала, который мы также
находим в пластах действительности, вырастает религиозный мир, содавая новые силовые поля, новые
мерила, новые синтезы. Самые различные понятия — от понятий о душе и бытии, о судьбе и вине,
счастье и жертве, вплоть до понятий о волосах на голове и воробьях на крыше — хотя и образуют свое
содержание, но сопровождаются такими оценками и таким спектром чувств, которые как бы переносят
их в иные измерения, заставляя рассматривать их в совершенно ином ракурсе, отличном от того,
который возникает, когда из того же материала образуются эмпирические, философские или
художественные структуры. Религиозная жизнь создает мир заново, т.е. все бытие в целом, придавая
ему особенную настроенность, так что она по своей идее, по своей сущности вообще не может ни
пересекаться с построенными на основе иных категорий образами мира, ни вступать с ними в
противоречие — в той степени, в какой жизнь отдельного человека может пройти через все эти пласты,
и поскольку она захватывает их не в их целокупности, а лишь какие-то их части, он может легко
запутаться в противоречиях. На это указывает приведенное в начале этой статьи следующее
рассуждение: те элементы жизни, которые не желают мирно уживаться с другими, часто приобретают
однозначный, непротиворечивый смысл, утрачивая всю свою конфликтность и неуживчивость, коль
скоро их возводят в ранг последней и абсолютной жизненной инстанции. Только когда понимают, что
религия представляет собой всю тотальность жизни, согласованную с
==548
другими ее теоретическими или практическими тотальностями, она — ас нею и другие системы жизни
— обретают незыблемость внутренних взаимосвязей. Может быть, ограниченный в своих силах и
потребностях человек воплощает в реальность эти возможные, так сказать, существующие в идеале,
миры вообще лишь в ничтожно малой степени. В силу того, что он превращает в предмет научного
познания не все непосредственно данные содержания, так же, как не все они становятся под его руками
художественными созданиями, то и не все они обретают то агрегатное состояние, которое характерно
для религии; это происходит уже потому, что такой формирующий процесс, хотя он и осуществим в
принципе повсюду, не во всех элементах мира и духа находит всегда одинаково поддающийся
обработке материал. Существуют, может быть, три сегмента жизненного круга, в которых религиозная
тональность души проявляется прежде всего: это отношение человека к природе, к судьбе, к
окружающему его миру людей. Поскольку развитие последнего отношения и составляет задачу нашего
исследования, мы, кратко коснувшись двух других «сегментов», обрисуем контуры общего
представления о природе религиозного мироощущения и дадим общее определение ее истинного
положения в рамках набросанной нами картины.
Давно стало тривиальным мнение, согласно которому религия есть не что иное, как известное
продолжение эмпирических фактов, получивших преувеличенную трактовку, выходящую, в сущности,
за их реальные пределы. Бог, создавший мир, выступает как гипертрофированная причинность,
религиозная жертва — как следствие познанной необходимости платить за любое желание
определенную цену, страх перед Богом — как совокупность и увеличенное отражение колоссальных
стихийных сил, действие которых мы, к сожалению, до сих пор испытываем на себе со стороны
природы. Если такой подход еще позволяет описать явление с чисто внешней стороны, то понять его
изнутри он не дает. Для этого необходима, скорее, следующая постановка вопроса — религиозные
категории уже должны быть заложены в основе явления, они должны изначально принимать участие в
формировании материала, если он ощущается как нечто значительное в религиозном отношении, если
он должен порождать религиозные образы. Точно так же, как предметы нашего опыта познаваемы
именно благодаря тому, что формы и принципы познания оказали влияние на их возникновение из
простого чувственного материала; точно так же, как мы поэтому, например, можем выводить из нашего
опыта
==549
закон причинности в виде некоей абстракции, поскольку мы изначально сформировали наши опыты в
соответствии с ним, что вообще только и делает их «опытами», — так и вещи имеют религиозное
значение и обретают возвышенный статус, становясь трансцендентными образами, в результате того и в
той степени, в какой мы изначально воспринимаем их в свете религиозной категории, которая
определила их формирование, прежде чем они осознанно и целиком стали считаться религиозными.
Если действительно Бог как творец мира возникает благодаря потребности в продолжении причинного
ряда, то религиозный, стремящийся ввысь, к трансцендентному элемент присутствует уже на самых
низших ступенях причинно обусловленного процесса. С одной стороны, он, конечно, остается в рамках
конкретного познания и связывает каждый член этого ряда с последующим; однако, кроме того,
неустанный ритм этого движения носит оттенок недовольства всем данным как таковым, сводя каждую
отдельную личность до уровня исчезающе малого звена в этой неизмеримой цепи, — короче говоря,
отзвук религиозной настроенности изначально звучит в процессе причинно обусловленного движения.
Это то же самое движение мысли, которое в зависимости от того, в какой пласт действительности мы
его направляем, какие эмоциональные акценты мы ему придаем, стремится или в мир познаваемой
природы или же в точку, лежащую в области трансцендентного. Бог как причина мира означает, что из
этого изначально протекающего в русле религиозной категории процесса одновременно
выкристаллизовывается его внутренний смысл как абстрактный закон причинности, означает, что в
ходе причинно обусловленного процесса, в той степени, в какой он происходит в рамках категорий
познания, извлекается его формула. Никогда бесконечное продолжение причинного ряда,
выстраиваемого эмпирически познаваемым миром, не поднялось бы до существования Бога, никогда им
одним нельзя было бы объяснить причин «скачка» в религиозный мир, если бы именно этот ряд не мог
бы одновременно развернуться под эгидой религиозного чувства, для которого Бог, сотворивший мир,
является конечным выражением, субстанцией, в которой отразилась религиозность, живущая в одной из
сторон и в смысле и внутреннем духе этого процесса. Легче понять, как под знаком религиозности
может развиваться связь наших чувств с миром природы, и как это развитие, в то же время
противостоит самому себе в предмете религии. Природа, окружающая нас, возбуждает в нашей душе
как эстетическое наслаждение, так и страх, ужас и
==550
чувство преклонения перед величием ее необъятной мощи — первое, когда нам внезапно становится
ясным и доступным то, что мь1, собственно, ощущаем как нечто чуждое нам, в чем видим свой вечный
антипод; второе, когда чисто физическое явление, и в этом качестве нам совершенно понятное, почему
мы и относимся к нему с полным безразличием, окутывается наводящим ужас непроницаемым мраком
— порой оно рождает в нас то трудно анализируемое глубинное чувство, которое я не могу назвать
иначе, как трепет: оно посещает нас всякий раз, когда клы до глубины души тронуты и взволнованы не
исключительной красотой и величием явления природы, а погружены в созерцание солнечного луча,
дрожа просвечивающего сквозь древесную листву, или когда видим, как гнется под ветром ветка, или
наблюдаем внешне совершенно ничем не примечательные вещи, которые, словно вступая в тайное
созвучие с самыми сокровенными струнами нашей души, заставляют их страстно колебаться. Все эти
ощущения могут возникать, не вырываясь за пределы их конкретных, непосредственных свойств, т.е. не
обладая никакой религиозной ценностью; но они могут и приобретать ее, не изменяя как-либо своего
содержания. Порой, когда наша душа возбуждается подобным образом, мы испытываем известное
напряжение или подъем духа, полную покорность судьбе или благодарность ей, мы охвачены глубоким
чувством, словно слышим обращенный к нам голос чьей-то души, скрывающейся за всеми этими
явлениями — и тогда все, что происходит с нами, можно назвать только одним словом —
религиозность. Это еще не религия; но это уже тот процесс, который приводит к религии, переселяя
человека в область трансцендентного, превращая свою собственную сущность в собственный объект,
который вновь принимает ее в себя. То, что называется телеологическим доказательством бытия
Божьего, — наличие красоты, формы, порядка в мире, указывающее на существование целесообразно
созидающей абсолютной силы, — есть не что иное, как логическое оформление этого религиозного
процесса. Ведь определенные ощущения по отношению к природе переживаются не только в рамках
чисто субъективного мировосприятия, связанного с категориями эстетического или метафизического
плана — они присущи и кругу впечатлений, связанных с категориями религиозного характера; и
поскольку эмпирический предмет означает для нас точку пересечения, в которой встречаются друг с
другом различные впечатления чувственного мира или, точнее говоря, до которой они, так сказать,
дотягиваются, то предметом религии
==551
является такая точка, где чувства, о которых шла речь, обретают свое единство, в то же время как бы
выходя за свои собственные пределы. Они из самих себя порождают этот предмет, сходясь в нем, как в
фокусе, и поскольку он является результатом их общих усилий, то по отношению к каждому
отдельному чувству он, как кажется, представляет собой точку излучения религиозности,
существовавшей и раньше.
Второй областью, по отношению к которой душа может занимать проникнутую религиозным чувством
позицию, является судьба. Судьбой, собственно, называют все те впечатления и влияния, которые
испытывает человек в процессе своего жизненного развития, сталкиваясь с явлениями и вещами
внешними, инородными по отношению к нему, со всем тем, чем он сам не является — безразлично,
участвуют ли его собственные поступки и его собственное бытие в действиях этих определяющих его
жизнь сил; поскольку здесь встречаются друг с другом его внутренний мир и внешние по отношению к
нему явления, понятие судьбы, рассматриваемое с его точки зрения, приобретает характер случайности,
проявляющейся как сила, противостоящая идущему из глубины нашей души ощущению смысла нашей
жизни, и в тех случаях, когда судьба действует в точном соответствии с этим смыслом, являясь как бы
исполнителем его воли. Как бы наше чувство ни относилось к судьбе — покорно или мятежно, с
надеждой или отчаянием, требуя от нее исполнения желаний или полностью довольствуясь
достигнутым, — оно может носить как абсолютно нейтральную, так и абсолютно религиозную окраску.
Главное здесь заключается в том, что переживание получает религиозную окраску не от
трансцендентной силы, вера в существование которой существует в душе, — просто таково особое
качество самого чувства: сосредоточенное погружение в самого себя или порыв к чему-то высшему,
духовный взлет, благоговение перед божеством или отчаяние сами по себе религиозны; свой предмет
религия производит как свою объективизацию или свое подобие, точно так же, как чувственное
ощущение создает свой объект, противостоящий ему, из самого себя. В вопросах судьбы, которая по
самому своему понятию является независимой от нас силой, переживание, совершающееся в особой
области, какой является религия, формируется в результате действия продуктивных, лежащих в основе
нашей духовной природы религиозных сил; переживания совпадают с категориями религиозной
предметности потому, что созданы на основе этих категорий. Так, например, «тем, кто любит Бога, все
сущее дарует
==552
