Это вовсе не означает, что ситуация складывается в этом случае
следующим образом: существует мир, наполненный всевозможными благами, и вот из облаков
протягивается рука Господа, хватает эти блага и раздает их своим любимым детям, стремясь
удовлетворить любое их пожелание. Нет, религиозный человек изначально ощущает вещи такими, что
они непременно должны приносить ему блага, которых он, как человек религиозный, жаждет. Какой бы
оборот ни принимали судьбы людей, творящиеся на уровне земного счастья, внешнего успеха,

интеллектуальной рефлексии, на религиозном уровне они сопровождаются такими чувствами и
эмоциональными коллизиями, соразмеряются с такими ценностными критериями, получают такие
проясняющие суть происходящего истолкования, что неминуемо должны отвечать смыслу религии,
который заключается в заботе Бога о благе своих детей; точно так же, как с точки зрения познания мир
должен развиваться в силу каузальных закономерностей, поскольку он, «схваченный» на уровне
познания, априорно формируется посредством категории причинности, имеющей для этого уровня
определяющее значение. Точно так же, как не познание создает причинность, а наоборот, причинность
является основой познания, не религия создает религиозность, а наоборот, религиозность — религию. В
судьбе, как это ощущает человек, погруженный в определенное настроение души, сплетаются воедино
взаимосвязи, отношения, значения, чувства, которые сами по себе еще не являются религией и чье
фактическое содержание для душ, настроенных в ином ключе, не имеет ничего общего с религией, но
которые, освободясь от этих «фактов» и тем самым строя для себя царство объективного, создают
«религию», т.е. предметный мир веры.
Наконец я перехожу к рассмотрению отношений, связывающих человека с миром людей, и источников
религии, существующих в рамках этих отношений; здесь также действуют силы и значения, которые
получают религиозную окраску не от уже существующей религии, а сами поднимаются до ее уровня.
Религия в ее завершающей стадии, на которой она достигает полного развития своих возможностей,
становясь целостным психологическим комплексом, примыкающим к области трансцендентного бытия,
проявляется как абсолютная, ставшая единым целым форма чувств и импульсов, которая уже
приступает к развитию социальной жизни, словно ставя некий эксперимент. Чтобы убедиться в этом,
необходимо рассмотреть принцип, лежащий в основе социологической структуры, как прежде

==553

мы рассматривали принцип структуры религиозной. Жизнь общества состоит из взаимосвязей его
элементов — взаимосвязей, часть которых осуществляется в ходе сиюминутных действий и реакций на
них, а часть воплощена в виде устойчивых образований — в учреждениях и законах, установленных
порядках и предметах собственности, в языке и средствах коммуникации. Все социальные
взаимовлияния и взаимодействия возникают на основе определенных интересов, целей, стремлений,
образующих в то же время материю, которая обретает свою общественную реализацию в действиях
индивидуумов, выступающих рядом друг с другом и достигающих своих целей совместными усилиями,
равно как и отстаивающих свои частные интересы и противоборствующих с остальными членами
общества. Такой материал жизни может существовать весьма долго, все то время, пока все эти
многообразные формы по очереди, время от времени вбирают его в себя; и наоборот, неизменная форма
взаимовлияний может наполняться самыми различными содержаниями. Так, некоторые нормы и
результаты общественной жизни в равной мере могут быть обусловлены как свободной игрой
противоборствующих друг другу сил, так и регламентирующей опекой низших элементов высшими;
многочисленные социальные интересы порой охраняются семейной организацией, чтобы впоследствии
или в другом месте перейти под попечительство чисто профессиональных объединений или
государственной администрации. Одной из наиболее типичных форм общественной жизни, тех
прочных, устойчивых жизненных норм, посредством которых общество обеспечивает целесообразное с
его точки зрения поведение своих членов, является обычай — в обществах с низким уровнем развития
культуры это вообще типичная форма регулирования социально необходимой деятельности. Именно
эти условия, необходимые для выживания общества, которые позже, с одной стороны, кодифицируются
в виде права, и государственная власть обязывает соблюдать их, а с другой стороны, их выполнение
предоставляется на усмотрение культурных и воспитанных людей, ставится в зависимость от их
свободной воли, — в узких и примитивных социальных образованиях и структурах их соблюдение
гарантируется с помощью того своеобразного надзора окружающих над индивидуумом, который
зовется обычаем. Обычай, право, свободные нравственные убеждения индивидуума — все это

различные способы связи социальных элементов, содержанием которых являются одни и те же
заповеди, существующие у различных народов в различные

==554

времена. К этим формам, посредством которых людское сообщество создает для себя гарантию
правильного поведения индивидуума, принадлежит и религия. Религиозный характер отношений часто
характеризует одну из стадий их развития. Одно и то же содержание, наполняющее и прежде, и впредь
другие формы отношений между людьми, в один из периодов принимает форму религиозной связи.
Яснее всего это видно на примере законоположений, которые в определенные времена и в
определенном месте проявляют теократический характер, полностью подчиняясь религиозной санкции,
чтобы в других обстоятельствах опереться на государственную власть или обычай. Кажется даже, что
необходимый порядок, существующий в обществе, является плодом некоей совершенно
недифференцированной формы, в которой моральная, религиозная и юридическая санкции еще
покоятся в нерасчлененном единстве — такова дхарма у индусов, темис у древних греков, фас у
латинян — и что в зависимости от различных исторических обстоятельств то одна, то другая форма
становится основой таких порядков. Это культурное движение содержаний, часто возвращающееся
вспять, к старым регламентирующим нормам — оно идет не только от обычая к праву, но и от права к
обычаю, не только от долга гуманности к религиозной санкции, но и обратно, от второй к первому —
каким-то образом связано и с другими движениями, когда практические и теоретические жизненные
содержания в ходе исторического развития из порождений ясного, незамутненного сознания становятся
неосознанными, безусловными предпосылками и привычками, а другие — часто точно такие же —
содержания со стадии бессознательно-инстинктивных реакций переходят в область ясного понимания и
осознанной ответственности. Когда право определяет наши действия, они являются гораздо более
осознанными, чем если бы нами руководил обычай; свободная, прислушивающаяся лишь к голосу
совести нравственность совершенно иначе регулирует осознанные и неосознанные импульсы в наших
действиях, чем это делается с помощью социального регулирования; религиозная санкция разделяет
темные, бродящие в душе чувства и ясное понимание цели предпринимаемых действий гораздо
сильнее, чем это делает обычай и т.д. Для этого развития характерно, что достаточно просто изменить
интенсивность тех или иных связей и отношений, чтобы они подверглись воздействию самых
различных санкций, — в эпоху патриотического подъема отношение индивидуума к социальному
сообществу, членом которого он является, наполняется благоговейным

==555

восторгом, искренностью, чувством самоотвержения, которые не только сами по себе обладают
религиозной природой, являясь актом религиозности, но в такие эпохи в них слышится такое горячее,
такое страстное обращение к божественной силе, столь сильно проникнутое подлинно религиозным
экстазом, какого не встретишь в обычные, «будничные» времена, когда эти же самые связи
регулируются общепринятыми правилами или государственными законами. Но в то же время
усиливается и понимание патриотических отношений. Такие грозящие опасностью для общества
ситуации, когда им овладевает страстное возбуждение, когда всэ в нем приходит в бурное движение,
когда оно празднует триумф своего политического единства, когда чувства проникнутого
патриотическими настроениями индивидуума приобретают религиозную окраску, вообще дают
сознанию индивидуума обостренное понимание его отношения к этому политическому единству,
подчеркивая это гораздо более резко, чем в периоды, когда исключительное значение имеют другие

нормы, из круга которых поднимается и вновь опускается к ним более всеобъемлющая и более других
исполненная душевного тепла норма. И частные отношения, связи между частными людьми, доступные
религиозным санкциям, призывают их обычно в те моменты, когда сознание в наибольшей степени
сконцентрировано на них, — так происходит в момент заключения брака, так было в средние века при
внесении в договоры соответствующего пункта. Жизнь пуритан отмечена развитым до болезненной
степени осознанием каждого момента их жизни, им было свойственно высочайшее чувство
ответственности за каждый свой поступок, за каждое деяние или помышление — как раз потому, что
религиозная норма безоговорочно подчинила себе их жизнь вплоть до мельчайших деталей, не
признавая реального права ни за какой иной санкцией. Но происходит и обратное явление — огромное
значение родовой организации, института, в сущности своей, доисторического, падает по мере того, как
первенство переходит к государственной власти и часто приобретает религиозный оттенок. Разумеется,
род с самого начала был и культовым сообществом. Но он наверняка должен был — кроме того, что он
представлял собой общность места проживания, собственности, правовой и военной защиты, — гораздо
сильнее отражаться в сознании отстаивающих свои интересы людей, чем в эпохи, когда он означал
лишь общность, позволяющую проводить совместные празднества и совершать жертвоприношения, как
это делалось в эпоху поздней античности и до сих пор делается в Китае. При

==556

этом исключительно религиозное санкционирование такого объединения должно было идти рука об
руку с ослаблением сознания своей принадлежности к определенной групповой общности и с падением
значения такой общности. Как ни мало освещена нами тема, касающаяся природы способов
нормативного регулирования жизни людей в обществе, все же то, что было сказано нами по этому
поводу, достаточно ясно дает понять, что все эти способы представляют собой лишь, так сказать,
различные агрегатные состояния души, а их смена является лишь формальным перемещением
одинаковых практических жизненных содержаний. Там, где эти содержания поступают под эгиду
религии, несомненно, что религия существует раньше, чем наступает этот момент. Однако решающую
роль играют здесь не канонические религиозные догмы и не представления о трансцендентных
сущностях, которые образуют лишь средства для религионого санкционирования, а то, что социальные
требования обретают критерий собственной обоснованности, эмоциональную наполненность, святость,
благодаря чему они могут заявить о своей необходимости тоном, недоступным для них в иных
обстоятельствах, и в результате чего складывается новое агрегатное состояние социальной нормы.
И санитарно-полицейские предписания, преподносимые в виде божественных заповедей, как это
принято в древнееврейском законодательстве; и установления VII-VIII вв., существовавшие в немецких
землях в эпоху насаждения там христианства, согласно которым убийство и клятвопреступление
относились к юрисдикции церкви и карались церковным покаянием, которое налагал епископ как за
нарушение установленного Богом порядка; и покорность князю как следствие того, что его осеняет
благодать Божья, — все говорит о том, как внутри общества развиваются отношения, которые никогда
не возвысились бы до степени религиозности, если бы они не обладали социальным значением. И в
процессе этого восхождения они развивают те энергетические импульсы и потенциалы, те формы, к
созданию которых они предрасположены в силу своих внутренних, а не заимствованных из сферы
трансцендентных ценностей, эмоциональных сил и значений. Они никогда бы не сблизились со сферой
трансцендентных сущностей, если бы присущая именно им духовная ценность, их объединяющая сила,
их конкретность и целеустремленность не открыли перед ними, разрушив ограниченные рамки их
земного существования, перспективу, открывающую путь к восхождению на религиозный уровень.

==557

00.htm — glava41
Глава II
Глубинное основание^ опираясь на которое категория религиозности может стать формой социальных
связей, создано благодаря удивительному сходству, существующему между отношением индивидуума к
божеству и его отношением к социальной общности. Решающую роль здесь играет прежде всего
чувство зависимости. Индивидуум чувствует себя привязанным ко всеобщему, высшему, к тому, из
чего он возникает и куда уходит, чему он отдает всего себя и от чего он в то же время ожидает
освобождения и избавления, от чего он отличен и с чем он все же тождествен. Бога назвали coincidentia
oppositorum’, в нем видят как бы фокус, в котором безраздельно сливаются все противоположности
бытия. Он вмещает неисчислимое множество нюансов и отношения души к Богу, и Бога к душе.
Любовь и отчуждение, смирение и наслаждение, восхищение