души,
которая становится религией, как только она адресуется особого рода структурам: в контексте наших
рассуждений важно подчеркнуть то обстоятельство, что pietas» в равной мере означает благочестивонабожное отношение как к людям, так и к богам. Благочестие, которое свойственно религии,
находящейся еще как бы в текучем состоянии, не нуждается в обретении устойчивой формы поведения
по отношению к богам и религиям. Сплошь и рядом случается так, что настроения и функции, которым,
согласно внутренней логике их развития, собственно говоря, тесно в душе, тем не менее остаются в ее
пределах, не находя достойного предмета для своего применения. Встречаются преисполненные
любовью души, все существо которых
Благочестие (лат.)

==563

проникнуто удивительной нежностью, теплотой, жаждой любви, и которые тем не менее ни разу не
испытывали любви к конкретному человеку; существует немало злых людей, все мысли и желания
которых подчинены жестоким и эгоистическим побуждениям, не воплощающимся, однако, в реальные
злодейства; есть художественные натуры, все в которых— и миросозерцание, и образ жизни, все их

жизненные реакции и чувства —свидетельствуют об их безусловной, прирожденной артистичности,
художественной одаренности, но которые за всю свою жизнь не создали ни одного художественного
произведения. Точно так же существуют и благочестиво-набожные люди, не обращающие своей
набожности к Богу, т.е. именно к тому образу, который и является единственным объектом набожности
и благочестия, — религиозные натуры, не знающие религии. Такие найдутся и среди тех, кто
переживает затронутые нами отношения как религиозные. То, что мы называем такие отношения
религиозными, происходит по той, разумеется, причине, что существует возникший только на их
основе, в сущности своей ставший самостоятельным, образ целостной религиозной системы,
представляющей собой чистую культуру импульсов, настроений и потребностей, формирующихся в
русле этих отношений на эмпирическом, социальном материале.
Можно предположить, что получившие такого рода психологическую характеристику социологические
отношения представляют собой истинно религиозные явления; и что характеризуемые таким образом
функции, обретая самостоятельную жизнь и разрастаясь за пределы своей социальной компетенции,
создают себя в качестве объектов приложения деятельности «богов». В аналогиях на эту тему среди
самых разнородных явлений никогда не было недостатка. Достаточно часто замечалось, что такое
чувство, как любовь, само создает для себя свой собственный объект. Это происходит не только в тех
случаях, когда охваченный эротическим влечением человек ищет предмет своего вожделения, который
соответствовал бы его вкусам и желаниям, встреча с которым утолила бы его страсть, и не тогда, когда,
находясь в плену своих иллюзий, влюбленные наделяют свой предмет достоинствами, которыми он в
действительности не обладает. Скорее, дело обстоит так, что в качестве предмета любви возлюбленный
всегда остается созданием любящего. В любви возникает новый образ, связанный, разумеется, с фактом
существования определенной личности, но по своей сущности и своей идее живущий в совершенно
иной, недосягаемой для окружающей этого человека

==564

реальности. Не следует только смешивать представленные здесь качественно-содержательные моменты
с вопросом формы или сущности, о котором у нас идет речь. Образ любимого человека, возникающий
на основе перечисленных нами качеств, может совпадать с действительностью или отличаться от нее;
способность любящего творить желанный ему образ любимого, не вписывающийся ни в какой иной
порядок вещей, ни становится излишней в первом случае, когда идеальный образ схож с реальным
человеком, ни подтвержается во втором, когда портрет не имеет ничего общего с оригиналом. Здесь
складывается такая же ситуация, как при создании художественного произведения, которое именно как
художественное произведение, — т.е. никоим образом не являясь результатом голого подражания
действительности, — в любом случае обладает творческим значением, причем совершенно безразлично,
заимствует ли оно свои содержания из наличной реальности. Художественное произведение, подобно
роднику, пробивается из недр творческого потенциала художника. Художественное произведение,
ставшее именно произведением искусства в той мере, в какой в нем воплотилась творческая воля
художника, представляет собой уже нечто совсем иное, нежели, скажем, кусок мрамора, существующий
в окружающей нас реальной, осязаемой действительности, нечто совсем иное, нежели форма, созданная
на основе впечатлений, почерпнутых из знакомства с этим миром. Таким образом, человек, любимый
другим человеком, становится как бы совершенно новым существом. Он является созданием любви,
независимо от того, существуют ли качества, которыми наделяет его в своем воображении любящий его
человек, в реальной действительности, отвечают ли они действительным свойствам его личности или
являются плодом чистой фантазии. Этот намек должен соотнести банальную истину, гласящую, что
боги суть порождение религиозного настроения, с более широким и, как мне кажется, далеко не столь
банальным и очевидным контекстом. Реализация определенных фундаментальных сил души, обретение
ими реальной, практической действенности требует от них создать для себя объект применения, свой
предмет. Значение предмета этих функций любви, искусства, религиозности — это лишь значение
самих функций. Каждая из них помещает свой предмет в пространство своего собственного мира, тем

самым создавая его как предмет для себя. Поэтому совершенно безразлично, существуют ли
содержания, облеченные в эту особую форму, где-либо в мире помимо этого или нет — в любом случае
теперь они становятся

==565

новыми самостоятельными образованиями. Когда факты социологического характера вовлекаются в
орбиту религиозных устремлений, когда отношение индивидуума к индивидуумам, стоящим на более
высокой, чем он, ступени социальной лестницы, или к обществу в целом, или к его нравственноидеологическим принципам, или к символам, олицетворяющим жизнь общества, приобретает окраску,
которую мы называем религиозной, то во всех этих случаях, если рассматривать их с функциональной
точки зрения, проявляется та же творческая сила души, что и в случае с «религией». Человек заселил
мир своих религиозных импульсов теми же чувствами, которые он испытывает во время молитвы,
обращенной к Богу; с той только разницей, что на молитве религиозная функция проявляется в более
чистом виде, поскольку она свободна от материала, сформировавшегося под чужеродными влияниями.
Однако для принципа, о выработке которого здесь главным образом идет речь, это не имеет никакого
значения. Предметы религиозности, которые человек обнаруживает внутри определенных социальных
связей, в точно такой же степени являются следствием его благочестия и набожности, как и явления
трансцендентного плана. Являлись ли такого рода отношения историческим прецедентом,
существовали ли они на более ранних стадиях исторического развития и лишь впоследствии, путем
абстрагирования и сублимации религиозного чувства, в качестве его абсолютизации, слились в области
трансцендентного, или же такие чувства и тенденции, адресованные существу, находящемуся за
пределами нашего Я, верша свой свободный полет, будучи чисто функционально заложены в нас,
независимые от связей с окружающими нас людьми и социальными институтами, из самих себя создали
для себя объект, который утолил бы и успокоил их, этот вопрос должен остаться здесь — да и вообще
— неразрешенным. Сведения, которые мы стремимся получить, не касаются исторической смены эпох,
а носят чисто практический характер — они должны показать, что в общем психологическом комплексе
отношений индивидуума к другому индивидууму или к группе индивидуумов религиозный мир
располагает своими «провинциями» точно так же, как это происходит, — но в еще более отчетливом и
чистом виде — в религии, понимаемой в общепринятом смысле слова.

==566

00.htm — glava42
Глава III
Теперь, когда я перехожу к тому, чтобы проанализировать рассматривавшиеся до сих пор лишь с
определенной дистанции аналогии социального и религиозного поведения по отдельности, в их
конкретном воплощении, становится ясно, что именно я понимаю под аналогией, — не случайное
сходство независимых друг от друга и не связанных друг с другом явлений, а единство
психологической категории, которая, с одной стороны, реализуется в сфере человеческих
взаимовлияний и взаимосвязей, именно сюда направляя все свои силы и энергетические импульсы, с
другой — не пересоздавая, а непосредственно создавая —направляет те же импульсы на чисто
автохтонные образования; имманентность одних, трансцендентность других явлений обусловлена лишь
различиями в характере материала — и, таксказать, его организацией, — которым пользуется

фундаментальная религиозная функция. Я рассматриваю сначала веру, которую обычно называют
существенным и специфическим свойством религии, ее субстанцией; для ее познания необходимо
прежде всего отделить ее от того, что называется верой в теоретическом смысле. Вера в
интеллектуальном понимании стоит в одном ряду со знанием, просто как более низкая его ступень, она
свидетельствует о наличии причин, которые лишь в количественном отношении менее весомы, чем те,
опираясь на которые, мы утверждаем, что обладаем знанием. Метафизические или
познавательнотеоретические исследования могут привести нас к признанию бытия Божьего вполне
обоснованной или даже при известных обстоятельствах необходимой гипотезой. И тогда мы верим в
Него, как верят в существование светового эфира или атомистическую структуру материи. Однако в
глубине души, непосредственно, мы ощущаем, что когда религиозный человек говорит: «Я верую в
Бога», — то тем самым он подразумевает что-то еще помимо утверждения истинности существования
Бога. Этими словами он не только говорит о том, что признает существование Бога, хотя, строго говоря,
оно недоказуемо; они свидетельствуют об определенном внутреннем отношении к Богу, об
обращенности к Нему всех чувств человека, который всю свою жизнь устремляет к Нему, только с Ним
связывая все свое существование. То, что люди убеждены в существовании Бога как в какой-то
реальности, представляет собой только одну

==567

сторону или теоретическое выражение того психологически субъективного бытия, которое имеется в
виду, когда произносят фразу о вере в Бога. Живущее в этой фразе состояние религиозной души — это
неиссякаемый источник молодости, постоянно порождающий теоретическую веру в существование
Бога вопреки всем контраргументам или всем противоречащим этому фактам.
Одна из своеобразных интерпретаций такого понимания «веры» заключается в том, что и между
людьми существуют отношения, обозначаемые тем же словом, — мы «верим» в когото, что, разумеется,
не означает, будто мы верим в его существование, причем мы и не уточняем, чему именно верим мы в
данном человеке или в сведениях, полученных от него. Говоря, что мы «верим в кого-то», мы просто
обозначаем специфический психологический факт— ребенок верит родителям, подчиненный —
начальнику, друг — своему другу, индивидуум — народу, любящий — возлюбленной, подданный —
своему государю. Вера в реальность отдельных свойств и качеств, которыми обладает объект нашей
веры, представляет собой лишь детализацию или следствие этого основного отношения человека к
человеку, проникнутого особым настроением. Возникая и существуя в той сфере, где не имеет смысла
вопрос о доказательстве и опровержении, эта вера в человека бесчисленное количество раз оказывается
сильнее самых обоснованных объективных подозрений и ясных, очевидных свидетельств
недостойности того, в кого верят. Вера, которая возникает в отношениях человека к человеку, является
религиозной верой. Вера в Бога является такой же устремленной вовне настроенностью субъекта,
лишенной связи со своим эмпирическим предметом, утратившей свой относительный характер, — она
создает свой объект из себя самой, возвышая его в силу этого до степени абсолютного. Эта вера,
принимая социологическую и трансцендентную форму, столь же благотворно сказывается прежде всего
на самой личности. Совершенно справедливо подчеркивалось, какую силу и какой покой, какую
нравственную уверенность и какое освобождение от оков низменной жизни дает вера верующему
человеку, совершенно независимо от объективной реальности своего предмета. Ведь вера — это именно
такое состояние души, которое хотя и связано с объектом, находящимся вне души, за ее пределами, тем
не менее эта связь является внутренним отличительным признаком самой веры. И хотя душа черпает
силы для таких взлетов из своих собственных недр, она — поскольку она заставляет их пройти стадию

==568

веры в Бога — обретает более концентрированную и продуктивную форму, душа противопоставляет
свои собственные силы себе самой, давая им тем самым возможность расти и добиваться
недостижимых в обычных условиях успехов в овладении духовными