блокирует познание. Мы

предлагаем минимально интерпретирующую реконструкцию элементарных основ социологии Зиммеля

как широко признанного научного образца. При этом, конечно, нельзя обойти проблему, как совместить

весьма различающиеся построения трех периодов его творчества. Возможный подход — принимать за

основу лишь самую последнюю версию как окончательную волю автора. Однако нельзя исключить и

другую возможность, о которой говорил сам Зиммель. В предисловии к переизданию в 1904 г. книги

«Введение в науку о морали» он писал, что дальнейшее развитие его взглядов представляет собой в

большей степени восполнение, чем простое отрицание предшествующего. Противоположность

установок не

==569

совпадает с альтернативой «истинное/ложное». То, что оказалось более поздним в индивидуальном

развитии теоретика, еще не обязательно является высшим1. Это позволяет сводить высказывания

разных периодов его творчества в единый текст.

Зиммель всегда придавал большое значение метатеоретическим вопросам. Уже в первом крупном

сочинении «О социальной дифференциации» (1890) он писал, что, исходя из существующих наук и

подтвержденных теорий, можно «зафиксировать очертания, формы и цели науки, еще не приступив к ее

фактическому построению»2. Правда, это суждение носит отпечаток первоначальной позиции Зиммеля,

которую принято характеризовать как позитивизм, сформировавшийся, в частности, под влиянием

Дарвина и Спенсера. Следующий этап его идейного развития связывают со своеобразным усвоением

кантианства, а третий, примерно с 1908 г. и до конца жизни, выделяется разработкой (под влиянием

Бергсона) собственной версии философии жизни (такую трактовку эволюции Зиммеля дает М.

Ландман3).

В самом широком смысле, исходную методологическую позицию Зиммеля можно назвать

релятивизмом, а последовательное развитие его взглядов — попыткой преодолеть релятивизм, который

Зиммель применительно к современности определяет как «склонность к тому, чтобы разлагать

единичное и субстанциальное на взаимодействия…»4. Что касается социальной мысли, для релятивизма

«индивид был лишь местом, где соединяются социальные нити, а личность — лишь тем особым

способом, которым это происходит»5. В отношении принципов познания релятивизм состоит в том,

«что конститутивные, раз и навсегда выражающие сущность вещей основоположения переходят в

регулятивные, которые суть лишь точки зрения прогрессирующего познания»6. Именно в таком

качестве уже в книге «О социальной дифференциации» использовано понятие взаимодействия. «В

качестве регулятивного мирового принципа, — пишет Зиммель, — мы должны принять, что все

находится со всем в каком-либо взаимодействии, что существуют силы и переходящие туда и обратно

отношения между каждой точкой и каждой иной точкой мира; поэтому не может быть логического

запрета на то, чтобы вычленить любые единицы и сомкнуть их в понятие обной сущности, природу и

движения которой мы должны были бы устанавливать с точки зрения истории и законов»7. Дело

решают научная целесообразность (внутренние потребности познания) и интенсивность

взаимодействия (структура объективности), оправдывающая такое выделение.

Соответственно обосновывается и социология как самосто

==570

ятельная дисциплина. Взаимодействие «составляет человеческую жизнь», оно есть даже там, где, на

первый взгляд, имеет место лишь одностороннее воздействие8. Общество же «существует там, где во

взаимодействие вступает множество индивидов»9. Таким образом, все человеческое оказывается вместе

с тем и общественным. Формулируя наиболее радикальным образом, можно сказать, что «ведь и

отдельный человек не есть то абсолютное единство, коего требует считающееся лишь с последними

реальностями познание… Напротив, он есть продукт и сумма многообразнейших факторов, о которых

как по качеству их, так и по функции только в самом приблизительном и относительном смысле можно

сказать, что они сходятся в некоторое единство»10. Более уравновешенное — и более позднее —

утверждение (в предисловии ко второму и третьему изданиям «Проблем философии истории») состоит

в том, что «человека познаваемого делают природа и история: но человек познающий делает природу и

историю»11. В эмпирическом смысле единство представляет собой взаимодействие элементов, будь то

органическое тело или государство; «даже мир мы не могли бы называть единым, если бы не влияние

каждой его части на каждую…»12.

Поэтому социология поступает совершенно законным образом, когда разлагает «индивидуальные

существования», задаваясь вопросами: «Что происходит с людьми, по каким правилам они движутся, но

не постольку, поскольку они развертывают целостность своих доступных постижению отдельных

существований, а поскольку они, в силу своего взаимодействия, образуют группы и определяются этим

групповым существованием»13. Однако проблема тем самым не снимается и выступает в качестве

источника продуктивного напряжения во всем творчестве Зиммеля. особенно во второй его половине:

общество творится человеком, но становится при этом независимым от него; человек находится на

скрещении социальных взаимодействий, но не исчерпывается ими.

Уже в ранних работах Зиммель фиксирует тенденцию сводить все, что происходит в религии,

хозяйственной жизни, морали, технической культуре, политике и т.д., к исторической ситуации,

потребностям и деятельности совокупности людей, т.е. редуцировать отдельные события к

социальному. Но тогда социология — не что иное, как новое имя для комплекса (как это тогда

называлось) «наук о духе»14, поскольку эта тенденция им присуща. Ни филология, ни правоведение, ни

психология, ни наука о политике, ни теология ничего от этого нового

==571

наименования не выиграют. В той мере, в которой вся сфера общественного оказывается поделенной

между другими науками, становление социологии не может идти подобно тому, как создавались другие

социальные науки16.

Для корректной постановки вопроса необходимо принять во внимание, что понятие общества у

Зиммеля имеет два значения, нуждающиеся в строгом аналитическом разделении. «Вопервых, это

комплекс обобществленных индивидов, общественно оформленный человеческий материал,

составляющий всю историческую действительность. Но, кроме того, общество — это еще и сумма тех

форм связи, благодаря которым из индивидов только и получается общество в первом смысле»16.

Поэтому, хотя человечество может быть объектом науки в бесчисленном множестве аспектов,

социология как «учение о бытии-обществом (Gesellschafts-Sein) человечества» относится к другим

специальным наукам, как геометрия — наука о формах материальных тел — относится к наукам о

материи17. «Но общество в его постоянно реализующейся жизни всегда означает, что отдельные люди

связаны благодаря взаимовлиянию и взаимоопределению. Оно, таким образом, есть нечто

функциональное, нечто такое, что создается индивидами и претерпевается ими, и в соответствии с его

основным характером следовало бы говорить не об обществе, но об обобществлении

(Vergesellschaftung)»18. Обобществление есть та форма, в какой индивиды, на основании тех или иных

интересов, образуют единство, «срастаются» в единство, говорит Зиммель. «Некоторое число людей

становится обществом не потому, что в каждом из них существует какое-то предметно определенное

или индивидуально побуждающее жизненное содержание; но только тогда, когда жизненность этих

содержаний обретает форму взаимовлияния…»19.

Понятие обобществления, обобществленности звучит для нас в таком контексте непривычно. Поэтому

имеет смысл сделать небольшое терминологическое отступление. Понятие «Vergesellschaftung» может

переводиться на русский язык только как «обобществление». Это, разумеется, навевает мысли о

передаче средств производства или иной собственности в руки общества. Такое же значение ставит на

первое место и авторитетный немецкий словарь20; при этом предлагается лишь одно дополнительное

значение: «sich vergesellschaften» — «объединиться в торговое общество». Но у Зиммеля речь идет об

обществе как процессе, общество непрерывно порождается взаимодействием; индивиды соединяются в

общество, т.е. «

==572

обобществляются». Не случайно, хотя и очень редко, в работах Зиммеля проскальзывает понятие

социализации: взаимодействуя, индивиды делаются «общественными».

Социология и должна изучать формы обобществления. Эту идею Зиммель считал своей важнейшей

заслугой в деле обоснования новой науки. Однако, сформулировав ее впервые в 1894 г. в небольшой

статье «Проблема социологии»21, он впоследствии неоднократно уточнял свою точку зрения. С самого

начала Зиммель акцентировал чисто формальный момент: социология исследует формы

обобществления как таковые, отвлекаясь от специфических интересов и «содержаний»,

осуществляющихся в этих формах. «Особые причины и цели, без которых, конечно, никогда не

происходит обобществление, образуют некоторым образом тело, материал социального процесса; но то,

что действие этих причин, споспешествование целям вызывает среди их носителей именно

взаимодействие, обобществление, — есть форма, в которую облекаются эти содержания…»22. Хотя

фактически в исторической реальности форма и содержание сплавлены, социология исходит из того,

что одна и та же форма может быть наполнена разными содержаниями, а одно и то же содержание

выступать в разных формах. Как всякая наука вычленяет из совокупности взаимодействий лишь некий

момент, так социология исследует то, «что в обществе является «обществом»23.

Однако в это время Зиммель еще не был свободен от психологизма, который позднее стремился

преодолеть. Методы для изучения форм обобществления, по его мнению, те же, что у всех

сравнительных психологических наук, поскольку и здесь в основании всего лежат фундаментальные

психологические феномены, первичные психические процессы: поиск и оказание помощи, любовь и

ненависть, чувство удовлетворения и т.д., относящиеся к взаимному воздействию индивидов и групп24.

Поэтому и социология как специальная социальная наука занимается непосредственным

психологическим истолкованием подлежащих исследованию явлений. Впоследствии Зиммель дает

критику психологизма, в частности, при наиболее широко развернутом обосновании своего подхода: в

первой главе «Проблема социологии» большой «Социологии»25. Подзаголовок книги недвусмыслен:

«Исследования форм обобществления».

Продолжая то направление размежевания с другими социальными науками, которое было предложено

еще в первоначальном проекте, Зиммель показывает, что понимание ключевой роли взаимодействия в

определении сущности и проявле

==573

ний человека приводит к новому «способу рассмотрения во всех так называемых науках о духе….

Социология, следовательно, относительно всех существующих наук есть новый метод,

вспомогательное средство исследования…»26. Но социология — не просто метод. Хотя у нее нет особого

объекта, однако есть свой специфический предмет. Она должна иначе рассматривать известные факты.

Точку зрения для такого обращения с фактами дает различение формы и содержания общества27. Через

бесчисленные взаимодействия людей возникает общество. История и законы всего этого образования

представляют собой предметы общественной науки в широком смысле, уже разделившейся на

отдельные дисциплины. А социология в указанном смысле исследует только те абстрагированные

формы взаимодействия, «которые не столько вызывают обобществление, сколько, напротив, сами суть

обобществление; общество в том смысле, какой может использовать социология, есть тогда либо

абстрактное общее понятие этих форм, род, видами которого они являются, либо та или иная

действенная сумма этих видов»28.

Однако родовому понятию общества не соответствует никакая обширная форма, обнимающая все

остальные29. В свою очередь, формы обобществления даже в обозримом будущем не удастся разложить

на какие-то более простые элементы30. Поэтому формы как таковые могут быть сопряжены лишь с

очень ограниченным кругом явлений. Иными словами, форма как феномен редко существует в чистом

виде. Например, если просто говорить о господстве и подчинении, то общие высказывания об этой

форме мало что дадут, а исследование конкретных особенностей того и другого не может, конечно,

иметь столь же универсального характера. Однако ничто не позволит нам увидеть общество как «форму

форм» (ниже мы еще вернемся к этому). Позднее в работе «Понятие и трагедия культуры» Зиммель то

же самое скажет о культуре: у нее нет никакого «конкретного единства формы для ее содержаний»,

«объективный дух» бесформен31. Следовательно, необходимы некоторые исследовательские

процедуры, определяющие формальный подход к обществу.

Формы могут быть соотнесены с исторической действительностью двумя способами. Во-первых, можно

рассматривать те или иные исторические явления, абстрагируя их из всей совокупности реальности под

углом зрения той или иной значимой тут закономерности. Во-вторых, можно рассматривать те или

иные формы обобществления под углом зрения их конкретного осуществления32. В сложных феноменах

вычленяются «боль

==574

шие обществообразующие отношения и взаимодействия», которые мы обнаруживаем, делая как бы

поперечный срез исторических явлений и отсекая все различия между ними. Сюда же присоединяются

явления либо более специального характера, либо более сложные.

Каким же образом вычленяются эти формы, даже если оставить в стороне вопрос о том, насколько

вообще тождественны формы с разным содержанием? Точнее, как, имея в распоряжении сложные

исторические факты, со всем богатством их содержания, «материальной тотальности», надежным

образом выделить «чистое обобществление», не спутав его с моментом содержательным, с

«материальной определенностью»33? Здесь приходится говорить об «интуитивном процессе». Но