радикальных партий в те эпохи, когда широкие массы охвачены движением, и бессилие партий,
выступающих в роли посредника с требованием прав для обеих враждующих сторон; мы понимаем
также и то, почему именно те религии достигали величайшего духовного господства над массами,
которые самым решительным и односторонним образом отвергали всякое посредничество, всякое
допущение инородных составных элементов.
Может показаться, что этому противоречит то утверждение (его иногда приходится слышать), что
религиозные общины бывают тем меньше, чем незначительнее совокупность их догматов, и что объем
веры прямо пропорционален числу последователей. Поскольку чтобы вместить большое число
представлений, необходим более дифференцированный дух, чем для того, чтобы вместить небольшое
число их, то, соответственно, именно более обширная группа отличалась бы большей духовной
дифференцированностью, если бы ей как таковой оказалась присуща более разнообразная совокупность
веры. Но если мы даже признаем этот факт, то он только подтвердит правило, а не составит
исключения. Именно в религиозной области единство и простота требуют гораздо большей
углубленности мысли и чувства, чем пестрое разнообразие, подобно тому, как кажущаяся
дифференцированность многобожия является по отношению к монотеизму первоначальной ступенью.
Итак, если какой-нибудь член группы находится очень низко, то область, общая для него и его группы,
относительно велика. Но это же самое общее в абсолютном значении должно быть тем ниже и грубее,
чем больше таких отдельных членов, потому что более высокое общее возможно, конечно, лишь там,
где им обладают отдельные составляющие части группы. Если обнаруживается, что члены-группы
находятся на относительно, т.е. сравнительно с достоянием всей группы, низком уровне развития, то
это означает, что ее достояние находится на абсолютно низком уровне — и наоборот. Весьма
соблазнителен, но тем не менее поверхностен был бы вывод отсюда, что при высокой взаимной
дифференцированности отдельных индивидов область того, что обще им всем, должна все уменьшаться
и, наконец, ограничиться самыми необходимыми и, следовательно, низшими свойствами и функциями.
Правда, предыдущая глава нашего сочинения основана на идее, что чем обширнее социальный круг,
тем меньше должна быть область общего только для него, и что расширение его возможно только вме
==383
сте с возрастающей дифференциацией, так что эта последняя обратно пропорциональна величине
общего содержания. Чтобы разрешить это кажущееся противоречие с указанным выше утверждением,
мы можем представить себе схематически это отношение так, что первоначальное состояние
отличалось очень низким социальным уровнем, причем индивидуальная дифференцированность была в
тоже время весьма незначительна. Развитие повысило то и другое, но так, что увеличение общего
содержания произошло не настолько же, насколько повысилась дифференциация. Следствием этого
будет то, что дистанция между дифференцированностью и общим содержанием станет все время
увеличиваться, что социальный уровень в сравнении с превышающей его дифференциацией будет
становиться все ниже и беднее, хотя сам по себе он находится в состоянии непрерывного роста. Итак,
все эти три определения: значительная абсолютная высота общего достояния группы, значительная
абсолютная высота индивидуализации и бедность первого в сравнении с последней, —должны быть
непременно соединены. По этой схеме протекает много разных аналогичных процессов развития. В
настоящее время пролетарию доступно много жизненных удобств и культурных благ, которых он был
лишен в предшествующие столетия, и все-таки пропасть между его образом жизни и образом жизни
высших сословий чрезвычайно увеличилась. На высокой ступени культуры дети гораздо смышленее,
чем в эпохи более невежественные, и тем не менее не подлежит сомнению, что путь, который им нужно
пройти до высших ступеней развития, длиннее, чем вообще в те эпохи, когда* человечество было
«ближе к детству». Точно также и у индивида в период юности, например, чувственные и
интеллектуальные функции развиты почти одинаково; и хотя по мере роста первые развиваются,
становясь богаче и сильнее, но, по крайней мере у многих натур, далеко не настолько же, насколько
последние, так что значительная абсолютная высота и тех и других очень хорошо уживается с
относительной бедностью первых в сравнении с последними. Так, мы видим и в нашем случае:
духовное различие между образованными и необразованными достигает больших размеров в то время,
когда последние по своему образованию стоят уже на более высокой ступени, чем тогда, когда между
ними имеется больше общего сходства в духовном содержании. И в нравственной области дело
обстоит, по меньшей мере, сходно; конечно, социальная нравственность, в том ее виде, как она, с одной
стороны, объективирована в правовом строе, формах общения
==384
и т.д., а с другой — обнаруживается в среднем уровне сознательных убеждений, — такая социальная
нравственность повысилась. Однако несомненно также, что увеличился размах колебаний между
добродетельными и порочными поступками; следовательно, абсолютная высота дифференциации
может сколько угодно высоко возвышаться над абсолютной высотой социального уровня, по крайней
мере, первая не зависит от последней. Но в большинстве случаев, как мы уже видели, известная
абсолютная высота общего содержания является даже условием того, что уровень его в сравнении с
высотой дифференциации относительно низок. А с этим коррелирует установленное выше положение,
что при неразвитом социальном уровне должна преобладать недостаточная индивидуальная
дифференцированность.
Это отношение очень важно, потому что оно показывает нам, как мало нужно для того, чтобы сделаться
вождем и господином в невежественной орде, стоящей на низком уровне развития. Это характерно даже
и для животных, живущих стадами и стаями, у которых вожак далеко не всегда обладает такими
выдающимися качествами, которые могли бы оправдать его особое положение; точно так же можно
часто наблюдать и среди школьников, что ребенок достигает среди своих товарищей своего рода
господствующего положения, совсем не отличаясь при этом какими-нибудь особенными физическими
или духовными силами, которые предопределяли бы его к этому. Весьма незначительное или весьма
одностороннее возвышение над средним уровнем доставляет уже тем самым преимущество перед очень
многими, если отклонения от него в ту или другую сторону крайне незначительны; возвыситься над
сильно дифференцированным обществом тем труднее потому, что если даже кто-нибудь превзойдет
средний уровень в каком-то отношении, то всегда найдутся другие, у которых развиты другие стороны
и которые выделяются именно в аспекте своего наибольшего развития. Поэтому весьма характерны
сообщения о неграх, живущих на побережье: у них самый способный человек в селении обычно
совмещает в одном лице кузнеца, столяра, архитектора и ткача; характерно, что у низших племен умные
люди всегда являются одновременно жрецами, врачами, колдунами, учителями юношества и т.д. Вряд
ли можно предположить соединение действительных специфических дарований для всех этих
разнородных функций, скорее здесь имеет место превосходство лишь в одном каком-нибудь
отношении, которое, однако, при общем низком уровне окружения превра
13—2067
==385
щается в выдающееся положение вообще. Этот же характерный момент лежит в основании того
психологического факта, что необразованные люди ожидают и требуют тотчас же чегото необычайного
и во всех других отношениях от того, кто совершил в какой-нибудь области что-нибудь
необыкновенное и внушающее им уважение. Если индивид прикован к общему, а потому и более
низкому уровню, то ему достаточно бывает и незначительного дифференцирующего возвышения над
этим уровнем, чтобы всесторонне овладеть ситуацией. Некоторые хотели бы считать за целесообразный
момент в социальной революции то обстоятельство, что именно на тех ступенях, где господство и
подчинение должны положить первое и важнейшее основание культуры, общий недостаток
дифференцированности облегчает восхождение господствующих личностей. Аналогичным образом
дело обстоит с представлениями индивида. Чем менее дифференцирована, чем менее развита вся масса
представлений, тем легче отклоняющееся представление займет господствующее положение, тем
скорее за него ухватываются страстно, независимо от того, заслуживает оно этого по существу или нет;
импульсивность и упрямая страстность людей грубых и недалеких представляет собой часто
наблюдаемое явление такого рода. Так, мы видим повсюду, что дифференцированному и особенному
придается такая ценность, которая обнаруживает лишь очень непостоянное отношение к его
действительному значению; чем ниже стоит группа, тем заметнее всякая дифференциация, потому что
низкая ступень означает сплошное сходство индивидов и всякая особенность сообщает поэтому тотчас
же исключительное положение ко многим другим.
Итак, если в уже более дифференцированной массе следует достигнуть нивелирования,
предполагаемого единообразием ее действий, то это не может произойти таким образом, что низший
поднимется к высшему, а тот, кто остановился на более примитивной ступени развития, поднимется к
тому, кто более дифференцирован; возможно лишь, что высший опустится на ту ступень, которую он
уже преодолел; только то может быть обще всем, что составляет достояние беднейшего. Там, где над
двумя классами, из которых один был до сих пор господствующим, а другой подвластным, воздвигается
некое правление, оно обыкновенно опирается на последний. Ведь для того, чтобы суметь подняться
одинаково над всеми слоями, оно должно их нивелировать. Нивелирование же возможно только таким
способом, что высшие будут придавлены больше, чем низшие под
==386
няты. Поэтому узурпатор находит в последних людей, более склонных к его поддержке. С этим связано
то обстоятельство, что желающий воздействовать на массы обратится для этого не к теоретическим
убеждениям, но будет, в сущности, лишь взывать к их чувствам. Ибо чувство с филогенетической точки
зрения представляет, несомненно, низшую ступень по отношению к мышлению; удовольствие и боль, а
равным образом и определенные инстинктивные чувства, побуждающие к сохранению своего Я и
своего рода, развились, во всяком случае, до того, как появилось какое бы то ни было оперирование с
понятиями, суждениями и умозаключениями; а потому толпа куда скорее сойдется на основе и
посредством примитивных чувств, чем посредством абстрактных рассудочных функций. Пусть у нас
перед глазами определенный индивид. Мы можем предположить достаточную дифференцированность
его душевных сил, которая оправдала бы попытку путем пробуждения в нем теоретических убеждений
воздействовать на его чувства. Обе душевные энергии должны сначала достигнуть известной
самостоятельности, чтобы оказывать воздействие друг на друга, которое определялось бы их
предметным содержанием. Где дифференциация еще не достигла этого уровня, там влияние будет
иметь место лишь в том направлении, в котором идет естественное психологическое развитие; но
поскольку масса как таковая не дифференцирована, то путь к ее убеждениям лежит, в общем, через ее
чувства; поэтому с ней нужно будет поступать прямо противоположным образом, чем с индивидом:
воздействовать на чувства, чтобы образовать убеждения.
Этому должно содействовать еще одно явление, которое особенно ясно можно наблюдать в поведении
собравшейся толпы: впечатление или импульс усиливаются от того, что они одновременно захватывают
большое число отдельных людей. То же самое впечатление, которое оставило бы нас довольно
холодными, если бы коснулось нас одних, может вызвать очень сильную реакцию, когда мы находимся
в более многочисленной толпе, хотя и каждый отдельный член ее попадает в совершенно ту же
ловушку; как часто мы откликаемся в театре или в собраниях смехом на такие шутки, на которые в
комнате бы реагировали, только пожимая плечами; какой-нибудь импульс, которому вряд ли
последовал бы каждый в отдельности, приводит его, как только он находится в большой толпе, к
совершению совместно с другими поступков, связанных с порывом сильнейшего энтузиазма и
заслуживающих похвалы или порицания. Если толпа в выражении своих чувств увлекает за собой
==387
отдельного человека, то это совсем не значит, что последний сам по себе совершенно пассивен и что
только другие, иначе настроенные, побуждают его поступать так, как он поступает; так может казаться
ему с его субъективной точки зрения; но ведь фактически толпа состоит сплошь из отдельных людей, с
которыми происходит то же самое. Здесь имеет место самое чистое взаимодействие; каждый отдельный
человек способствует общему настроению, воздействие которого на человека, конечно, количественно
столь велико, что собственный вклад индивида кажется ему исчезающе малым. Хотя и нельзя
установить закон постоянной функциональной
