с признанием таковых со
стороны совокупности, то учение, относительно которого имеет место это признание, обеспечивает всю
поддержку и все удовлетворение, сообщаемые первыми. Одно вполне заслуживающее доверия лицо
рассказывало мне о беседе с одним из высших сановников католической церкви, в ходе которой
последний сказал: «Самыми искренними и полезными приверженцами католической церкви всегда
были те люди, которые совершили прежде тяжкий грех или впали в заблуждение». Это вполне понятно
психологически. Тот, кто сильно заблуждался, в нравственной области или в теоретической, бросается в
объятия всему, что кажется ему непогрешимой истиной; это значит, что субъективный
индивидуалистический принцип оказался в его глазах настолько неудовлетворительным, что он ищет
теперь тот уро
*
Вообще, в целом (греч.); отсюда, собственно, и «католический», т.е. вселенский.
==398
вень, на котором согласие с совокупностью даст ему надежность и спокойствие.
Между тем невыгодная сторона такого преимущества состоит не только в том, что социологический
уровень, как показано выше, чтобы быть доступным всем, должен быть настолько низок, что высшие
вынуждены спуститься гораздо больше в сравнении с тем, насколько он поднимает низших; помимо
этого освобождение от индивидуальной ответственности и инициативы приводит к тому, что
пропадают без дела нужные для этого силы, причем оно сообщает индивиду беззаботную уверенность25,
задерживающую заострение и формирование его склонностей. В царстве птиц мы находим тому
замечательные примеры; рассказывают об австралийских лорикетах, туканах и об американских
голубях, что они ведут себя очень глупо и неосторожно, когда летят большими стаями, и, наоборот,
обнаруживают пугливость и смышленость, когда держатся по одиночке. Каждая отдельная птица,
полагаясь на своих товарищей, избавляет себя от некоторых высших индивидуальных функций, но от
этого в конце концов страдает и уровень совокупности.
Однако в общем и целом социальный уровень имеет тем больше шансов на повышение, чем больше
членов он насчитывает. Во-первых, борьба за существование и за привилегированное положение острее
в тех случаях, когда она ведется многими, чем тогда, когда ведется немногими, и отбор происходит в
первом случае с большей суровостью. На высоком уровне культуры, доступном высшим десяти
тысячам, положение которых достаточно обеспечено для того, чтобы они могли завоевать себе
возможность существования ценою гораздо меньшей борьбы, — на этом уровне, на котором индивид
специализируется достаточно рано, чтобы иметь возможность занять положение, вокруг которого
борьба идет сравнительно не так ожесточенно, то и дело обнаруживаются невыгодные стороны менее
сурового отбора. Уже во внешнем отношении, думается мне, все возрастающая физическая слабость
наших высших сословий происходит в значительной степени от того, что слабых и едва
жизнеспособных детей они все-таки выращивают благодаря отличному уходу и гигиене, причем,
конечно, не могут сделать их надолго нормальными и сильными людьми. В эпохи более грубые, а также
среди низших сословий, куда не проникли еще гигиенические средства, доступные лишь немногим,
естественный отбор уносит более слабые существа и позволяет вырасти только более сильным. Но,
==399
самого начала существует вероятность, что среди большого числа участвующих есть больше
выдающихся натур, так что эта борьба находит благоприятный материал, и вследствие энергичного
вытеснения более слабых средний уровень становится все более благоприятным для совокупности. Эта
польза большого числа обнаруживается во всей природе. Один знаток говорит об овцах в одной части
Йоркшира, что порода их не может быть улучшена потому, что они обычно принадлежат бедным
людям, у которых их всегда немного; с другой стороны, как отмечает Дарвин, садовники, работающие
на продажу и разводящие одни и те же растения в большом количестве, достигают лучших результатов
в образовании новых и ценных разновидностей, чем простые любители; Дарвин прибавляет, что
распространенные и обыкновенные виды имеют больше шансов произвести в данный промежуток
времени положительные изменения, чем виды более редкие. Мне кажется, что это обстоятельство
значительно проясняет органическое развитие вообще. После того как известный вид распространился
и стал господствующим, из него благодаря особенным условиям выделяется подвид, который,
существуя в немногих экземплярах, обнаруживает известную стабильность. Если после этого
возникают новые жизненные условия, требующие иного приспособления, то вид, оставшийся на
первоначальной ступени и более многочисленный, будет иметь на основании указанных выше
преимуществ большой численности больше шансов хотя бы отчасти измениться применительно к
новым требованиям, чем тот подвид, который уже выделился и, может быть, прежде был лучше
приспособленным. Вот почему аристократии, поднявшиеся благодаря дифференциации над общим
уровнем и образовавшие на некоторое время более высокий самостоятельный уровень, так часто теряют
потом свою жизнеспособность в противоположность уровню более низкому. Потому что последний
благодаря численному перевесу своих участников прежде всего с большей вероятностью породит при
изменившихся условиях выдающиеся личности, особенно хорошо к ним приспособленные; кроме того,
низкая ступень развития, при которой более резкая дифференциация существует еще в зародыше,
является для многих более благоприятным условием, потому что она представляет мягкий, легко
поддающийся формированию материал, тогда как резко очерченные индивидуализированные формы
хотя и более соответствуют своим первоначальным жизненным условиям, но измененным и
противоположным условиям соответствуют, нередко, меньше. Этим и
==400
объясняется, почему классы с односторонне выраженным социальным достоянием имеют меньше
преимуществ в эпохи изменчивые, в эпохи оживленного движения, чем те классы, у которых совсем
мало общего; так, в движениях современного культурного общества шансы крестьянского сословия и
аристократии уступают шансам среднего промышленного и торгового сословия, у которого нет таких
прочных и определенно дифференцированных социальных святынь.
Говоря о социальном уровне и его отношении к индивидуальности, надо иметь в виду два его значения,
которые в предыдущих рассуждениях мы не всегда могли отделить друг от друга. Под общим духовным
достоянием некоторого числа людей можно понимать ту часть индивидуального достояния, которая
равно наличествует у каждого из них; но кроме того, оно может обозначать и то коллективное
достояние, которым ни один из них сам по себе не обладает. С точки зрения теории познания общность
в последнем смысле можно было бы назвать реальной, а в первом — идеальной, поскольку она может
быть познана как таковая только через взаимное сравнение, посредством соотносящего познания; что
такое-то число других имеет такие же свойства, как и данный индивид, — это само по себе могло бы и
не касаться его в том смысле, что означало бы действительное единство с ними. Между высотами двух
этих социальных уровней существуют самые разнообразные отношения. С одной стороны, восходящее
развитие можно будет выразить формулой, что объем социального уровня в смысле тождественности
уменьшается в пользу социального уровня в смысле коллективного достояния; предел такому развитию
ставится тем обстоятельством, что индивиды должны сохранить известную степень одинаковости,
чтобы им еще можно было получать известные выгоды от единого общего достояния. Конечно, с
расширением последнего единообразие его в строгом смысле слова должно пострадать и распасться на
многораздельные части, единство которых из субстанциального постепенно превращается в чисто
динамическое; иными словами, оно обнаруживается еще только в функциональном взаимосцеплении
отдельных составных частей, по содержанию своему очень различных, которые, соответственно, и дают
возможность разнородным индивидуальностям участвовать в общем публичном достоянии. Так,
например, всепроникающая и многочленная правовая система будет возникать там, где появляется
сильная дифференциация между отдельными людьми по положению, профессии и имущественному
состоянию и где возмож
==401
ные между ними комбинации образуют множество вопросов, которые не могут быть удовлетворительно
разрешены определениями примитивного права; несмотря на это, между всеми этими лицами должно
будет все-таки сохраниться известное единообразие, чтобы это право действительно могло быть
всесторонне удовлетворительным и соответствовало нравственному сознанию отдельных людей.
Расширение социального уровня в смысле одинаковости и в смысле общего достояния не сможет,
следовательно, обойтись без компромисса даже и там, где возрастающая дифференциация создает или
находит такие формы публичного духа, которые открывают для самых разнообразных стремлений и
образов жизни возможность совместного существования на основах права и нравственности. Наоборот,
так или иначе вызванное расширение коллективного достояния должно повести за собой и расширение
индивидуального сходства. Это бывает наиболее очевидно тогда, когда какая-либо нация старается
присоединить к себе завоеванные провинции также и внутренним образом, путем насильственного
введения своего языка, своего права и своей религии; в течение нескольких поколений сгладятся резкие
различия между старыми и новыми провинциями и тождественность объективного духа приведет к
большей тождественности также и между отдельными экземплярами субъективного духа. Я сошлюсь на
пример, по сущности своей отсюда очень далекий: это замечательное взаимное уподобление во всем
существе, в характере, наконец, и в чертах лица, которое можно иногда наблюдать между престарелыми
супругами. Судьба, жизненные интересы и заботы создали для них очень широкий общий уровень,
общий совсем не в том смысле, чтобы каждый из них с самого начала обладал одинаковыми личными
свойствами; но он возникает и существует26 между ними до известной степени в качестве
коллективного достояния, из которого нельзя вычленить долю отдельного супруга, потому что она
вообще как таковая не существует. Подобно тому как в случае притяжения между двумя
материальными предметами ни одному их них нельзя приписать тяжесть в качестве его
индивидуального свойства, потому что каждый из них имеет тяжесть только по отношению к другому,
точно так же в переживаниях и внутренних приобретениях, при конституировании объективного духа в
пределах брачной жизни нельзя всегда приписывать каждому из супругов некоторую, хотя бы и
равную, долю в нем, потому что он создается только в совместности и благодаря ей. Но эта
совместность, в свою очередь, оказывает воздействие на то,
==402
что представляет из себя каждый в отдельности, и создает ту тождественность в личностном мышлении,
чувствовании и волении, которая, как мы уже сказали, проявляется, в конце концов, и вовне.
Предпосылкой для этого является, конечно, то, что индивидуальные различия с самого начала не
чрезмерно велики, потому что иначе образование такого объективного общего уровня встретило бы
затруднения. В то же время абсолютная величина последнего имеет известный предел, если она должна
привести к тем последствиям, о которых идет речь; а именно, при известной степени расширения снова
открывается возможность, чтобы сообразно с индивидуальными наклонностями кто-то больше
находился под влиянием некоторой части, под влиянием одного из отношений коллективного
достояния, другой — под влиянием других; при этом общее достояние может все еще существовать; но
тогда как относительно индивидуального достояния участников величина его прямо пропорциональна
его уподобляющему действию, то в абсолютном выражении она, возрастая сама, создает все больше
возможностей неодинаковых воздействий. Поэтому постепенное взаимоотождествление наблюдается
особенно у тех супругов, отношения которых спокойны и просты, и если бы кто-нибудь захотел
высказать это именно о бездетных супругах, то это имело бы как раз такой смысл; ибо хотя общий
уровень сильно увеличивается благодаря появлению детей, но он становится от этого разнообразнее и
дифференцированнее, и это делает сомнительным одинаковое воздействие его на индивидов
В хозяйственной области обнаруживается другая комбинация между социальным уровнем в обоих его
значениях и дифференциацией. Обильное предложение одинаковых услуг при ограниченном спросе
создает конкуренцию, которая в гораздо большей степени, чем принято считать, уже непосредственно
является дифференциацией. Ведь хотя предлагается совершенно один и тот же товар, но каждый
должен все-таки стараться отличить себя от других, по крайней мере, по способу предложения, потому
что иначе потребитель оказался бы в положении Буриданова осла. Каждый должен стараться отличить
себя от всех других оформлением товара, или, по крайней мере, его размещением, тем, что расхваливает
свои услуги или, по крайней мере, тем, с какой миной он это делает. Чем однороднее предложения по
своему содержанию, тем более значительны различия, которые придаются этому предложению со
стороны индивидуальной; этому содействует еще и то, что
