мы
научаемся понимать действие наследственности; слияние же известного постоянного числа людей в
одну группу, рассматриваемую как единство в аспекте внутреннего членения, военной службы,
налогообложения, уголовной ответственности и т.д., лишено всякого рационального основания, и тем
не менее там, где мы его можем проследить, оно является восполнением принципа родства и служит для
достижения более высокой ступени культуры. А оправданием для него служит не terminus a quo — в
этом отношении семейный принцип, как основание для дифференциации и интеграции, превосходит
всякий другой, — но terminus ad quem; высшей государственной цели это деление, очевидно,
соответствует более, чем то древнейшее, именно потому, что оно благодаря своему схематичес
==425
кому характеру легко поддается обозрению и организации36. Здесь обнаруживается своеобразное
явление культурной жизни: учреждения и формы общения, полные смысла и значения, вытесняются
такими, которые в себе и для себя являются совершенно механическими, внешними,
неодухотворенными; только более высокая, стоящая за пределами этой прежней ступени, цель
сообщает их совместному действию или их позднейшему результату духовное значение, на которое не
может претендовать каждый элемент в отдельности; таково характерное отличие современного солдата
от средневекового рыцаря, механической работы — от ручного труда, таков характер современной
униформированности и нивелированности столь многих жизненных отношений, которые прежде были
предоставлены свободному самоопределению личности. Теперь же, с одной стороны, механизм стал
слишком велик и сложен, чтобы он мог, так сказать, выражать в каждом из своих элементов какуюнибудь цельную идею; каждый из них может иметь скорее лишь характер чего-то механического и
самого по себе незначительного, внося свой вклад в реализацию некоторой идеи только в качестве
члена целого. С другой стороны, имеет место многообразное действие дифференциации, которая
выделяет духовный элемент деятельности, так что механическое и духовное получают обособленное
существование; например, деятельность работницы за ткацкой машиной гораздо менее одухотворенна,
чем деятельность ткачихи, но при этом дух этой деятельности перешел, так сказать, к машине,
объективировался в ней. Таким образом, социальные учреждения, классификации и соединения могут
становиться более механическими и внешними и все-таки служить культурному прогрессу, если
появляется более высокая социальная цель, которой они просто должны подчиниться и которая им
больше не позволяет сохранить для себя тот дух и смысл, которым предыдущее состояние замыкало
телеологический ряд: так объясняется вышеуказанный переход в социальном делении от родового
принципа к принципу десятка, хотя фактически последний в противоположность естественной
гомогенности семьи выступает как соединение объективно гетерогенного.
Кроме того, в примитивных обществах и именно в таких, которые образуются из соединения
элементарных, уже замкнутых в себе групп, вождь очень часто назначается посредством выборов
сначала для войны, а потом и для постоянного господства; благодаря его преимуществам это
достоинство переносится на него добровольно, тогда как в других местах он об
==426
ретает его благодаря тем же преимуществам, но путем узурпации; и там и тут, однако, оно угасает —
самое позднее вместе с его смертью, — так что принципатом так или иначе завладевает какая-нибудь
другая личность, обладающая такими же преимуществами. Между тем социальный прогресс связан
именно с нарушением процедуры, которая исходит из личных качеств, и к установлению
наследственного княжеского достоинства; хотя принцип наследственности, сравнительно механический
и внешний, приводит к тому, что трон занимают слабоумные, дети и люди, во всех отношениях к этому
непригодные, то вытекающие из него надежность и непрерывность государственного развития
перевешивают все преимущества более рационального принципа, согласно которому вопрос о том,
кому должна принадлежать власть, решают личные качества. Если смена властителей определяется не
объективным отбором, а внешней случайностью рождения, и это тем не менее содействует культурному
прогрессу, то сказать, что такое исключение подтверждает правило, можно лишь постольку, поскольку
оно показывает, что и правило подчинено само себе, т.е. даже оно само, даже замена внешнего,
схематического внутренним, рациональным не может, в свою очередь, превратиться в схематическую
норму. Наконец, здесь следует указать то положение дел, до известной степени аналогичное, которое
сообщило моногамии преимущество перед промискуитетом. Если именно сила, здоровье и красота
родителей делают наиболее вероятным появление здорового потомства, то нужно будет ожидать
вырождения рода там, где членам его, уже состарившимся и истощившимся, обеспечена возможность
иметь потомство. А это как раз имеет место в браке на всю жизнь. Если бы после каждого
деторождения каждый член полового соединения снова имел активное и пассивное избирательное
право по отношению к другому полу, то те особи, которые уже утратили свое здоровье, силу и
привлекательность, не были бы допущены к новому деторождению, и, кроме того, было бы больше
вероятности, что индивиды, действительно друг к другу подходящие, встретятся между собой. В
противоположность этому возобновлению выбора, беспрестанному пересмотру рациональных
оснований и рациональной цели полового соединения нерушимая прочность брачного союза, его
продолжение после того, как полностью исчезли определившие его основания (даже в том случае, когда
это касается только данного отношения, а сочетание каждой из сторон с какой-нибудь другой было бы
еще вполне рациональным), эта постоянная прочность брака является до изве
==427
стной степени внешней и механической процедурой. Подобно тому, как наследственность принципата,
заменившая приобретение его на основании личных качеств, носит схематический характер, точно так
же пожизненный брак вводит всю будущность пары в схему одного определенного отношения, которое
хотя и является для данного момента адекватным выражением внутренних отношений этой пары,
однако уничтожает возможность варьировать их, чего якобы должна желать совокупность в интересах
более крепкого потомства; это и выражается в народной вере в то, что внебрачные дети бывают более
крепкими и одаренными. Но подобно тому как в первом случае второстепенные последствия
стабильности сильно превышают все те преимущества, которые дает основанное на объективных
моментах определение, так и фиксируемый внешним образом переход, как бы передача по наследству
формы одной эпохи в жизни людей другой, позднейшей эпохе37, создает в отношениях полов такое
согласие, которое уже не нуждается ни в каких договоренностях, а для рода превосходит все те выгоды,
которые можно было бы извлечь из дальнейшей дифференциации заключенных уже союзов. Итак,
соединение того, что, в сущности говоря, принадлежит друг другу и что до сих пор находилось в
чужеродных сочетаниях, не могло бы здесь способствовать культурному прогрессу.
==428
00.htm — glava20
Глава VI
Дифференциация и принцип экономии сил
Психологическая экономия сил в результате дифференциации в мысленных содержаниях. Абсолютное
увеличение и относительное уменьшение траты сил при наличии образований более высокого порядка.
Образование партий и вызываемое им развитие сил. Разделение более высокого и более низкого труда.
Разложение более старых комплексов, объединение их элементов в новые образования;
в этом процессе господствует тенденция к экономии сил. Растрата сил при дифференциации, заходящей
слишком далеко;
обратное движение последней.
Религиозная и военная дифференциация с точки зрения экономии сил. Противоположность между
дифференциацией группы, требующей от индивида односторонности, и дифференциацией индивида,
требующей от него разносторонности. Причины и следствия этой противоположности,
Одновременность сосуществования и последовательность возникновения дифференциаций;
дифференциация скрытая и явная;
их равновесие как задача социальной экономии сил
В
о всяком восходящем развитии в ряду организмов можно усмотреть господствующую тенденцию
к экономии сил. Более развитое существо отличается от низшего своей способностью выполнять, с
одной стороны, те же функции, что и низшее, а с другой — и еще некоторые. Возможно, конечно, что
существо это располагает более богатыми источниками сил. Но если предположить, что у обоих
источники сил одинаковы, то оно достигает большего успеха в целесообразной деятельности благодаря
тому, что может отправлять низшие функции с меньшей затратой сил и таким образом получать силы
для отправления еще и других функций; экономия сил есть условие для их траты. Каждое существо тем
совершеннее, чем меньше сил ему нужно для достижения той же самой цели. Вся культура стремится
не только к тому, чтобы приспособить для служения нашим целям как можно больше сил природы,
стоящей ниже человека, но и к тому, чтобы осуществлять каждую из этих целей со все большей
экономией сил.
Я думаю, что всякая целесообразная деятельность испытывает троякого рода затруднения, в избежании
которых и состоит экономия сил: трения, обходной путь и излишняя координация
==429
средств. То же самое, что окольный путь представляет собой в рамках последовательного прохождения,
излишняя координация средств представляет собой в порядке одновременного сосуществования; если
для достижения некоторой цели я мог бы сделать непосредственное движение, ведущее к ее
осуществлению, но вместо этого произвожу другое, постороннее, которое только и вызывает, в свою
очередь (может быть, еще и через возбуждение какого-нибудь третьего движения), непосредственно
целесообразное движение, то это то же самое (только во временной последовательности), как будто я
вместо того, чтобы произвести достаточное для достижения цели движение, произвожу еще целый ряд
других движений, — потому ли, что они ассоциировались с тем первым движением и хотя являются
излишними в данный момент, но их уже нельзя отделить от него, или же потому, что все они в
действительности служат той же самой цели, которую, однако, вполне можно осуществить и
посредством одного из них.
Эволюционное преимущество дифференциации может быть охарактеризовано почти во всех указанных
направлениях как экономия сил. Я начну, прежде всего, с такой области, которая не является
непосредственно социальной. В развитии языка дифференциация привела к тому, что из немногих
гласных, имевшихся в древних языках, в новых образовался целый ряд разнообразных гласных.
Звуковые различия между прежними гласными были велики и резки, тогда как новые образуют между
ними переходы и оттенки, раскалывают их, так сказать, на части и разнообразно сочетают эти части.
Это, пожалуй, правильно объясняют тем, что таким образом облегчилась работа органов речи;
возможность легче скользить в разговоре по смешанным звукам, по неопределенным и гибким оттенкам
являлась экономией сил в сравнении с непосредственным перескакиванием от гласной к гласной,
которые резко отличаются друг от друга и требуют каждый раз совершенно различной иннервации. И
применительно к чисто духовному тоже можно сказать: то, что под влиянием эволюционного учения и
монистического мировоззрения вообще резкие границы между понятиями все больше размягчаются, —
это также экономия работы мышления, поскольку представление мира требует тем большего
напряжения, чем меньше однородности в его частях, чем меньше мысль об одной из этих частей и
мысль о другой опосредствованы между собой по содержанию. Подобно тому как более сложное и
требующее больших затрат труда законодательство необходимо там, где классы, образующие группу,
отделены друг от друга особыми правами или формами право
==430
вых отношений; подобно тому как легче бывает мысленно охватить эти последние, если резко
выраженные абсолютные правовые различия превращаются в такие текучие отличия, которые и при
совершенно единообразном и равном для всех законодательстве продолжают еще существовать в силу
различий в имущественном и общественном положении, — точно так же и всякий психический труд
облегчается, быть может, по мере того, как неподвижные и строгие границы понятий размываются,
превращаясь в опосредствования и переходы. Это можно рассматривать как дифференциацию,
поскольку тем самым разрывается связь, схематически охватывавшая большое число индивидов, а
содержание представлений о каждом существе составляют уже не одни и те же коллективные свойства,
но его индивидуальность. Однако в то время как упомянутые выше резко разграниченные, имеющие
вид понятий соединения многообразного всегда субъективны (всякий синтез, как это исчерпывающе
формулирует Кант, может быть заключен не в вещах, но только в духе), возвращение к отдельному
человеку во всей его обособленности обнаруживает реалистическую тенденцию; при этом
действительность всегда опосредствует наши понятия, она всегда есть компромисс между ними, потому
что они суть только стороны ее, выделенные из нее и получившие