к напряжению внутренних сил, действующих в этом направлении,

и не нужно ни найма, ни принуждения, ни искусственного напряжения, чтобы достичь такого же или

даже гораздо более высокого военного эффекта, чем тот, который вызывала дифференциация военного

сословия.

Такого же рода развитие, которое часто встречается и в других случаях, когда последнее его звено

имеет форму, сходную с первым звеном, мы находим и в важном вопросе о замещении друг друга

различными дифференцированными органами. В жизни тела можно часто видеть, что одна функция

замещает другую, и, прежде всего, ясно, что чем ниже и менее дифференцировано строение некоего

существа, тем легче его части могут заменять друг друга; если вывернуть пресноводного полипа так,

чтобы его внутренняя часть, служившая ему до сих пор для пищеварения, стала на место кожи и

наоборот, то произойдет соответствующий обмен функциями, так что прежняя кожа станет

пищеварительным органом и т.д. Чем тоньше у известного существа индивидуальное строение органов,

тем прочнее у каждого из этих органов в отдельности связь его с особой функцией, которая не может

быть выполнена другими. Однако именно в мозгу, этом высшем пункте всего развития,

взаимозаменяемость частей опять имеет место в сравнительно высокой степени. Частичный паралич

ноги, который появляется у кролика вследствие частичного разрушения коры мозга, снова проходит

через известный промежуток времени. Афазические нарушения при повреждении мозга могут быть

снова отчасти исправлены, очевидно, благодаря тому, что другие части мозга берут на себя функции

поврежденной части; в количественном отношении также происходит замена в тех случаях, когда при

потере одного из чувств другие становятся обычно настолько острее, что по возможности облегчают

достижение жизненных целей, ставшее более затруднительным из-за этой понесенной утраты.

Совершенно аналогичным образом в обществе, стоящем на низшей ступени, недифференцированность

его членов приводит к тому, что большая часть совершающейся в нем деятельности может быть

выполнена любым из них, каждый может стать на место каждого. И если более высокое развитие

уничтожает эту возможность замены, приспосаб

==447

ливая каждого к особой специальности, недоступной другому, то мы опять-таки обнаруживаем, что

именно высокоразвитые и наиболее интеллигентные люди обладают выдающейся способностью

приспосабливаться ко всевозможным положениям и брать на себя всевозможные функции. Здесь

дифференциация перешла от целого, от которого она требует одностороннего развития частей, к самой

части и сообщила последней такую внутреннюю разносторонность, что для всякого появляющегося

извне притязания имеется в наличии соответствующая способность. Спираль развития достигает здесь

той точки, которая расположена как раз над исходным пунктом: на этой высоте развития индивид

относится к целому точно так же, как и в примитивном состоянии, с тем различием, что тогда обе

стороны были не дифференцированы, а теперь они дифференцированы. Кажется, будто в этих явлениях

заключено обратное движение дифференциации, однако на самом деле — это продолжение ее; она

вернулась к микрокосму.

Соответственно, развитие военного сословия, о котором речь шла выше, можно рассматривать не как

обратное движение процесса дифференциации, но как изменение формы и субъекта, в которых он

происходит. Тогда как в эпоху наемничества только одна определенная часть народа служила в

солдатах и притом почти всю жизнь, теперь служит весь народ, но лишь известный промежуток

времени. Дифференциация перешла от одновременного сосуществования в пределах совокупности к

последовательности периодов в пределах индивидуальной жизни. Вообще эта дифференциация

соответственно временной последовательности является важной; она состоит не в том, что одна

функция переносится на определенную часть и в то же время другая функция на другую, но в том, что

целое в один промежуток времени отдает себя одной определенной функции, в другой — другой

функции. Подобно тому, как при синхронной (homochronen) дифференциации одна часть односторонне

замыкается от других возможных функций, так здесь замыкается период. Тот параллелизм явлений

пространственного и временного следования, который можно подметить в столь многих областях,

обнаруживается и здесь. Если развитие идет таким путем, что в организации, не содержащей в себе

различий, образуются резко отграниченные друг от друга и функционирующие параллельные члены, а

из однородной массы членов группы дифференцируются индивидуальные, односторонне развитые

личности, то оно ведет и к тому, что жизнь, протекающая на низших ступенях развития в одних и тех

же фор

==448

мах и притом с самого начала по более прямолинейным путям, распадается на периоды все более

раздельные, все резче отделенные друг от друга, и что вообще жизнь индивида (хотя как целое, а также

относительно она более односторонняя) внутренне проходит через периоды развития, все более

разнообразные по своим особым свойствам. На это указывает уже тот факт, что чем выше стоит

некоторое существо, тем медленнее оно достигает вершины своего развития; тогда как животное в

самое короткое время вполне развивает все способности, в проявлении которых протекает потом его

дальнейшая жизнь, человеку для этого требуется несравненно больше времени, и он проходит,

следовательно, гораздо больше разнородных периодов развития; очевидно, это должно повториться и в

отношении более низкоразвитого человека к более высокоразвитому. Жизнь высших экземпляров

нашего рода является, часто до старческого возраста включительно, непрерывным развитием, поэтому

еще Гёте постулировал бессмертие, исходя из того, что у него здесь не хватило времени для

совершенного развития. Часто даже это развитие представляют себе так, что каждая позднейшая

ступень не является в то же время шагом вперед в сравнении с предшествующей, а последняя не

является лишь таким предшествующим условием первой, которое та должна преодолеть, но что все эти

различные виды убеждений и деятельности сами по себе являются равноправными сторонами

человеческого существа; и у существ, которые наисовершеннейшим образом репрезентируют наш род

как целое, эти стороны сменяли бы друг друга последовательно, потому что их совместное

одновременное существование было бы логически и психологически невозможно. Я напомню о том,

что такой человек, как Кант, прошел через рационалистически-догматический, скептический и

критический периоды, из которых каждый представляет собой всеобщую и относительно правомерную

сторону человеческого развития и обычно появляется, будучи одновременно распределен между

различными индивидами; я укажу, далее, на смену стилей в развитии искусства, на смену

внепрофессиональных интересов (начиная с круга общения и кончая спортом), на взаимное вытеснение

реалистической и идеалистической, теоретической и практической эпох в жизни человека, на смену

убеждений у многих людей, делающих большую политическую карьеру. Каждое партийное мнение,

которое такой человек воспринимает в определенный период своей жизни, покоится на глубоко

обоснованном интересе человеческой природы; поскольку совокупность вообще двига

15—2067

==449

ется вперед, в ней развиваются, хотя и не всегда в одинаковых размерах, те моменты, которые говорят в

пользу коллективизма или индивидуализма, в пользу консервативных или прогрессивных мероприятий,

в пользу опеки или либерализма; и все возрастающее обострение партийной жизни обнаруживает если

и не правомерность, то все же психологическую силу каждой из этих тенденций. Если, далее, индивид

способен воспринять в себя совокупность и стать точкой пересечения исходящих от нее нитей, то это

возможно либо при одновременном сосуществовании, либо при последовательном появлении

отдельных ее моментов. И здесь снова важен аспект экономии сил; там, где противоположные

тенденции одновременно изъявляют притязание на наше сознание, бесчисленное множество раз

образуются трения, задержки, происходит бесполезная трата сил. Поэтому естественная

целесообразность дифференцирует их, распределяя между различными временными моментами. Очень

часто сила односторонних личностей объясняется, конечно, не тем, что они располагают с самого

начала превышающим нормальное количеством силы, но тем, что они избавлены от бесполезных помех

и траты сил, возникающих из-за разнородности интересов и стремлений. Поэтому ясно также, что при

данном разнообразии видов склонности и возбудимости наименьшие внутренние противодействия, а

следовательно, и наименьшие траты сил обнаружит то существо, которое в каждый данный период

своей жизни будет односторонне посвящать себя той или иной из них и, при невозможности

распределить их в одновременном сосуществовании между различными органами, дифференцирует их,

по крайней мере, в последовательности появления между различными эпохами. Тогда

противоположные стремления будут сталкиваться между собой, а силы их будут парализовать друг

друга только в сравнительно короткие переходные периоды, когда старое еще не совсем умерло, а новое

еще не вполне живо, и эти периоды представляют поэтому всегда меньшую степень развития силы.

К тому же решению в вопросе о таком роде деятельности, который позволяет сэкономить и,

соответственно, развивать максимум силы, мы придем, если будем подчеркивать не последовательное

появление различного, как было до сих пор, а различие в рамках последовательности появления. Если

задача состоит в том, чтобы расположить разнообразные стремления в таком порядке, который дал бы

им возможность осуществиться с возможно большей полнотой и энергией, то необходима, как мы

выяснили, их дифференциация во времени; но

==450

если, наоборот, дано развитие во времени и спрашивается, какое содержание более всего годится для

такого развития, чтобы при как можно меньшей затрате сил достигнуть как можно большего эффекта,

то ответ должен быть такой: содержание наиболее в себе дифференцированное. Здесь каждому должна

прийти в голову аналогия с той пользой, которую приносит плодосменное хозяйство в сравнении с

двухпольным. Если поле засевается всегда одним и тем же растением, то сравнительно быстро все те

элементы, которые нужны последнему для развития, оказываются извлеченными из земли, и она

нуждается в отдыхе для их восполнения. Но если засевается другой вид, то он нуждается в других

элементах почвы, которые были не нужны первому, зато не использует те, которые уже исчерпаны.

Таким образом, одно и то же поле дает возможность развиваться двум различным видам растений, хотя

двум одинаковым видам оно такой возможности не дает. Таково же взаимоотношение между теми

требованиями, которые предъявляются к силе человеческого существа. Если требование изменяется, то

оно извлекает из жизни как своей почвы такое питание, которого оно не могло бы найти, если бы не

изменилось, потому что оно должно было бы обратиться к тем элементам, которыми уже пользовались

раньше и которые поэтому более или менее использованы. Так же легко исчерпываются и наши

отношения к людям, если мы требуем от них всегда одного и того же, тогда как они остаются

плодотворными, если мы, предъявляя к ним различные притязания, возбуждаем к деятельности

различные части их существа. Подобно тому как в отношении сенсорики человек есть существо,

нуждающееся в различии (т.е. он чувствует и воспринимает только то, что отличается от его прежнего

состояния), точно также он нуждается в этом и в отношении моторики, поскольку энергия движения

притупляется необычно скоро, если последнее не содержит различия. Экономия сил, проистекающая из

этой формы дифференциации нашей деятельности, может быть изображена так. Если мы имеем две

различные формы деятельности «а» и «Ь», которые могут произвести одинаковый эффект, или два

количественно одинаковых эффекта «е», и если мы только что или в течение некоторого времени

применяли «а», то, чтобы и впредь получать результат «е» при помощи «а», нам нужно будет большее

напряжение, чем при помощи «Ь», что представляет собой перемену по сравнению с предшествующей

деятельностью. Подобно тому как нерв, воспринимающий ощущение, нуждается в более сильном

центростремительном раздражении в том случае, если он

==451

должен, вслед за состоявшимся только что возбуждением, произвести снова такое же, чем в том случае,

если такое же возбуждение должен произвести другой нерв, не испытавший еще раздражения или

испытавший его иначе, — точно так же нужно более сильное центробежное раздражение и,

следовательно, нужна большая затрата сил всего организма в том случае, если нужно воспроизвести

еще раз тот эффект, который был только что достигнут, чем в том случае, если нужен новый эффект, на

который еще не