при их определенной организации, окраске, при определенной комбинации покоя и

движения. Даже среди сторонников принципиального нивелирования психического и мускульного

труда сделалось уже тривиальным положение, что более высокое вознаграждение психического труда

оправдывается физиологическими условиями его функционирования. Здесь нас интересует лишь то, что

более высокий эквивалент за психический труд обусловливается не более высокою ценностью, не более

важным значением его содержания и результата, но лишь психо-физиологией его носителя, в которой

именно кристализовано больше ценности, чем это имеет место при физическом труде. Этим

устраняется принципиальное различие между способом оценки обоих видов труда, поскольку они от их

terminus ad quem переносятся на их terminus ad quo и величины ценностей ставятся в зависимость от

величины затрат, необходимых для поддержания рабочей силы трудящегося. Так как эти затраты чисто

внешнего свойства и носят физиологический характер, то в существенном они одинаковы для

мускульного и мозгового труда, отличаясь лишь степенью утонченности, продолжительности и т.п.

С этого пункта, с которого только и возможна координация обеих категорий труда, ведет к сведению

всякого труда к мускульному убеждение, что те средства существования, которые обусловливают

ценность психического труда, производятся, в конце концов, физическим трудом. Но никакой труд не

является чисто физическим, всякий ручной труд делается целесообразным лишь благодаря тому или

иному содействию сознания, так что и тот труд, который подготовлял внешние условия для высшего

психическо

==478

го труда, содержал уже в себе элемент психического труда. Ценность этого последнего —

представляющая часть «ценности» высшего труда, еще не разложившуюся на мускульный труд — в

свою очередь, снова выражается в физическом труде, который необходим для его возникновения, для

его поддержания. Так как с этим последним снова повторяется то же самое, — только, быть может, с

меньшею примесью психического элемента, — то получается бесконечный ряд, в котором психический

труд и его ценность, хотя и не могут никогда вполне исчезнуть, но в котором они отодвигаются все

дальше и ценность его все более совершенно, но никогда абсолютно, может быть выражена в

мускульном труде. Если таким образом под ценностью труда в вышеобъясненном смысле понимать

затраты на его возбуждение и поддержание и на возмещение сил, то тогда необходимо расположить

ценности различных видов труда в ряд, в котором бы ценность психического труда приближалась бы к

предельной ценности — нулю, и, в конце концов «ценность» всякого труда сводилась бы к

мускульному труду.

Замечу; что здесь, конечно, может идти речь лишь о пропорции, но ни в коем случае не о тождестве

между стоимостью и ценностью труда. «Стоимость» («Kosten») означает лишь затрату уже готовых

продуктов труда, и если бы ценность вновь создаваемых продуктов состояла бы лишь из этой

стоимости, то тогда бы всякий труд был бы бессмыслен, так как при подобном «сохранении труда»

была бы исключена всякая возможность возрастания ценностей. На самом же деле при нормальных

условиях труд всякого рабочего создает большую ценность, чем издержки производства.

Зависимость между более ценным трудом и более высокими издержками на его производство обладает

своеобразной особенностью, — она не может быть перевернута. Для того, чтобы совершить известную

сложную работу, необходимо затратить очень значительные личные усилия, но однако не всегда

достаточно большой затраты сил, чтобы исполнить эту работу; бездарный человек, хотя бы он и был

поставлен в самые благоприятные и утонченные условия жизни, никогда однако не сумеет сделать того,

что сделает при этих условиях человек. одаренный. Ряд продуктов, таким образом, может быть лишь

тогда постоянной функцией ряда затраченных на них сил, если последние будут точно соответствовать

личным дарованиям. Если даже принять невозможное, что последние могут быть точно определены и

соответственно с этим в точности определены необходимые средства существования, индексом

которых

==479

будет служить высота производительности, то и тогда мы наткнемся на неравномерность в условиях

содержания, необходимых для двух лиц, исполняющих одинаковую работу. В этом заключается

величайшее препятствие для установления социального равенства. Как ни несомненно, что вообще

более высокие психические дарования требуют для своего функционирования более утонченных

условий жизни, все-таки человеческие дарования в своих требованиях по отношению к условиям

функционирования чрезвычайно различны у разных людей. Из двух натур, которые способны к

объективно одинаковому труду, один для проявления этой способности будет нуждаться в

существовании совершенно иной среды, в совершенно иных материальных условиях, совершенно иных

побуждениях, чем другой. Этот факт, приводящий к непримиримой дисгармонии между идеалом

равенства и справедливости и идеалом максимальной интенсивности труда, еще не обратил на себя

достойного внимания.

Различия в нашей психо-физической организации, в отношениях между способствующими и

препятствующими силами, в взаимодействии между интеллектом и волей приводят к тому, что

деятельность, являющаяся продуктом личности и окружающих ее условий, находит в своем первом

факторе (личности) в высшей степени неустойчивый элемент и поэтому, чтобы получать одинаковый

результат, приходится всегда производить соответствующие изменения и во втором факторе

(окружающих условиях). И при этом, по-видимому, для практического проявления способностей

человека тем значительнее приходится видоизменять окружающие условия, чем более сложна и более

духовна область деятельности. Лица, раз они вообще обладают способностью к мускульному труду,

занимающиеся физическим трудом, нуждаются в приблизительно одинаковых условиях жизни, но где

заходит речь о руководящей, ученой, художнической деятельности, там во всей своей силе

обнаруживается отмеченное выше различие между характером труда двух лиц, производящих, в конце

концов, одно и то же. Таким образом, пропорция, фактически существующая между ценностями

различных видов труда и стоимостями их воспроизведения и поддержания носит лишь очень общий,

типичный, так сказать, классовый характер, и она не в состоянии дать точное определение труда

отдельной личности, в особенности в сфере высших профессий. Здесь, стало быть, и лежит препятствие

для сведения ценности психического труда на ценность труда мускульного.

==480

Существует, наконец, еще третья точка зрения, с которой сведение всякой ценности на ценности

мускульного труда утрачивает свой грубый плебейский характер. Если мы всмотримся ближе, почему

собственно мускульный труд считается ценностью и затратой сил, то тогда обнаружится, что

обусловливается это не чисто физическим процессом труда. Я не хочу этим повторять уже сказанное,

что физический труд вообще бесполезен, если им не управляет интеллект, в каком отношении

психический элемент представляет лишь примесь к ценности, сущность же ценности продолжает

обусловливаться чисто физическим трудом; только физический труд, чтобы быть известным образом

направленным, нуждается в этой психической примеси. Нет, я хочу этим сказать, что физический труд

получает весь свой характер ценности и стоимости лишь благодаря затрате психической энергии,

являющейся его носителем. Если с внешней стороны всякий труд представляет преодоление

препятствий, формирование материи, которая не сразу поддается этому формированию, а оказывает

сопротивление, то и внутренняя сторона труда обнаруживает тот же характер. Труд — это усталость,

тяжесть, трудность, а там, где эти свойства не обнаруживаются, мы не имеем дела с настоящим трудом.

С чувственной стороны труд представляет постоянное преодолевание импульсов к спокойствию,

удовольствию, облегчению жизни, причем имеет второстепенное значение замечание, что

беспрепятственное подчинение этим импульсам может сделать жизнь в тягость, ибо тягость неделания

чувствуется лишь в очень редких, исключительных случаях, тогда как тягость труда не чувствуется

лишь в редких, исключительных случаях. Никто поэтому не согласится взять на себя все тягости труда,

не получая за это никакого вознаграждения. Труд вознаграждается и за труд требуют вознаграждения,

собственно говоря, вследствие того, что здесь происходит затрата психических сил, необходимая нам

для преодоления нежелания трудиться и чувства неприятности, связанного с трудом. Если бы человек

исполнял свой труд подобно тому как дерево цветет или птица поет, то тогда бы с трудом не было

связано никакое эквивалентное вознаграждение. Таким образом и при мускульном труде

вознаграждение обусловливается не его внешним процессом и не его результатами, а затратой воли,

рефлексами чувств, словом, психическими условиями. Этим пополняется теория, что всякая ценность и

всякое значение предметов и обладания ими заключается в чувствах, вызываемых ими, что чисто

внешнее обладание ими было бы безразлично и прямо бессмысленно, если бы с ним не связывались

внутренние процессы, аффекты удовольствия, наслаждения, расширения своего «я».

16—2087

==481

Таким образом непосредственность экономических благ с обеих сторон — и со стороны производителя

и со стороны потребителя — ограничена психическими процессами, которые одни только и создают

существование вознаграждения за создаваемые продукты. Подобно тому как всякое обладание вещами,

не действующими на нашу психику, не имело бы для нас ни интереса, ни значения, точно также не

представляла бы ни интереса, ни значения наша собственная деятельность, если бы она не вытекала из

внутренних побуждений, неудовольствия, чувства жертвы, которое и обусловливает требование

вознаграждения и величину его. По отношению к ценности можно поэтому сказать, что мускульный

труд есть психический труд. Исключением из этого, по-видимому, могут считаться те виды труда, в

которых с человеком конкурируют животные или машины, ибо хотя по внутренним процессам, по

затрате психических сил, этот труд ничем не отличается от всех прочих, но тот, для кого он

производится, не имеет никакого интереса вознаграждать и за псхическую сторону этого труда, так как

единственно важный для него внешний эффект он может получить путем чисто физического труда

машины или животного, а более дорогой труд нигде не применяется, раз возможен более дешевый. Но

всмотримся глубже и тогда, быть может, обнаружится, что и этот труд сводим к психическому. В

работе машины и животного вознаграждается ведь тоже лишь человеческая деятельность,

заключающаяся в изобретении, постройке и управлении машиной, в разведении скота и уходе за ним,

так что можно сказать, что при конкуренции человеческого труда с машинным или животным не

первый оценивается как последний, но наоборот — последний рассматривается тоже как психическичеловеческий. Это является лишь применением на практике следствия из теории, учащей, что и

механизм мертвой природы рассматривается нами, в конце концов, как ощущения силы и напряжения,

сопровождающие наши движения. Мы приписываем внешнему событию ту или иную силу или даже

вообще причину потому, что мы делаем его зеркалом нашего внутреннего хотения. Подчинение всего

нашего существа природе, рассмотрение его в связи с нею, становится возможным лишь благодаря

тому, что мы раньше привносим в эту самую природу формы, чувства и импульсы нашей психики,

неизбежно сливая в одном акте привнесение и выведение. Если мы применим это к интересующему нас

практическому случаю, и деятельность механической и животной силы сведем к деятельности человека,

то тогда, стало быть, стирается принципиальная граница между человеческим трудом, вознаграждение

которого опирается на психический фундамент, и человеческим

==482

трудом, который вследствие сродства его эффектов с эффектами внешне-механического труда,

казалось, лишен этого фундамента. Можно таким образом выставить теперь общее положение, что со

стороны ценности различие между психическим и мускульным трудом не есть различие между

психической и материальной природой, что и при мускульном труде вознаграждение, в конце концов,

требуется за внутренний процесс, связанный с трудом, за неприятность напрягать силы, за затрату

волевой энергии. Правда, этот духовный элемент, являющийся вещью в себе по отношению к явлению

труда и образующий внутреннюю ценность последнего, носит не интеллектуальный, а чувственный и

волевой характер, откуда следует, что эта внутренняя ценность не координирована с ценностью

психического труда, а сама ее обосновывает. Ибо и при психическом труде требование вознаграждения

выдвигается впервые не объективным содержанием психического процесса, а субъективной

руководящей функцией, являющейся его носителем, — тяжестью труда, затратой энергии, нужными

для производства этого психического содержания. Так как в силу сказанного, источником ценности

являются психические процессы не только со стороны потребителя, но также со