«свой кусок», то «радикальный» клан номенклатуры мог опереться на две силы. Во-первых, на политическую и экономическую мощь Запада (ценой превращения страны в сырьевой компонент мирового разделения труда). Во-вторых, на теневой, а в значительной степени криминальный капитал, вышедший из подполья под флагом «свободы предпринимательства», установивший контроль над рынком и переориентировавший его с производства на более привычную спекуляцию. Прозападная номенклатура быстро поняла, что именно криминально-спекулятивный капитал может стать ее союзником в борьбе против производственного капитала. Лозунг «радикальных реформ» стал означать передел власти и собственности в пользу компрадорских и криминальных слоев. Начиналось великое превращение власти в собственность.
Увы, большинство участников широкого гражданского движения не заметило этой метаморфозы, да и не могло заметить. «Лицом к лицу лица не увидать». Пока народные массы ломились в парадную КПСС, с черного хода выносилось все ценное. К 1991 г. компартия превратилась в пустой ящик, охранявшийся несколькими десятками тысяч честных ничего не понимавших коммунистов…
Война лозунгов 1990–1991 гг. все больше приводила к подмене их смыслов. Начав с критики «командно-административной системы», «демократы» затем стали выступать за «сильную исполнительную власть». Лозунг разгосударствления (который предполагал прежде всего переход собственности трудовым коллективам) был вскоре подменен «приватизацией» — то есть распродажей «общенародной» собственности тем, кто ее сможет купить. Борьба за региональную самостоятельность при сохранении межрегиональных горизонтальных связей сменилась созданием национальных империй, подавляющих элементарные гражданские права. Лозунг восстановления социальной справедливости, на котором сделал себе «второе имя» Ельцин, был сменен агитацией за новое расслоение «по способностям». Способности Ельцина в итоге были награждены не хуже, чем способности Брежнева.
В «демдвижение» полились большие деньги, валом повалила номенклатура. Номенклатурная «демократия» собирала под свои знамена все новые полки, выходившие на бой с КПСС шахтеры, национальные формирования, «коммунисты за демократию» во главе с А. Руцким и просто сотни тысяч граждан, связывавших с КПСС свои беды и видевших в ее власти историческую несправедливость.
Привыкшие к старым методам руководства коммунисты-консерваторы как могли защищали обреченные партию и Империю. Но почувствовавшие вкус сверхприбылей от «внешнеторговых операций» чиновники готовы были сражаться до последней капли чужой крови. Драматическая борьба традиционалистской и компрадорско-западнической клик завершилась грандиозным действом августа 1991 г., в результате которого более мобильные «капиталистические» аппаратчики скушали своих менее гибких «коммунистических» коллег и принялись воплощать в жизнь все свои «идеалы» — занятие освободившихся помещений и кресел, умопомрачительные внешнеторговые операции, освобождение монопольных цен, разрушившее ростки рынка, которые еще не вписались в мафиозную схему; колючая проволока между народами, травля и парализация представительных органов власти. Кризис революции сменился откровенной реакцией.
Система представительных органов власти, опираясь на часть национального капитала, пыталась оказать сопротивление номенклатурной реставрации. Но наладить прочные связи с гражданскими движениями руководство парламента не смогло. Более того, в сентябре-октябре 1991 г. Верховный Совет фактически оставил без поддержки демократическое движение в защиту Моссовета. И оно проиграло, «отдав улицу» блоку коммунистов и нацистов, к которым «официальной оппозиции» пришлось идти на поклон, когда «президентская вертикаль» перешла во фронтальное наступление на Советы.
В политической борьбе социально-патриотического и либерально-компрадорского блоков гражданское общество занимало скорее нейтральную позицию. 22 сентября — 3 октября гражданские движения выдвинули «нулевой вариант», поддержанный значительной частью политической элиты. Но кровавый финал переворота не дал реализоваться демократической альтернативе. Хотя и за Гайдара народ голосовать не стал. Народ устал. Революция иссякла.
МОСТ В ЗАВТРА
События 1991–1993 гг. вызвали у многих политических неформалов горькое разочарование. «За что боролись?!» Вопрос мне представляется странным — а на что Вы рассчитывали? Свобода и солидарность не могут утвердиться в насквозь авторитарном обществе за несколько лет. Подобьем счета. Уровень жизни упал. Но, во-первых, мы проходили через неизбежный этап структурной перестройки экономики, который во всех странах приводил к падению жизненного уровня. Во-вторых, в сверхмонополизированном и мафиизированном обществе перестройка особенно болезненна. В-третьих, падение уровня жизни вызвано наступлением номенклатуры на социальные права простых людей. В отношении революции это реакция, этому наступлению надо сопротивляться на каждом шагу. И для этого революция создала некоторые предпосылки. С середины 80-х возникло взаимопереплетенное гражданское общество. Номенклатуре не удалось разрушить систему профсоюзов. Более того, традиционные профсоюзы стати независимыми. В 1985 г. об этом трудно было и мечтать. Из полуподпольного состояния вышли экологические и правозащитные организации. Конечно, общая обстановка реакции накладывает отпечаток и на них — внутренняя авторитаризация не минула былых неформалов. Но зависимость сегодняшних общественных движений от Власти гораздо меньше, чем былых ВЦСПС Комсомола и ВООП. Гражданские организации занимаются защитой конкретных интересов простых людей, их связи горизонтальны. Революция 1988-93 гг. была не напрасной. Все ее семена вытравить уже не удастся. И они прорастут.
Александр ШУБИН
1994 г.
УРОКИ СЕНТЯБРЯ
Из года в год школы нашей страны открывали учебный сезон сентябрьскими Уроками мира. Год назад нам был преподан урок гражданской войны. Провел его «наш великий учитель, самый главный вожатый» — глава российского государства, открывший новый политический сезон своим указом № 1400, фактически отменившим Основной закон страны.
Все мы помним, как Б. Ельцин клялся в исполнении конституции, как именем этой конституции победил своих противников в августе 1991 г. И народные избранники, проложившие Б. Ельцину путь к власти, были готовы голосовать даже за чрезвычайные полномочия для этого президента. Ни тени разногласий, полное единодушие. А через несколько месяцев — острое противоборство «верных друзей», через два года — демонстративный расстрел здания парламента из танковых орудий. Что произошло?
Там, где в качестве ставки выступает абсолютная власть — не до сантиментов. А в нашем случае на кон была поставлена еще и огромная собственность, выкачиваемая из казны. Такое разграбление страны «взорвало» даже многих сторонников западных ценностей, которые поддерживали Ельцина в 1991 г. но стали его врагами к 1993 г. Поражение для президентского окружения означало перспективу не политических, а уголовных процессов. Так что нет ничего удивительного, что защитники Белого дома 1991 г. разделились на новых защитников и штурмовиков.
До 21 сентября 1993 г. борьба вокруг власти и собственности велась в соответствии с правилами, записанными в Конституции. Президентская гвардия, поняв, что проигрывает, смела шахматные фигуры с доски. Теперь правила диктуем мы! По какому праву? По праву меча! Известный исторический сюжет. За этим следует или бесславный конец парламента и воцарение диктатора, или сопротивление тех, кто остается верен закону. Но только в этом случае кровопролитие становится почти неизбежным, ибо на силу меча очень хочется ответить мечом.
Уже вечером 21 сентября стало ясно, что события будут развиваться по второму сценарию. Оборону Белого дома как всегда возглавил А. Руцкой. Он еще не знал, что опыт августа 1991 г. на этот раз неприменим. Переворот был теперь не бутафорским, а настоящим. Но и у Ельцина положение было не легким. Он (точнее, его аппарат) понимал, что идет по лезвию ножа. Тот, кто сделает открытый и явный шаг к кровопролитию, скорее всего и проиграет, так как народ откровенно настроен против гражданской воины.
Эта ситуация давала шанс на мирный исход. Первой уже утром 22 сентября мирное решение предложила Московская федерация профсоюзов, выдвинув «нулевой вариант» — возвращение к ситуации до 21 сентября и проведение одновременных выборов президента и парламента. Для Ельцина это стало бы поражением, так как единственное, что продемонстрировали бы тогда события — это способность парламента отстоять законность. Возвращение к конституционным правилам игры означало бы принятие новой конституции, в которой президент не имел бы таких огромных полномочий, как хотелось бы администрации. «Нулевой вариант» означал бы и продолжение уголовного расследования по «чемоданам Руцкого». «Нулевой вариант» обеспечил бы свободные выборы уже в начале 1994 г. по правилам, известным заранее, не подогнанным под сиюминутные политические интересы одной стороны. «Нулевой вариант» приносил в жертву немедленное торжество одной из сторон, но давал шанс избежать массового кровопролития.
Не случайно, что «нулевой вариант» поддержали региональные власти и председатель Конституционного суда. Фактически этот вариант поддержала и Русская православная церковь, при посредничестве которой начались мирные переговоры в Свято-Даниловском монастыре. Еще немного, и давление со всех сторон могло сломить волю путчистов. Им требовалось одно — кровопролитие, которое сделало бы «нулевой вариант» невозможным. Пользуясь тем, что руководители Белого дома оценивали ситуацию неадекватно, мысля категориями августа 1991 г., не отказались от помощи откровенных экстремистов и даже фашистов, сторонникам Ельцина удалось осуществить провокацию 3–4 октября. Сейчас уже очевидно, что первые выстрелы прозвучали со стороны сил Б. Ельцина. Но это был лишь спусковой крючок безрассудных действий противников «Большого Бориса». И штурм мэрии, и кровопролитие у Останкино легко было представить в качестве «разгула насилия», организованного «руцкистами». Увы, Руцкой, Хасбулатов, были «просчитаны», и их действия спланированы извне. Увидев прорыв к ним десятков тысяч людей, услышав несколько выстрелов из мэрии, они отбросили риторику «ненасильственного гражданского неповиновения» и начали играть по правилам путчистов. И хотя закон оставался на их стороне, они уже от путчистов отличались немногим. Впервые за десятилетия в столице страны шла гражданская война. Кровь сотен погибших останется несмываемым пятном позора на совести вождей обеих группировок и их советников, подталкивавших своих патронов к более радикальным действиям.
Кровь осени 1993 г. стала скрепляющим веществом новой российской диктатуры. Казалось, игра закончилась, и можно останавливать часы. Но народ России думал иначе. Президентская команда столкнулась с бунтом избирателей, которые проголосовали «не так». Выиграл не Гайдар, и не Жириновский, и не коммунисты. На выборах выиграл компромисс, потому что никто не набрал желанного большинства. Конечно, от этого наша страна не стала демократической, но фашизм чилийского образца все же не прошел. Бунт избирателей заставил победителей октября 1993 г. «сдать назад» и привел к образованию вялого авторитарного режима, возглавляемого разрушающейся на глазах личностью, вряд ли уже способной на новые раунды напряженной политической схватки. Победители октября 1993 г. проиграли. Они проливали кровь зря. И в этом главный урок осени 1993 г. — борьба за власть не стоит тех человеческих жертв, которые принесены на ее алтарь. Власть, построенная на крови, всегда неустойчива.
Александр Шубин
Андрей Исаев
1994 г.
КРИЗИС ПАРЛАМЕНТАРИЗМА И ПРИНЦИП ДЕЛЕГИРОВАНИЯ
В последнее время приверженцы принципа народовластия оказались в довольно тяжелом положении. Судной стороны, их вечный противник — самодержавная бюрократия — стал еще сильнее, наглее, глумливее и вороватее. Дела под управлением чиновников идут по-прежнему плохо. Тут бы и развернуться всенародному движению за парламентаризм и демократию. Но, с другой стороны, это все мы уже проходили. И депутаты наши уже демонстрировали народу безответственность и стремление к личной наживе, некомпетентность и слабую работоспособность.
Конечно, дело не обошлось здесь без прямой и косвенной клеветы со стороны средств массовой информации, которые верно отрабатывали свои серебряники. Но ведь и оные средства черпали свои фантазии
