развития России это тупик эпигонства. Уж если конструкция Ленина рухнула, что ждать от строительных планов Анпилова? Уж если Столыпин не сумел без потрясений совместить прогресс с «державностью», то только очень наивный человек может поверить, что это способен сделать Руцкой.
Сегодняшняя власть слаба до безобразия. Ее моральный авторитет стремительно приближается к нулю. Она не способна выполнить ни одного своего обещания, покарать до конца ни одного своего врага, раскрыть ни одного преступления (даже когда это политически очень нужно). Оппозиция открыто издевается над ее глупостью и … ничего с этой властью поделать не может!
На апрельском референдуме 1993 года ей мешала «полторанинская пропаганда». Хотя в 1989 г. враждебность всех СМИ не смогла помешать Б. Ельцину набрать 80 процентов голосов при избрании депутатом.
В августе 91-го г. «патриоты» не могли применить силу. В октябре 93-го г. не смогли ее не применять. Вам помешала провокация? Но кто ж заставлял вас ей поддаваться? Что еще вам мешает, господа танцоры?!
А мешает вам глубокая убежденность равнодушного и к власти, и к оппозиции большинства людей, что вы такие же шулеры, как и наш уважаемый президент.
Коммунизм, либерализм, державность — старые кропленые карты. Сколько можно играть ими? Мы будем вращаться но кругу, проваливаясь в ямы до тех пор, пока не победит партия здравого смысла и нормальной жизни.
В ЧЕМ МОЯ НАДЕЖДА?
Под «партией здравого смысла» я не имею в виду наши жалкие «центристские силы». Употребляю слово «жалкие» в буквальном смысле. Мне очень жаль, что неглупые и не тяготеющие к людоедским крайностям люди неспособны выдавить из себя ничего, кроме «золотой середины» между тремя провалившимися утопиями, политического винегрета, привлекающего к себе сегодня гораздо меньше сочувст вующих, чем каждая из утопий в отдельности.
На мой взгляд, здравый смысл и нормальная жизнь в России смогут восторжествовать, только если победит принцип общественной солидарности. Этот принцип должен стать важнее свободы и выше справедливости. Во имя солидарности отдельные люди и целые общественные слои должны уметь поступиться и тем и другим.
Если попытаться описать подобную общественную систему в нынешних девальвированных идеологических терминах, то ее можно было бы определить как ХРИСТИАНСКИЙ НАРОДНЫЙ ДЕМОКРАТИЧЕСКИЙ СОЦИАЛИЗМ.
ХРИСТИАНСКИЙ, то есть основанный на христианских нравственных ценностях, на морали, на восприятии добра и зла, наиболее понятным нашему народу, вошедших в его плоть и кровь через культуру православия. Речь не идет о теократии, о подчинении общественных и государственных институтов церкви. Речь только о признании нравственных ценностей. Христианская мораль воспринимается и многими атеистами или агностиками как бесспорное достижение этической мысли человечества.
НАРОДНЫЙ, то есть основанный на исторических традициях народа, привычных ему формах самоорганизации. Эти формы не должны становиться препятствием на пути развития общества, а их сохранение самоцелью. Но модернизация должна осуществляться не за счет их разрушения и искусственного внедрения чужих моделей, а за счет эволюции традиционных институтов, наполнения их новым содержанием.
ДЕМОКРАТИЧЕСКИЙ, то есть обеспечивающий эффективный контроль народа за властными органами всех ступеней, возможность избирателей сменить не устраивающих их правителей, сочетание законодательной власти большинства с гарантией нрав личности. Я не верю в демагогический лозунг, что власть-де непосредственно должны осуществлять сами трудящиеся. Власть — есть функция в общественном разделении труда, и качественно выполнять эту функцию могут только специалисты. Поэтому демократия — в первую очередь возможность народа эффективно контролировать этих специалистов и менять их в случае негодности. С развитием общества роль «особой функции» будет становиться все менее значительной, все большее значение будет приобретать самоуправление. Когда-нибудь бюрократическое государство отомрет, как это предсказывали социалисты XIX в., но неразумно было бы форсировать этот процесс, иначе место государства займет мафия.
СОЦИАЛИЗМ, понимаемый скорее как путь, чем как стадия развития. Это сознательное программирование экономики и социальной сферы жизни в интересах большинства, это экономическая демократия — неуклонное расширение роли трудящихся в принятии решений на своем предприятии, в отрасли, в стране в целом. Государство и общество при этом должны контролировать условия труда и его оплаты, качество продукции, экологические и социальные стандарты на предприятиях всех форм собственности, экспорт и импорт, поддерживать разумные и одобренные большинством пропорции между прибылью, зарплатами и уровнем цен, между различными отраслями экономики, поощрять создание производств, где работник и собственник соединены в одном лице. В центре внимания общества будут находиться стимулирование труда и социальная защита нуждающихся.
На протяжении двух последних столетий Россию мучило противоречие между необходимостью форсированной модернизации с сохранением культурно-национальной самобытности. Это противоречие губит нас и сейчас. Без модернизации, овладения передовыми технологиями, интеграции в мировое информационное пространство нам грозит экологическая катастрофа, нищета и отсталость. Утрата при этом самобытности, духовного единства народа сделает нас атомизированным сообществом, пролетариями без культуры и отечества.
Перед нами развилка — или шаг в пропасть, или идейное единство во имя прогресса, победа принципа солидарности.
Эту победу я не склонен связывать с победой какой-то политической партии. Если она состоится, то как политический успех тех организаций и сил, которые в наших условиях цепной реакции экономического эгоизма и духовного распада действуют на основе практической солидарности. Это силы гражданского общества — профсоюзы, экологические и правозащитные объединения, иные сообщества взаимопомощи людей. Честные политики должны стремиться не «оседлать» эти движения, а служить делу их объединения.
У нас осталось мало надежды. Но вся она здесь.
Андрей ИСАЕВ
1995 г.
Россия в беде. Это — повод бить в набат, созывать народ, что-то делать, как во времена Минина и Пожарского. Но набегались на митинги, наслушались революционных героев, мечущих рубленые фразы с борта бронетранспортера. Революция кончилась, и даже революционер в третьем поколении Егор Гайдар заговорил об эволюции. Героических сцен не предвидится. Но не в этом беда. В стране образовался губительный идейный вакуум, дезориентация, при которой большинству населения не ясно, куда двигаться — бегом ли, шагом ли. Высокие идеи, еще недавно увлекавшие за собой тысячи людей, опоганены подменами. Куда идти? «Брось, старик, сиди — делай бабки». Большинство населения еще инстинктивно противостоит этому лозунгу, но новое поколение под давлением СМИ все чаще выбирает пепси, и может настать час, когда отсутствие альтернативы и давление обстоятельств заставит среднего россиянина согласиться, что за доллар можно продать все. И тогда можно будет констатировать моральную смерть народа. Выход один — искать идеалы. В истории России и трудах философов, в божественном откровении и здравом смысле людей. Общество без идеалов смертельно больно, общество с идеалами преодолеет любую напасть.
Еще недавно не было слова краше, чем «свобода». Словно вдох чистого воздуха. Для тех, кто еще не забыл, что такое — чистый воздух. Во имя свободы потоки людей шли под дубинки ОМОНа. Позднее во имя свободы хватались за автомат. Что-то было жуткое в этом браке нежной свободы и мужественного автомата, родного брата власти и деспотизма. И дети пошли все больше в отца. Что в Грузии, что в Таджикистане, что в России. И все чаще возникал вопрос: ради чего — свобода?
Несмотря на все происшедшее, я продолжаю видеть в свободе величайшую ценность. Без пространства свободы человек не может тянуться вверх, развертываться из существа, предельно близкого к животному, в творение, подобное Богу. Но свобода — вечная возможность выбора. Между благородством и подлостью. Между подвигом и трусостью. Между жизнью и смертью. Между адом и раем.
Человек, насаждающий свободу с помощью автомата или танков, насаждает рабство. Свобода «сильным», творящим произвол и насилие, — тирания для остальных. Свобода — это пространство, и чем его заполнить, зависит от каждого из нас. Свобода ценна постольку, поскольку помогает человеку отойти от животного состояния. Иначе она вырождается в деспотизм.
Так ради чего — свобода? Россия в массе своей страна христианско-исламская. Обе эти религии при всех своих различиях полностью признают авторитет слова Иисуса Христа. Две тысячи лет назад он сформулировал простую истину: «Возлюби ближнего своего как самого себя». Мы люди друг другу, и только альтруизм, добровольную взаимопомощь можно противопоставить эгоизму и насилию, порождающим страдания. В этом — путь подлинной свободы. Не свободы от окружающих, а освобождения вместе с ними. В этом состоит принцип солидарности — оборотной стороны подлинной свободы.
За последние годы либеральная агитационная машина сделала немало, чтобы скомпрометировать принцип солидарности. «Бросьте бедных — они достойны своей судьбы!», «Хватит сковывать талантливых!» Сегодня мы можем взглянуть в лица «талантов», поразительно напоминающих «трех толстяков». Это они должны были помочь оживить Россию-матушку. Да только матушка все хиреет. Слишком значительную роль в ее культуре играло и продолжает играть начало солидарности, взаимного вспомоществования, сопереживания, готовности помочь ближнему. «Лечение» российского общества путем «ампутации» солидарности может вести только к летальному исходу.
Вопреки логике индивидуализма, солидарность просто выгодна. Этот странный парадокс, который Чернышевский назвал «разумным эгоизмом», был сформулирован еще Шота Руставелли:«Что отдал, с тобой пребудет, что не отдал — потерял». Человек, готовый дарить, становится не рабом, а властелином вещей. Он меняет мир вокруг себя — и люди возвращают ему не только вещи, но и частицу души.
ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО, СОЦИАЛИЗАЦИЯ И СИНДИКАЛИЗМ
А как же быть с лентяями, жуликами, для которых альтруизм — возможность нажиться на глупости соседа? Но вот странная вещь. В некоторых традиционных обществах не закрывают дверей, а в Нью-Йорке и Москве от воров не спасают и решетки на окнах. Значит, что-то зависит от структуры общества, от тех ценностей, которые в нем преобладают.
Увы, наш мир устроен так, что альтруистом здесь быть трудно — разденут. Конечно, можно приговорить себя к аскетической жизни, но немногие согласятся жить гораздо хуже окружающих. Тысячелетние эксперименты с аскетизмом показали, что это — путь явного меньшинства.
Там, где умение нажиться за счет другого почитается добродетелью, альтруисты выглядят беспочвенными идеалистами. Однако это не смущает их. Джон Леннон, ставший кумиром целых поколений, пел: «Ты можешь сказать, что я мечтатель. Но я не одинок. Я верю, что однажды ты присоединишься к нам…» Ждать пришлось долго. Леннон пополнил мартиролог мучеников высоких идей. Мир насилия, эгоизма — авторитарный мир — очень хорошо вооружен и организован. Можем ли мы противопоставить ему свою организацию, и не превратится ли она в «дракона», который, ниспровергнув «старый мир», создаст на его месте такой же?
Собственно, эта проблема оказалась камнем преткновения для великих «утопических» мыслителей от Уинстенли до Маркса. Если не спеша внедрять новые, человечные отношения в бесчеловечном мире — он поглотит начинания альтруистов. Возникает соблазн решить все проблемы одним ударом, радикально. На волне массового недовольства радикалы приходят к власти и начинают смело перекраивать общество в соответствии со своими схемами. Итог известен — и в самих схемах обычно что-то не додумано, и народ в «светлом царстве» жить «не готов». К тому
