Штреземанн сделал большой шаг вперед, но достижения Штреземанна немцы оценивали ниже, чем успехи гитлеровского ревизионизма, так как первый действовал под знаком политики умиротворения и согласия с обидчиками Германии, а Гитлер — вопреки их воле, что, безусловно, психологически было более действенно. Это психологическое преимущество Гитлера нарастало из года в год; этапы его известны: увенчала гитлеровские завоевания победа над Францией, ставшая торжеством его политического гения и обеспечившая ему репутацию чудотворца и национального мессии.
Когда Гитлер почувствовал, что западные страны не развяжут ему руки на Востоке, он расценил перспективу войны на западном направлении как исторический шанс; в дальнейшем он все более убеждался в необходимости военной кампании на Западе для «ликвидации Вестфальского мира» 1648 г., который, как известно, не только закрепил немецкую раздробленность, но и пресек притязания Священной Римской империи германской нации на Голландию, Бельгию, Люксембург, часть Франции и Швейцарию. Гитлер хотел воскресить эти претензии. Еще до французского триумфа вермахта летом 1940 г., Геббельс воспринимал войну на Западе как повод для огромной пропагандистской кампании, смысл которой сводился к тому, что Вестфальский мир наконец разрушен и восстановлена возможность «естественного развития» Рейха. 2 марта 1940 г. именно министр пропаганды организовал в Мюнстере, — где в 1648 г. был подписан один (второй в Оснабрюке) из договоров, составлявших Вестфальский мир, — выступление перед гауляйтерами; в речи Гитлера содержалась широковещательная декларация о необходимости окончательной ревизии Вестфальского мира. По распоряжению Геббельса в немецких газетах писали даже о необходимости ликвидации последствий Верденского раздела (843 г.)[289]империи Карла Великого между его внуками Лотарем, Карлом Лысым и Людовиком Немецким, а этот договор Ф. Гизо в XIX веке расценил как размежевание Европы по национальному признаку (на Западно-Франкское и Восточно-Франкское государства). Получалось, что нацисты хотели повернуть историю вспять к моменту существования империи Карла Великого, которая охватывала территорию всей современной Европы и включала в свой состав все европейские народы, за исключением восточноевропейских. Собственно, в немецкой прессе словосочетание «германская империя» (Germanisches Reich) появлялось редко — его чаще употребляли по отношению к норвежцам, датчанам и голландцам. Рейхскомиссар в Норвегии Й. Тербовен заявил, что «более необходимо ассимилировать в новой общности немцев и норвежцев, чем пруссаков и баварцев». А Зейсс-Инкварт на вопрос, что будет с Бельгией, ответил (чем заслужил одобрение Гитлера): «150 лет назад Бельгия была нашей провинцией»[290]. В «германский Рейх», однако, не суждено было попасть не-германцам — валлонам (в Бельгии), французам, не говоря уже о славянских «недочеловеках». Своей расовой политикой нацисты разрушали перспективу европейского единства. После победы на Западе в 1940 г. Гитлер все чаще стал употреблять словосочетание «германская империя» (а не немецкая), что указывает на имевшиеся у него планы геополитических преобразований Запада. У Гитлера не было имперских захватнических планов по отношению к западным территориям; там оккупационным властям было запрещено практиковать насилие (как на Востоке), ибо речь шла о родственных «арийских» народах. С другой стороны, вовсе отказаться от имперской политики Гитлер не мог, поэтому был избран некий средний путь; и можно было представить себе, что ждет Европу в случае победы Гитлера в Мировой войне.
Во «Второй книге» Гитлер писал, что в обозримом будущем для Германии в Европе есть только два возможных союзника — это Италия и Англия; «Франция же, ведомая евреями, совершает грех против человечества»[291]. Впрочем, Гитлер полагал, что и в Англии положение не легче — «в этой стране “свободной демократии” евреи полностью управляют общественным мнением, но в Англии хотя бы идет непрерывная борьба между представителями английских национальных интересов и еврейской мировой диктатурой. Уничтожение Германии было не в британских, а в еврейских интересах, точно также как уничтожение Японии не служит британским государственным интересам, но выгодно мировому еврейству»[292]. Розенберг считал, что в будущем четыре больших националистических доктрины должны определять судьбу европейского сообщества государств — английский, французский, итальянский и немецкий национализм[293].
Нападая на Польшу, Гитлер не рассчитывал встретить сопротивление со стороны Запада. Сначала казалось, его расчеты оправдываются, поскольку хоть Запад и объявил Германии войну, но вести ее не собирался. Это было ясно хотя бы по тому, что Запад не объявил войны СССР, который вместе с Германией оккупировал Западную Украину и Белоруссию, бывшие частью Польши, которую защищали Англия и Франция. Для оправдания бездействия в отношении агрессии СССР западные страны использовали типичные советские формулировки: польское государство все равно перестало существовать, и надо позаботиться о белорусском и украинском населении в восточной Польше. Это дало Западу благовидный предлог игнорировать известие о советском нападении на Польшу. Впрочем, военные действия прекратились уже 27 сентября, а на следующий день СССР и Германия заключили договор о дружбе и границах. Еще одним «оправдывающим» Запад обстоятельством было то, что Люблинское и Варшавское воеводства отошли не к СССР, как планировалось протоколом от 23 августа 1939 г., а к Германии: Сталин благоразумно не стал включать исконные польские земли в состав СССР, хотя для поляков исконной территорией были и Западная Белоруссия, и Западная Украина.
Еще до нападения на Польшу Гитлер решил, что не оставит полякам никакой государственности (до Первой мировой войны они ее и не имели); но он понимал, что мир с Западом без признания польского государства невозможен. Именно по этой причине 6 октября 1939 г., в большой речи перед рейхстагом, Гитлер намекнул Западу, что заинтересован в создании двухсторонней системы безопасности в Европе, и заявил, что после определения границ Польши у Него не останется никаких целей в Центральной Европе и никаких требований к Западу, за исключением возвращения немецких колоний. При этом он подчеркнул, что не требует ревизии прежнего положения и больше не желает применять силу[294]. Из остатков польского государства для этой цели было создано «генерал-губернаторство». Это произвело большое впечатление на немецкую общественность, но французское и английское правительства никак не отреагировали на «мирные инициативы» Гитлера. Особенно своей жесткостью выделялась позиция Черчилля.
Гитлер не хотел предпринимать никаких активных действий на Западе. Первый планируемый срок нападения на Западе — 15 ноября 1939 г. — им многократно переносился (до 10 мая 1940 г.). Однако в войне на Западе время явно работало против него, поэтому командующий немецким ВМФ адмирал Эрих Редер в декабре в 1939 г. сумел убедить Гитлера, что Норвегии грозит английская оккупация. 8–9 апреля началась оккупация Дании и Норвегии; 4 июня 1940 г. англичане прекратили сопротивление и покинули Нарвик. Потом последовала блестящая победа над Францией (после 10 июня 1940 г.), после которой Гитлер решил, что окончательная победа является лишь делом времени: зондаж в Англии шел через шведского предпринимателя Биргера Далеруса и по дипломатическим каналам в Мадриде. Итоги этих попыток были отрицательными, и 16 июля появилось распоряжение Гитлера о подготовке плана вторжения в Британию; впрочем, скорее всего, Гитлер надеялся, что план этот никогда не придется претворять в жизнь. В эти дни Гитлера больше занимала мысль о скорейшем переходе к активным действиям на Востоке; он собирался разорвать тактическое соглашение с СССР и перейти к решению самого важного вопроса: о завоевании жизненного пространства на Востоке. Любопытно, что Розенберг в своем политическом дневнике отмечал, что так же, как Спарта и Афины попеременно звали на помощь персов, так Англия и Германия попеременно обращаются к СССР. Англичане, по мнению Розенберга, первыми предприняли попытку натравить Советский Союз на Германию[295].
19 июля 1940 г. Гитлер воззвал к англичанам, предлагая компромиссный мир на условиях раздела сфер влияния: он собирался оставить англичанам даже их традиционную сферу полномочий — Средиземноморье. Но ожидания Гитлера не оправдались: 22 июля 1940 г. последовал отрицательный ответ лорда Галифакса (после скандального перелета Гесса в Великобританию), сопровождаемый резкими комментариями журналиста Би-Би-Си Сефтона Дел-мера. Геббельс немедленно приказал редакторам немецких газет подготовить общественное мнение к мысли о нанесении по Великобритании смертоносных ударов с большим количеством жертв; подчеркивая при этом, что, возможно, бомбежки будут настолько сильными, что подвигнут англичан к капитуляции, и до вторжения дело не дойдет[296]. Газетная кампания по возбуждению ненависти к Англии в конце концов возымела успех. В «Вестях из Рейха» СД передавала, что сначала настроения немецкой общественности были переменчивы — многие немцы хотели мира и, несмотря на пропаганду, ничего против Англии не имели. Однако после речи Галифакса положение кардинально переменилось: все громче стали раздаваться требования рассчитаться наконец с Англией[297]. В одном из сообщений СД передавалось, что в Лейпциге прошел митинг, на котором выступавшие требовали уничтожить злейшего врага — коварный Альбион. Возмущение и озлобление, однако, вскоре улеглось, ибо ничего не происходило— Гитлер выжидал… Только 12 августа Геринг объявил о начале воздушной войны против Англии, встретившей оживленную реакцию немецкой общественности; те, кто верил в скорейшее окончание войны, были разочарованы. После того, как люфтваффе проиграло воздушную войну, настроения в немецком обществе упали, и только после заключения германо-итало-японского пакта от 27 сентября 1940 г. немцы опять стали склоняться (как передавала СД) к одобрению нападения на Англию[298]. Первый английский налет на Берлин (24 августа 1940 г.) шокировал немцев — никто не мог поверить, что такое возможно, ибо в начале войны Геринг клятвенно обещал, что ни один вражеский самолет не пересечет немецкие пределы. Герингу верили: он имел репутацию энергичного, ответственного и умного человека.
19 июля Гитлер пророчески заявил, что продолжение военных действий будет стоить Британии ее империи. В книге о политике Черчилля[299] Английский историк Дж. Чармли парадоксальным образом доказывал, что в геополитическом плане все произошло точно так, как предрекал Гитлер. На самом деле, английская колониальная империя в середине 60-х гг. исчезла; уровень жизни англичан в 60–80 гг. составлял 80 % от немецкого, а английский фунт стал слабее немецкой марки. Чармли остроумно предположил, что инопланетянин, попавший в Европу 50—80-х гг., на вопрос, кто в 1945 г проиграл войну, наверняка дал бы неправильный ответ: если англичане вели войну за независимость Польши, то она закончилась неудачно; если войну вели для того, чтобы не дать тоталитаризму проникнуть в Европу, то она тоже закончилась неудачно; если ее вели для того, чтобы сохранить положение Великобритании как мировой державы, то она и в этом смысле закончилась поражением. Чармли считал, что сделка, которую Гитлер собирался предложить Великобритании, была великодушной: ведь своим приближенным Гитлер сказал, что хочет от нее только возвращения германских колоний, отнятых в конце Первой мировой войны, и признания гегемонии Германии в Ев-pone. (He желая видеть Великобританию разрушенной, фюрер — как сторонник превосходства белой расы — хотел сохранения Британской империи и во время войны неоднократно сожалел о ее гибели). Это, безусловно, означало бы сохранение флота
