то свобода без интеграции ведет к развалу общества. На чисто индивидуали­стической основе общество построить нельзя. Существует не­сколько мудрых принципов, которые в рамках индивидуали­стической концепции стремятся сделать жизнь и общество снос­ной для человека. Главный из них: поступай с другим так, как ты хотел бы, чтобы поступали с тобой. Такие принципы апел­лируют к рассудку и дальновидности членов общества, и нель­зя сказать, что они апеллируют впустую: их влияние на общест­во не равно нулю и возрастает с развитием культуры. Тем не менее их недостаточно. Общество требует от человека опре­деленных жертв, особенно в кризисные моменты. Единственным оправданием жертв при индивидуалистическом подходе будет расчет — в духе теории «разумного эгоизма» Чернышевского — что они в конце концов окупятся тем, что принесут некоторое благо самому себе или, на худой конец, близким людям. Но об­щество требует жертв (малых — постоянно, но иногда и боль­ших) , которые не окупаются в жизни индивидуума или близ­ких ему людей. Теория разумного эгоизма может быть моди­фицирована путем расширения круга «близких людей» до об­щества в целом. Но в безрелигиозной механической концеп­ции общества отсутствует связующее звено между индивиду­альными благами незнакомых мне членов общества и моей лич­ностью, моими эмоциями. «Общественное благо» оказывается искусственной абстрактной конструкцией, которая не выдер­живает испытания трудностями и распадается на составные части. Наконец, роковым для индивидуалистического общест­ва оказывается вопрос: кто и в какой степени должен прино­сить жертву? Если жертва является не проявлением устремлен­ности к религиозной Высшей Цели, органически вошедшей в сознание и в сферу эмоций человека, а результатом расчета, то важное значение приобретает распределение жертв «поров­ну». Но распределить жертвы «поровну» невозможно. Попыт­ки измерения жертв и возникающая при этом склока порож­дают такое общество, ради которого уже никому не хочется ничем жертвовать.

Факт способности человека к социальной интеграции делает интеграцию неизбежной. Те идеологии и те сообщества людей, которые не обеспечивают уровня интеграции, достижимого при других условиях, должны будут сойти со сцены. Социаль­ную интеграцию можно сравнить с процессом кристаллизации. Существует механизм, который объединяет атомы в кристалл — определенную упорядоченную структуру, более прочную, чем другие структуры. Рано или поздно менее прочные структуры распадутся на части, которые либо перегруппируются в новый кристалл, либо будут поглощены уже существующими крис­таллами. Проблема, которая стоит перед каждой страной и перед человечеством в целом, не в том, будет ли происходить про­цесс социальной интеграции или нет, а в том, как он будет про­исходить. Приведет ли он к уродливому тоталитаризму, обеспечивающему социальную интеграцию насилием, страхом и духов­ной кастрацией человека, или к подлинному социализму, дви­жущей силой которого является свободная человеческая лич­ность.

Механическая и кибернетическая интеграция

При химико-механическом подходе к обществу человече­ские существа, подобно атомам Дальтона, в некотором смысле элементарны. Они равны — отсюда эгалитаризм, они взаимно непроницаемы — отсюда индивидуализм. Конечно, здесь нет прямой логической связи (люди все-таки не атомы), но есть распространение, расширение определенной концептуальной схе­мы, взятой из науки. Создаваемые на основе этой схемы науч­но-художественные образы дают определенное направление мышлению, хотя и не всегда проявляются в виде четких ло­гических умозаключений.

Как выглядит в механистической модели социальная интег­рация?

В общих чертах — как превращение газа в жидкость и твер­дое тело. Вспомним, как описывается этот процесс в школь­ном курсе физики. Когда расстояние между центрами атомов больше суммы их радиусов, атомы притягиваются друг к другу; когда они сближаются на меньшее расстояние, они начи­нают сильно отталкиваться. Сила притяжения между атомами быстро убывает с расстоянием, поэтому в разреженном газе атомы почти не взаимодействуют — они лишь изредка сталки­ваются друг с другом. По мере увеличения плотности вещест­ва атомы оказываются в сфере притяжения друг друга, и, если температура не слишком высока, вещество переходит в кон­денсированное состояние, в котором сила притяжения объе­диняет атомы в одно тело без давления извне. В конденсиро­ванном состоянии атомы упакованы, грубо говоря, вплотную друг к другу, поэтому приложение даже сильного внешнего давления приводит — в отличие от случая газа — лишь к незна­чительному уменьшению объема.

При кибернетическом подходе к социальной интеграции ин­тегрируемая единица — человек — предстает, прежде всего, как сложная система, характеризующаяся многоуровневой иерархией по управлению. Социальная интеграция есть метасистемный переход, при котором образуется новый уровень иерархии, управляющий высшим уровнем организации интег­рируемых подсистем. Управление, как я уже не раз подчерки­вал, не есть взятие на себя функций управляемого объекта, оно состоит в том, что эти объекты ставятся в определенные условия, вследствие чего происходит координация их деятель­ности. В процессе управления и осуществляется интеграция. Таким образом, кибернетическая интеграция имеет своим пер­вым и основным объектом высший управляющий уровень ин­тегрируемых подсистем.

Мы видим, что механическая и кибернетическая модели ин­теграции имеют в некотором смысле противоположную на­правленность. Механическая интеграция направлена снаружи внутрь. В результате сближения атомов друг с другом они на­чинают взаимодействовать своими внешними частями. Когда взаимодействие распространяется на внутренние части атомов, возникает сильное отталкивание. Социальная интеграция на механический лад — это насильственное объединение людей в коммуны, колхозы и т.п. в уверенности, что, будучи прижаты друг к другу, они естественным образом соединятся в идеаль­ную общественную структуру, подобно тому как атомы углерода, подвергнутые сильному давлению, образуют алмаз.

Кибернетическая интеграция общества, напротив, направ­лена изнутри наружу. Она начинается в сфере духовной куль­туры, точнее она начинается вместе с формированием духов­ной культуры, общества, которая и есть не что иное, как си­стема координации и интеграции сознания индивидуумов. Про­явление интеграции на низших уровнях — в сфере производст­ва, быта, физических действий людей — должно явиться следст­вием, автоматическим результатом интеграции на уровне со­знания. Только такая интеграция и имеет шансы на продолже­ние развития, на конструктивную эволюцию.

Противопоставляя механическую и кибернетическую моде­ли социальной интеграции, мы возобновляем древний спор о том, как приступить к установлению на Земле всеобщего братст­ва: разделить все имущество поровну и сойтись в коммуны или воспитывать себя и других в духе любви, терпимости и про­щения? Первый путь связан в популярном сознании с понятием социализма, второй — с христианством. Я пытался по мере сил показать, что, когда мы анализируем понятие о социализме в терминах, подсказываемых современной наукой, то подлинно социалистическим предстает только второй путь, первый же представляется социалистическим варварством. Учение Христа — путь к социализму. Но конечно, одной лишь проповеди хри­стианских нравственных принципов недостаточно. Это лишь на­чало — самое, самое начало пути. Христианство с его отделением духовного от телесного и заботой только о духовном ограничи­вало идею интеграции интеграцией душ. Оно правильно, с кибернетической точки зрения, указывало исходную точку интег­рации, но не дало перспективы, взгляда на процесс в целом. Принцип, выразившийся в знаменитом изречении «отдай Кесарево Кесарю», играл до поры до времени благотворную, может быть, даже спасительную роль. Это была уступка, кость, брошен­ная душой телу, чтобы сохранить какую-то степень независимости. Трансцендентный спиритуализм христианства, отделе­ние духовного от телесного уберегло Западную Европу в про­цессе интеграции от всепожирающего тоталитаризма. Но в наше время мировоззренческие основы христианства стали препятствием для дальнейшего движения. Социалист должен рассматривать христианина как своего предшественника. Он испытывает к нему чувство благодарности и многое берет от него. Но он берет лишь то, что считает нужным, и на свой лад переосмысливает и переопределяет взятое.

Громящий кулак

Партия —

рука миллионопалая,

сжатая

в один

громящий кулак.

В. Маяковский16

Если выбирать краткую формулировку для обозначения того, в чем состоит варварство марксистско-ленинской формы социализма, то можно сказать просто: механическая социаль­ная интеграция. Основные негативные черты марксизма-лени­низма отражены в ней: экономический детерминизм, прини­жение роли духовной культуры, ставка на «революционное» насилие. Эти черты — результат поспешного и неквалифици­рованного использования некоторых аспектов науки 19-го ве­ка; они напоминают о френологе, который пытался изменить психические наклонности пациента, выравнивая шишки в одних местах черепа и образуя шишки в других местах. Механиче­ская интеграция не может привести к другому обществу, кроме тоталитарного, это насильственное сдавливание, спрессовыва­ние людей.

При кибернетическом подходе к интеграции социализм — это прежде всего явление культуры. Развиваясь и укрепляясь в сознании людей через посредство философии, науки, литера­туры, искусства, социалистическое сознание создает предпосыл­ки для выработки новых форм отношений между людьми, для перестройки общественных и государственных учреждений и системы производства.

Попытка осуществлять интеграцию организованных систем, начиная не с верхнего, а с нижнего или среднего уровня иерар­хии управления, в частности с экономического уровня в случае социальной интеграции, — это кибернетический абсурд, уродство. Это как если бы мы вздумали объединить десять ра­бочих в одного «большого рабочего», связав их руки вместе в одну «большую руку», а ноги — в одну «большую ногу». Другой образ — весьма поучительный — создан Маяковским в стихах, которые дети в Советском Союзе заучивают наизусть в школе и которые я поместил в эпиграфе. Рука человека с ее пальцами, свободными от взаимного давления и управляемыми из общего центра — мозга, являет собой пример кибернетиче­ской интеграции. Это рука, которая может делать операцию на сердце и играть на фортепьяно. Кулак — это символ механи­ческой, тоталитарной интеграции. Он способен лишь громить, разрушать, уничтожать. Тоталитаризм — это миллионопалый кулак, занесенный над человечеством.

Структурно-функциональный параллелизм

Противоречие между социальной интеграцией и свободой личности в рамках общего позитивистского подхода к пробле­мам общества нашло отражение в следующем отрывке из статьи Герберта Спенсера, в которой он формулирует свои расхож­дения с Огюстом Контом.

«По мнению Конта, самое совершенное общество есть такое, в котором управление достигло своего высшего развития; в котором отдельные функции подчинены в значительно большей степени, чем теперь, общественной регламентации; в котором иерархия, крепко сложенная и снабженная признанной властью, заправляет всем; в котором индивидуальная жизнь должна быть подчинена по большей части жизни социальной.

По моему мнению, напротив, идеалом, к которому мы идем, является общество, в котором управление будет доведено до минимума, а свобода достигнет наивозможной широты; в ко­тором человеческая природа будет путем социальной дисцип­лины так приспособлена к гражданской жизни, что всякое внешнее давление будет бесполезно и каждый будет господи­ном сам себе; в котором гражданин не будет допускать ника­кого посягательства на свою свободу, кроме разве того пося­гательства, которое необходимо для обеспечения равной сво­боды для других; в котором самопроизвольная кооперация, развившая нашу промышленную систему и продолжающая раз­вивать ее с быстротою все возрастающей, поведет к присвоению себе почти всех социальных функций и оставит в качестве цели правительственной деятельности былого времени только обя­занность блюсти за свободой и обеспечивать эту самопроизволь­ную кооперацию; в котором развитие индивидуальной жизни не будет ведать себе иных пределов, кроме наложенных на не­го социальной жизнью, и в котором социальная жизнь будет преследовать только одну цель — обеспечение свободного раз­вития индивидуальной жизни».

Спенсер противопоставляет здесь свой английский либера­лизм французскому этатизму Конта. Однако противополож­ность между этими двумя идеалами общества не так абсолютна, как это, по-видимому,