где-то остановиться; его «энергия отрицания» исчерпывается по мере движения по ступеням лестницы от конкретных фактов ко все более абстрактным понятиям. Задача пропаганды четвер­того уровня — отнять как можно больше энергии отрицания. Так получается, что ложь — сколь это ни парадоксально — не расшатывает «теорию», а укрепляет ее. Слова четвертого уров­ня, слова-солдаты, бросаются в бой миллионами. Им никто не верит, они гибнут массами, не дойдя до цели, как будто впустую. Но за горами их трупиков укрываются более важные слова: слова-офицеры и слова-генералы. Именно ради этих последних, самых высокопоставленных слов и строится вся идеологическая иерархия. Внешне незаметно, но непрерывно и постоянно эти слова-генералы и стоящие за ними представ­ления воспитывают тоталитарного человека.

Вернемся к нашему сравнению марксистско-ленинской идеологической иерархии с теоретической физикой. Мы отме­тили сходство в иерархической структуре и в непрямом и не­быстром пути, соединяющем принципы с наблюдаемыми фак­тами. Различие же состоит в целях, ради которых строится теория. Физика в самом деле создается ради того, чтобы пред­сказывать факты. Поэтому накопление противоречий между теорией и фактами в конце концов обязательно приводит к пе­рестройке теории на всех уровнях — включая самые высшие. Идеологическая система тоталитарного государства строится ради самой себя, ради консервации своих основных принци­пов. Поэтому расхождение с действительностью и не может ее изменить. Таким образом мы видим здесь сочетание наихуд­ших свойств теорий вообще. С одной стороны, эта теория не обладает предсказательной силой, с другой стороны, она навя­зывает мертвый, не способный к развитию понятийный аппа­рат. Марксистско-ленинская теория — это кукла, манекен, занимающий то пространство, где должен быть живой человек. Это опилки, которыми забиваются головы людей, чтобы не осталось места для живой мысли.

Идеологическая картина советского общества будет непол­ной, если мы не упомянем о людях, которые отвергают марксистско-ленинскую идеологию целиком, а именно: по принци­пу сверху вниз, а не снизу вверх. Я имею в виду людей религи­озных. Они образуют, так сказать, идеологические меньшинст­ва — впрочем, довольно многочисленные. По официальным данным на 1974 г., в стране насчитывается в общей сложно­сти 32 миллиона верующих6. Все они в той или иной форме притесняются. Особенно жестоко преследуют сектантов, кото­рые препятствуют проникновению в свою среду информато­ров и других угодных государственным органам лиц. Борьба верующих за свои права вызывает сочувствие и поддержку всех тех, кто выступает в защиту основных прав личности. Мужество и упорство в убеждениях, которое проявляют мно­гие из них, является примером для основной массы населения. Наличие отстаивающих свои права идеологических, как и на­циональных, меньшинств — серьезное социальное явление. Но в плане мировоззрения их влияние незначительно, и я не вижу — вопреки высказываемой иногда точке зрения — чтобы их влияние возрастало. Людям свойственно судить о других по себе, и при всех недостатках этого метода от него никуда не денешься. Разделяя многие идеи христианства, признавая их значение для современной цивилизации и испытывая глубокое восхищение перед личностью Христа, я в то же время не могу по­нять, как это можно в наше время принять христианство цели­ком как веру и систему мышления. Едва отвергнув одну догма­тическую и устаревшую систему, принять другую, пусть более заслуженную, но еще более догматичную и устаревшую? Мне кажется, для этого надо совершить над собой какое-то наси­лие, быть может, замаскированное и безотчетное. То же относится, конечно, и к другим традиционным религиозным системам.

Нет, единственная альтернатива фальшивой государственной идеологии — это ее анализ с позиций критического научного мировоззрения и создание положительных идеалов с тех же позиций. Первая часть этой задачи сравнительно проста, вто­рая — невероятно трудна; само выражение «положительные идеалы» представляется нам каким-то устаревшим, ненауч­ным. Зато даже скромные результаты на этом пути имеют большой вес.

Бытие определяет сознание?

Кажущийся «трезвый реализм» основного принципа исто­рического материализма подкупает многих. Даже люди, высту­пающие против марксистского тоталитаризма, находят порой этот принцип наименее спорной частью марксизма[7]. Между тем, этот принцип и вытекающая из него концепция личности, общества и истории — основа основ тоталитаризма.

Ленин пишет: «Общественное сознание отражает общест­венное бытие — вот в чем состоит учение Маркса… Сознание вообще отражает бытие — это общее положение всего матери­ализма. Не видеть его прямой и неразрывной связи с положе­нием исторического материализма: общественное сознание отражает общественное бытие — невозможно». [8]

В чем же состоит материализм? Согласно марксизму-лени­низму, перед философами всех времен и народов всегда стоял и будет стоять вопрос: что первично — материя или сознание? Если вы отвечаете: первична материя, то вы материалист и хороший человек, ибо этот ответ правильный и научный. Если вы отвечаете: первично сознание — вы идеалист и плохой чело­век. Если вы отвечаете: не знаю, то вы агностик и тоже плохой человек.

Для философа, стоящего на позициях современного науч­ного мировоззрения, сам вопрос — в той форме, в которой его задают марксисты-ленинцы, бессмыслен. Это не значит, что его не следует задавать. Задавать бессмысленные вопросы надо. Но потом надо их анализировать и обнаруживать, в чем их смысл — или бессмысленность. Величайшее достижение фило­софии XX века как раз и состоит в углубленном анализе абст­рактных философских понятий, которые ранее представлялись чем-то первичным, само собой понятным. Это направление мышления, в числе основоположников которого мы видим физика Эрнста Маха, полностью отвергается марксизмом-ленинизмом. В своей печально знаменитой книге «Материализм и эмпириокритицизм» Ленин предал анафеме Маха и его после­дователей из числа социалистов. С тех пор нет худшего врага для ленинцев, чем махисты. Критическая философия не нужна ленинцу. Он должен глядеть в глаза начальству и отвечать без тревог и сомнений: материя первична, а сознание вторично, товарищ генерал.

Отвергая критический анализ понятий, марксистско-ленинская философия остается на уровне наивного реализма пред­шествующих столетий. И больше ей ничего не нужно, ибо наив­ного реализма вполне достаточно для пропаганды; он даже наиболее удобная позиция для пропаганды. Философские поня­тия используются в неточном, приблизительном, нарочно сме­щенном смысле; они нагружаются эмоционально в соответст­вии с бытовыми ассоциациями и в таком виде отлично служат для воспитания «классового сознания» масс. Чего стоит, напри­мер, такой шедевр логики, который мы находим в советском учебнике по истории философии:

«Представители господствующих эксплуататорских классов, имеющие монополию на занятие умственной деятельностью, всегда стремились создать впечатление, будто физический труд, материальная производственная деятельность трудящихся масс является чем-то второстепенным, подчиненном труду умствен­ному, играющему якобы главную роль в жизни общества. Подобные утверждения идеологов реакционных классов неми­нуемо вели к философскому идеализму, к попыткам обосно­вать первичность духовных явлений и вторичность явлений ма­териальных».9

Однако, если понимать под материализмом программу иссле­дования явлений, которые мы называем «духовными», через явления, которые мы называем «материальными», то я целиком за такой материализм, ибо в этом подходе — сущность науки. Я могу также согласиться с марксистской формулировкой, что научный подход к явлениям духовной жизни (и в частности, к сознанию) — это рассмотрение их как формы движения материи.

В какой же связи находится так понимаемый материализм с основным принципом исторического материализма Маркса?

Ни в какой. Мы имеем перед собой две группы явлений: общественное бытие и общественное сознание. И те и другие связаны с человеком — его телом и мозгом. И те и другие надо рассматривать как формы движения материи. И ниоткуда не следует, что явления одной группы определяют явления другой группы.

В приведенной выше цитате Ленин связывает исторический материализм с положением о том, что сознание отражает бытие. Сознание отражает бытие, это верно. Но для того, чтобы перей­ти отсюда к тезису: бытие определяет сознание, надо сделать гораздо более сильное допущение — что сознание не только от­ражает бытие, то есть включает в себя какое-то его отражение, но и является отражением, то есть исчерпывается им. Что это за концепция? Это концепция, согласно которой вся так назы­ваемая духовная жизнь человека есть просто совокупность отражений-рефлексов, то есть прямых однозначных реакций на возбуждение нервных окончаний внешней средой. Стоит ли опровергать эту точку зрения? В открытую под ней не подпи­шется в наше время даже марксист-ленинец. Он назовет такую точку зрения «вульгарно-материалистической». Однако поти­хоньку она кладется в основу философии истории.

Понятие о рефлексе ввел Декарт. Но для него рефлексы лишь свидетельствовали об устройстве нашей телесной машины;кроме рефлексов у человека, по Декарту, есть еще и душа; Декарт высказывал даже определенные соображения по пово­ду того, какой именно участок мозга является органом души. Подчеркивая различие между рефлексами и душой, Декарт приводит такой пример. Допустим, что кто-либо взмахнет рукой перед нашими глазами, собираясь как бы ударить нас. И хотя бы мы и знали, что он делает это только в шутку и далек от мысли причинить нам зло, нам все же трудно удержаться, чтобы не закрыть глаза. «Это показывает, — пишет Декарт, — что глаза закрываются отнюдь не при участии души, так как это происхо­дит помимо нашей воли… это происходит от того устройства машины нашего тела, благодаря которому движение руки перед глазами возбуждает другое движение в нашем мозгу, и мозг направляет животные духи в мускулы, опускающие глазные веки».10

Если отвергнуть существование души как «идеализм и по­повщину» (любимое ругательство Ленина), то останутся одни рефлексы.

Мышление в свете кибернетики

Что такое душа? Человечек задумчивый…

Булат Окуджава

Рене Декарт был ученый. Ученый строит модели малопонятных, неизученных явлений, опираясь на явления более изученные. Но когда он видит, что для какого-то явления он не может построить сколько-нибудь внушающей доверие модели, он так и говорит: стоп, об этом я ничего путного сказать не могу. И для описания таких явлений он употребляет те самые слова и понятия, которые были раньше и которые не претендуют на «научность». Например, душа. Прекрасное слово.

Со времен Декарта наука значительно продвинулась вперед в понимании мышления. И хотя наши модели мышления через какое-то время будут вызывать у ученых улыбку, как вызы­вают у нас улыбку некоторые механические модели Декарта, то, что мы знаем уже сейчас, весьма существенно для разбираемого вопроса.

Еще во времена И.П. Павлова понятие о рефлексе было, по существу, единственным научным понятием, которое использовалось при описании поведения живых существ. Совре­менная кибернетика при описании поведения животных и чело­века опирается на несколько новых понятий. Прежде всего это понятия о цели, обратной связи и регулировании.

Когда ребенок подносит ко рту ложку супа, то в его мозгу не только фиксируется, «отражается» текущая ситуация — положение ложки, но и идеальная, желаемая ситуация — ложка во рту. Это — цель. Механизм, который обеспечивает достижение цели, в общих чертах таков. Реальная ситуация сравнивается с идеальной, и в результате вырабатываются нервные импульсы, которые сокращают мышцы таким образом, чтобы приблизить реальную ситуацию к идеальной. Измененная ситуация воспринимается с помощью органов чувств и снова сравнивается с идеальной. Таким образом,