нам, — всех ваших людей, как мужчин, так и женщин, и дайте мне их список, в особенности женщин, отметив тех из них, которые беременны. При этом вы можете себе оставить тех, которых уже имеете, или же мы вам дадим других». Мы некоторое время советовались, и те из офицеров, которые захотели остаться со своими женщинами, их не сменили. Остальные же бросили жребий, как спутники Мориса, которым не было разрешено выбрать себе новых женщин. Те женщины, которые забеременели от наших офицеров, были вынуждены продолжать жить с теми, от кого они забеременели. Тех, которые жили с простыми людьми и стали беременными, заставили жить с тем, кого они считали отцом зачатого ребенка. Вот каким образом все это было улажено.
На пятый день нашего пребывания в Спорунде Сермодас зашел за мной и повел меня в храм, где должно было совершаться торжество бракосочетания, или оспаренибон. Он мне сказал, что нас так долго задержали в Спорунде не столько для того, чтобы дать нам возможность отдохнуть, сколько для того, чтобы показать эту церемонию. Затем он добавил, что это происходило четыре раза в год, и это был один из самых больших их праздников, хотя и меньший здесь, чем в Севаринде. Я встал и оделся в новую одежду, которую мне принесли и выдали также моим старшим офицерам, пришедшим за мной в комнату для того, чтобы сопровождать меня в храм, куда нас должны были вести Сермодас и Каршида. Мы вместе направились во дворец, где Альбикормас дал нам аудиенцию, а затем, пройдя несколько дворов, мы, наконец, пришли к громадному величественному храму, где увидели много юношей и девушек в новых одеждах. Головы юношей были украшены венками из зеленых листьев, а девушек — гирляндами цветов. Никогда мне не приходилось видеть более приятного зрелища, чем эта группа молодых людей, большинство которых были красивы и жизнерадостны.
Большой занавес посреди храма мешал нам видеть более половины его. Мы пробыли в храме, занимаясь осмотром богатых украшений, около часу, и никаких перемен за это время не произошло. Но, наконец, мы услышали звуки разных труб, гобоев и других инструментов и увидели, как вошло несколько человек с зажженными факелами, которые они вставили в подсвечники, находившиеся в различных местах храма, затем они закрыли все окна и раздвинули занавес, скрывавший от нас другую его часть. Мы увидели в глубине храма богатый и пышный алтарь, украшенный гирляндами и букетами цветов. С правой стороны алтаря на небольшой высоте мы увидели большой хрустальный или из очень прозрачного стекла шар, который с трудом могли бы обхватить четыре человека. Этот шар так ярко светился, что освещал не только всю глубину храма, но светил даже далеко за середину его. С другой стороны алтаря находилась большая статуя такой же высоты, изображавшая кормилицу с несколькими грудями, кормившую несколько маленьких детей, так же искусно сделанных, как и вся статуя. Между этими двумя фигурами над алтарем висела большая черная завеса, гладкая и без всяких украшений.
Тем временем музыка все приближалась и, наконец, достигла входа в храм, и мы увидели, как вошел Альбикормас с сенаторами, подходившими к алтарю с большой торжественностью, во всем их великолепии. Несколько жрецов вышли им навстречу с кадилами в руках и с песнопением. Они три раза поклонились ему и подвели к алтарю, где он и сенаторы отвесили три поклона перед черной завесой, два перед статуей, а затем пошли и сели на троны, возведенные по обеим сторонам алтаря. Сермодас посадил меня с тремя из моих людей у ног Альбикормаса, а остальных поместил с противоположной стороны. Не успели мы сесть, как жрецы двинулись к молодым людям, о которых мы говорили, и заставили их приблизиться к алтарю. Они разделились на два ряда, мужчины справа, а женщины слева. Как только они подошли к алтарю, главный жрец взошел на возвышение между рядами и произнес им наставительную проповедь. После этого подали факел, зажженный, как я после узнал, лучами солнца, и Альбикормас, спустившись с трона, взял его в руки, зажег им какое-то ароматическое растение, находившееся на алтаре, и встал на колени перед шаром, произнося какие-то слова. Затем он подошел к статуе, перед которой преклонил только одно колено, и также произнес несколько слов, как и перед шаром. Тогда жрецы запели священную песнь, которую подхватил весь народ, а когда они кончили, заиграла музыка. Эта приятная симфония сопровождалась хором таких прекрасных голосов, что нам пришлось признать, что нашу европейскую музыку нельзя было сравнить с этой. Затем главный жрец подошел к девушке, стоявшей первой в ряду, и спросил ее, хочет ли она выйти замуж. Она с глубоким поклоном и краснея ответила, что «да». Тот же вопрос он задавал всем остальным и получал от них такой же ответ. Пока он опрашивал девушек, другой жрец задавал тот же вопрос юношам, стоявшим с другой стороны. Затем жрец вернулся к первой девушке и спросил ее, хотела ли бы она иметь мужем одного из стоявших напротив юношей. И после того как она ответила, что таково и было ее намерение, он взял ее за руку и подвел к ряду юношей, приказав ей выбрать себе мужа. Она посмотрела на первого молодого человека, затем на других и так до шестого, около которого она остановилась и спросила его, хочет ли он быть ее добрым повелителем и верным мужем. Он ей ответил, что согласен, если она полюбит его, как честная и целомудренная жена должна любить своего мужа. И она обещала любить его до смерти. После этого торжественного обещания он взял ее за руку, поцеловал и повел ее на другой конец храма. Все остальные последовательно проделали ту же церемонию и присоединились к первым. Осталось восемь девушек, которым не нашлось мужей, и пять из них от стыда и смущения горько плакали. Другие же три не были столь огорчены, и когда главный жрец подошел к ним, они взяли его за одежду и последовали за ним к Альбикормасу. Он им сказал несколько слов, после чего они подошли к сенаторам и, избрав трех из них, сказали им, что если злой рок помешал им быть единственными женами своего мужа, они избирают их, чтобы снять с себя позор, после того как от них публично три раза отказывались, и просят принять их в число своих жен, согласно законам страны и предоставляемой им привилегии, обещая им вечную любовь и верность. Три сенатора тотчас же спустились вниз и, взяв их за руки, подвели к алтарю, где встали рядом с ними, пока попарно устанавливались и остальные. Этим сенаторам было лет по сорок-пятьдесят, и выглядели они лучше всех других.
После этого главный жрец обратился к остальным пяти девушкам, желая узнать, не захотят ли они иметь мужьями кого-нибудь из сенаторов или других государственных должностных лиц, они же ответили, что, испытав судьбу всего лишь один раз, они хотят попытать счастья еще два раза, прежде чем принять такое решение, а затем, опустив покрывала, они вышли из храма, при выходе из которого их ожидала повозка, чтобы развезти их по домам. Как только они вышли из храма, снова загремела музыка, и Альбикормас, подойдя к алтарю, громко произнес несколько слов и, взяв за руки трех девушек и трех избранных ими сенаторов, соединил их руки, сказав им несколько слов, на которые они ответили глубоким поклоном. Он проделал то же самое с семью или восемью другими и, предоставив оканчивать церемонию нескольким сенаторам, вернулся и сел на свой трон. Два жреца перенесли горевший на алтаре огонь на середину храма, где новобрачные с благовониями в руках окружили его, и каждый из мужчин, смешав бывшие у него благовония с теми, которые были у женщин, бросал их в огонь. Затем, встав на колени, каждый из них клал руку на золоченую книгу, которую держали оба жреца. Они клялись в верности законам, обещая свято соблюдать их в течение всей своей жизни, призывая в свидетели клятвы великого бога-солнца и свою родину. Проделав это, они вернулись к алтарю, где Альбикормас произнес короткую молитву, которую они прослушали на коленях, а затем он повернулся к ним и, благословив их, вышел из храма под звуки музыки, в сопровождении всех своих приближенных. Оттуда все прошли в находившийся недалеко от храма зал, где были расставлены столы, на которых тотчас же появились разные кушания. Альбикормас подошел ко мне и к Ван-де-Нюи, сказав, что в этот день мы будем его гостями, и повел нас к своему столу, где посадил нас вместе с сенаторами. Сермодас взял тех моих офицеров, которые пришли вместе со мною, и повел их к другому столу. Каршида и Беноскар взялись отвести домой остальных наших людей, находившихся во время всего торжества в одной из галерей храма. Пир был роскошен, и во время еды играла музыка. После обеда мы отправились в амфитеатр, расположенный приблизительно на расстоянии мушкетного выстрела от храма, и увидели, что улицы, по которым мы шли, были усыпаны цветами. Мы услышали приветственные клики большого количества народа, собравшегося поглазеть на нас. Этот амфитеатр, выстроенный из больших камней, в диаметре имеет не менее пятидесяти шагов, если считать от внешней до противоположной ей стены. Покрыт он сводом необычайной высоты, защищающим его от солнца, дождя и других превратностей погоды. Вокруг него сверху донизу были места для сиденья, занимавшие большую его часть, а незначительная часть была занята партером. Когда мы вошли, эти места были уже полны народу, но в партер никого не пропускали, кроме начальствующих лиц, новобрачных и нас. Нас усадили на нижние места, отделенные от верхних балюстрадой, идущей кругом здания. Между тем, некоторые молодые люди стали выступать в борьбе, фехтовании и в других упражнениях, требующих ловкости и проворства, причем проделывали они это удивительно хорошо. После этих упражнений все молодожены стали танцевать. Танцы продолжались недолго, до того момента, как прозвучали трубы, подавшие сигнал к возвращению домой.
Мы вышли тем же порядком, как и вошли, и увидели, что улицы ярко освещены факелами и ракетами, почти превращавшими ночь в день.
Альбикормас и его приближенные заняли места в повозках, чтобы вернуться к себе, новобрачные пошли все вместе попарно в жилища, которые им были приготовлены, а Сермодас отвел нас домой, где объяснил нам отдельные места церемонии.
На следующее утро он пришел спросить нас, не захотим ли мы опять пойти в храм посмотреть другое торжество, являющееся продолжением первого. Мы согласились,
