через систему магазинов — центральных и местных, имеющихся в каждой осмазии. Сельскохозяйственные осмазии оставляют в своих магазинах лишь то, что необходимо для пропитания их членов, и весь излишек сдают в магазины центральные[31]. Хозяйственная система севарамбов, таким образом, является системой строго централизованной.
Труд составляет в стране севарамбов обязанность всех граждан, как мужчин, так и женщин. Женщины занимаются лишь более легким трудом — пряденьем, ткачеством, шитьем[32]; наравне с мужчинами они несут даже воинскую службу[33]. От труда освобождаются лишь больные, старики и инвалиды. Государство требует от граждан труда на общественные нужды прежде всего потому, что оно обеспечивает удовлетворение их потребностей, снабжая их всем необходимым. Но у Вераса есть еще и другой, моральный мотив: труд, упражняя тело и занимая душу разумным делом, предохраняет от многочисленных пороков и изнеженности, которые являются результатом праздности. Такое моральное значение может иметь труд, когда он полезен и умерен. Чрезмерный труд, который несут бедняки, чтобы добыть себе средства существования, есть результат неравенства. Верас считает возможным, в условиях равенства, значительное сокращение времени труда. Однако он в этом вопросе более реалистичен, чем Мор или Кампанелла; в «Утопии» введен шестичасовой день, в «Городе солнца» — даже четырехчасовой. У севарамбов день разделен на три равные части, из которых одна, восемь часов, посвящается труду, вторая — удовольствиям, третья — отдыху. Верас, несомненно, первым провозгласил эту трехчленную формулу, ставшую столь популярной в XIX в. (восемь часов для труда, восемь — для отдыха, восемь — для сна)[34].
Такая система всеобщего труда граждан не может еще, однако, по мнению Вераса, обеспечить удовлетворение всех потребностей. Дополнением и коррективом к ней является у него рабство. Для выполнения грязных работ при каждой осмазии имеются рабы[35]. Мы знаем, что рабство для тех же целей сохраняется и в «Утопии»[36]. Но у Мора рабство — форма наказания, заменяющая смертную казнь. Мор не считает возможным обращать в рабство даже военнопленных, он не признает наследственного рабства. Рабство у Вераса гораздо ближе к своему реальному прототипу и по своему источнику, и по характеру использования рабов. Верас без всякого возмущения рассказывает о том, как севарамбы, победив своих врагов, налагают на них ежегодную дань девушками и юношами, которые становятся затем рабами у севарамбов[37]. Он с полным сочувствием рассказывает о наложницах-рабынях и о том, как снабдили такими временными наложницами его спутников в первом же городе, в который они прибыли[38]. Это более чем терпимое отношение к рабству в его самых отвратительных проявлениях резко выделяет Вераса среди ранних утопистов. Повидимому, здесь сказалось в первую очередь влияние на Вераса того отношения к рабству, которое было в его время широко распространено в кругах, связанных с колониальными интересами.
Как мы уже говорили, государство снабжает граждан всем необходимым. Оно снабжает их непосредственно продуктами. Деньги воспрещены основным законом государства[39]. Их употребление считается пагубным. Это абсолютное отрицание денег как олицетворения богатства и орудия эксплуатации свойственно всем ранним социалистам. Но системы безденежного распределения могут быть различны по своим принципам. Возможно распределение равными пайками, возможно распределение по потребностям, возможно распределение, учитывающее в той или иной форме общественные заслуги. Верас провозглашает распределение по потребностям. Всякий гражданин, имея в чем-либо нужду, обращается к соответственному должностному лицу и всегда получает удовлетворение[40]. Однако при применении этого принципа принимаются во внимание соображения иерархического порядка. Должностные лица заслуживают большего вознаграждения и получают его в соответствии с положением, которое они занимают в республике (proportionnées au rang qu’ils tiennent dans la République): они имеют лучшие жилища, лучшее питание, лучшую одежду, чем простые граждане; им разрешено иметь больше жен и содержать лично при себе рабов (как правило, рабы прикреплены к осмазиям)[41]. Отметим, как любопытное перенесение в утопию черт французской действительности, что правом охоты, по крайней мере в некоторых лесах, пользуется только губернатор[42].
Иерархия вознаграждения дает дополнительный стимул к труду на пользу общества. Основным стимулом является «благородное соревнование» (une noble émulation), которое рождается из справедливого желания похвал, вызываемых добрыми делами[43]. Но стремление завоевать любовь и уважение граждан поддерживается и укрепляется соображениями материального порядка. Верас старается, очевидно, показать, что коммунистический строй не требует для своего существования людей особого, более высокого морального уровня. У севарамбов те же желания, те же цели, что и у европейцев. Различие социальных укладов сказывается в другом — в том, что средства, которыми севарамбы пользуются для достижения этих целей, честны и законны, тогда как у европейцев они сплошь и рядом низки и преступны[44].
В республике нет богатых бездельников, нет людей, которые облечены властью, хотя они недостойны ее и неспособны к ней. С другой стороны, среди севарамбов нет бедных, никто не испытывает нужды в необходимом, все принимают участие в общественных удовольствиях: «им принадлежат все богатства государства, и каждый из них может считать себя столь же счастливым, как самый богатый в мире монарх»[45].
Основным условием, обеспечивающим это всеобщее богатство, Верас считает правильную систему распределения у севарамбов. Проводя параллель между европейскими странами и страной севарамбов, Верас замечает: «все это, в сущности, одно и то же, но способ распределения благ различен»[46]. Однако Верасу не чуждо представление о том, что коммунистический строй создает также исключительные возможности для роста производства. У него в большей степени, чем у Мора, заметен вкус и интерес к техническим достижениям и усовершенствованиям, хотя большой изобретательности он в этом отношении и не проявляет. Для нашего народа нет ничего невозможного, — говорит один из севарамбов у Вераса, — ибо у нас все принадлежит обществу[47]. Интересно, что описываемые Верасом грандиозные сооружения, облегчающие труд человека и содействующие росту изобилия, относятся к путям сообщения и сельскому хозяйству. Верас вообще отводит промышленности подчиненное место, считая сельское хозяйство и строительное дело «более полезными». Мы узнаем у него о туннелях, сокращающих горные дороги[48], о подъемных машинах[49], о системе орошения и осушения земель при помощи каналов, об особых способах превращения песчаных почв в плодородные[50]. Во второй половине XVII в. Верас оказывается еще не в состоянии предугадать технический переворот в области промышленности и рост ее значения в общественной экономии.
IV
Принципиальные основы хозяйственного строя страны севарамбов те же, что в «Утопии» Т. Мора, — равенство граждан, общность имущества. Но исходя из этих основ, Верас дает своеобразное построение, отличающееся весьма существенными чертами. Не менее своеобразен и политический строй его утопии. Сам Верас характеризует его двояко. Рассматриваемый с точки зрения религиозной, этот строй является деспотической монархией, ибо верховным главой государства и собственником всего национального имущества севарамбы считают бога-солнце. Об этой религиозной стороне дела нам еще придется говорить ниже. С точки зрения светской организация управления представляется Верасу соединением деспотической монархии с аристократией и демократией [51]. Однако и это определение не соответствует тому, что изображено в романе.
Источником власти является у севарамбов народное избрание. Народ в каждой осмазии избирает ее руководителя — осмазионта (повидимому, в выборах участвуют все граждане). Осмазионты составляют основное ядро так называемого общего совета (conseil général). Так как число осмазий, а следовательно и осмазионтов, непрерывно растет, то постепенно из этого общего совета выделился малый совет (conseil ordinaire). Сначала в малый совет входило по одному члену на четыре осмазии, затем — по одному на шесть, наконец — по одному на восемь. Старейшие члены малого совета (по времени избрания) в числе двадцати четырех человек составляют коллегию сенаторов или высший государственный совет (grand conseil d’état). Когда в этой коллегии освобождается место, оно заполняется следующим по старшинству членом малого совета. Высший государственный совет намечает из своей среды четырех кандидатов на пост правителя государства, вице-короля, который окончательно избирается путем жребия. Совет помогает (assiste) вице-королю во всей его деятельности, дает ему советы. Из его состава назначаются губернаторы важнейших частей государства, генералы армии и префекты важнейших отраслей (строительства, съестных припасов, школ, общественных празднеств и т. п.)[52].
Власть верховного правителя, вице-короля, отнюдь не является неограниченной. Он, повидимому, не может предпринять никаких важных мер без поддержки государственного совета. Так, мы узнаем из рассказа Вераса про четвертого вице-короля, что его завоевательные планы встретили сопротивление со стороны советами он вынужден был от них отказаться[53]. Законодательные предложения вице-короля требуют утверждения общего совета, членам которого проект предварительно раздается[54]. Общий совет может отстранить вице-короля от исполнения обязанностей, повидимому, по инициативе высшего государственного совета. Если вице-король проявит склонность к тирании, если он пожелает нарушить основные законы, старейший из сенаторов созывает общий совет; в случае согласия последнего вице-король лишается власти, и из числа сенаторов по жребию избирается опекун (tuteur), который и правит, «пока божество не соблаговолит вернуть утраченный разум» вице-королю[55].
Ясно, что изображаемый Верасом режим весьма далек от «деспотической» монархии. Мы не знаем другого произведения второй половины XVII в., которое стояло бы в столь резком противоречии с господствующими политическими доктринами эпохи Людовика XIV. Революционное «Завещание» Мелье написано почти на полстолетия позднее «Истории севарамбов». Известный подпольный трактат «Вздохи порабощенной Франции», хотя и сочувствует принципу выборности короля, проникнут реакционно-аристократическим настроением. Даже «Письма пастыря» Жюрье, вышедшие, как и книга Вераса, из протестантской среды, в своих практических пожеланиях не идут дальше современной им английской конституции.
Трудно представить себе, чтобы Верас при его юридическом образовании искренно считал политический строй севарамбов «монархией последовательной и деспотической». Вернее предположить, что своим определением он стремился скрыть от бдительного, но не всегда проницательного взора королевской цензуры свои «неблагонамеренные» политические взгляды.
Нет в системе севарамбов и аристократии в том смысле, в каком этот термин употребляется обычно в политической литературе. Мы уже знаем, что Верас — решительный враг каких-либо наследственных сословий и связанных с ними прав и привилегий. Только личные заслуги дают гражданам права на выполнение общественных функций. У севарамбов никто не может попрекнуть других их низким происхождением, никто не может чваниться своим высоким родом. Очевидно, Верас, говоря об элементах аристократии у севарамбов, имеет в виду прямой смысл этого слова — господство лучших. Верас считает несомненным, что одни рождены для того, чтобы повелевать, другие — для того, чтобы повиноваться; для него естественно, что одни работают головой, другие — руками[56]. Таким образом, разделение физического и умственного труда у него вытекает из свойств человеческой природы и, следовательно, является вечным. Аристократию в этом смысле — аристократию умственного труда — мы можем найти и у предшественников Вераса — Мора и Кампанеллы. У последнего она принимает очень отчетливую форму правления ученых-священников, родственного платоновскому правлению философов. Но и Мор убежден в том, что должностных лиц и главу государства утопийцы должны выбирать из «сословия ученых»[57]. В условиях относительно
