весьма низкого уровня развития производительных сил в XVII–XVIII вв. даже самые радикальные и самые прозорливые критики социальной действительности не могли еще подняться до великой мысли о полном исчезновении порабощающего человека подчинения разделению труда, а вместе с тем и противоположности умственного и физического труда[58]. Представление об этой противоположности как о чем-то незыблемом создавало объективные предпосылки для возникновения идеи «аристократии умственного труда». Социальное положение творцов первых утопических систем, их вкусы и настроения, обусловленные принадлежностью к интеллигентским группам, делали для них такое решение проблемы управления субъективно наиболее привлекательным.
Как мы могли убедиться, обоснование политического и социального идеала у Вераса может служить примером последовательно-рационалистической аргументации. Игнорируя совершенно историческую традицию, отправляясь от «природы», он логически конструирует свою систему как максимально разумную и целесообразную при данной «природе». Но эта разумность, это соответствие «природе» представляются ему, повидимому, недостаточными для устойчивости системы на практике. Так, рядом с «природой» появляется в системе «бог», рациональный строй получает религиозную санкцию. Практическое служебное значение религии показано в «Истории севарамбов» весьма откровенно. Стремясь приобрести и закрепить нужный ему для преобразований авторитет, великий реформатор Севарис широко использует средства религиозного воздействия, не брезгуя и прямой мистификацией. Тотчас же по прибытии в страну Севарис, выдавая привезенные им пушки за небесный огонь, убеждает туземцев в том, что он послан к ним богом-солнцем[59]. Случайно найдя месторождение хорошего строительного камня, он выдает эту находку за божественное откровение[60]. Когда его избирают королем, он испрашивает совета у бога-солнца, заранее подготовив комедию ответа: по окончании обращения Севариса к божеству в храме раздается музыка, как бы приближающаяся издалека, а затем невидимый голос сообщает пораженным туземцам волю бога. Верас весьма одобряет эту ловкую инсценировку. Другие законодатели, — говорит он, — просто утверждали, что их законы — воля бога. Севарис же заставил народ поверить, что воля бога сообщена ему непосредственно голосом с неба[61].
В соответствии со служебным назначением религии большое внимание уделяется Верасом ее внешней стороне. Севарис и его преемники тратят много сил и средств на постройку и украшение храма, обставляют большой торжественностью общественные моления по разным поводам, в этом отношении отнюдь не пренебрегая опытом христианства. Но внутренняя сущность религии севарамбов чрезвычайно проста. Это — «естественная» рационалистическая религия, «опирающаяся, — по словам Вераса, — более на доводы разума, чем на откровение»[62]. Несмотря на сдержанность этой формулировки, откровение, несомненно, совершенно чуждо мировоззрению Вераса и вызывает в нем ироническое отношение.
Верас — один из самых ранних проповедников «естественной религии». Напомним, что «История севарамбов» вышла раньше соответственных произведений Локка и Толанда (1685, 1696). Идея религии, основанной на разуме, вполне соответствует общему рационалистическому настроению Вераса. Наиболее вероятным учителем Вераса в этом вопросе был Боден, которого Верас, конечно, знал как юриста и диалог которого о религии наверное читал. Возможно, что он был знаком и с книгами Герберта Чербери, в XVII в. достаточно широко известными.
Севарамбы признают невидимого, великого и бесконечного бога[63]. К этой вере севарамбы пришли от первоначального поклонения солнцу, которое в более примитивных формах было распространено среди туземцев до преобразований Севариса. Сам Севарис был в Персии первосвященником солнцепоклонников. Почитание солнца осталось и в религии севарамбов. Солнце заняло в ней место второго порядка, место видимого слуги невидимого бога; через посредство солнца люди получают все блага жизни, и ему они непосредственно поклоняются, воздавая невидимому богу лишь внутреннее, духовное почитание. Солнце правит миром, в котором мы обитаем, оно дает этому миру движение, свет и жизнь. Души людей и животных бессмертны, они составляют эманацию солнца, к которому в конце концов и возвращаются. Севарамбы верят также в возмездие после смерти за добрые и злые дела: это возмездие выражается в том, что душа переселяется в новое тело, более или менее близкое к солнцу. Религия предписывает людям выполнение трех основных обязанностей: по отношению к невидимому богу, по отношению к богу-солнцу и по отношению к родине[64].
Как мы уже упоминали, бог-солнце считается верховным главой государства; поэтому действительный правитель носит лишь титул вице-короля. Избрание вице-короля путем жеребьевки из четырех намеченных советом кандидатов является, с точки зрения религии, как бы проявлением воли бога-солнца, таким способом выбирающего себе помощника. Такой порядок был установлен Севарисом опять-таки по практическим соображениям. Фикция правления солнца должна создать правительству бóльшую прочность и внушить к нему большее уважение. Вице-король, как непосредственный выразитель воли божества, являющийся и светским и духовным главой государства, может рассчитывать на большее почитание и повиновение, чем правитель, получающий свой авторитет только от людей[65]. И покидая власть, Севарис еще раз внушает народу, что в избрании правителей провидение играет бóльшую роль, чем люди, что на них нужно смотреть как на «живее воплощение божества»[66].
В изображении религии севарамбов Верас проявляет мало самостоятельной выдумки. Сочувственный интерес к «религии солнца» как рациональной религии довольно широко распространен в литературе XVII в. Одним из источников этой концепции была уже упомянутая нами выше книга «Le Commentaire royal», Гарсиласо, в 1633 г. появившаяся во французском переводе. Но вряд ли можно говорить о прямом заимствовании Вераса у Гарсиласо[67], ибо Гарсиласо был отнюдь не единственным автором, популяризировавшим в XVII в. «религию солнца». Мы находим ее, между прочим, и у одного из ближайших предшественников Вераса в пропаганде коммунистических идей, у Кампанеллы[68]. Граждане его идеального государства почитают единого вышнего бога. Но они «созерцают и познают бога под видом солнца, называя солнце образам, ликом и живым изваянием бога, от коего на все находящееся под ним истекают свет, тепло, жизнь, живительные силы и всякие блага»[69]. Так как наибольшим почетом у них пользуется солнце, то и страна именуется «государством солнца» (civiLas solis). Близость Вераса к Кампанелле как бы подчеркивается тем обстоятельством, что то же наименование — Etat du soleil — дают своей стране и севарамбы[70].
При сочувственном отношении Вераса к религиозной мистификации в политических целях не всегда легко отделить то, что он искренно считает естественной, рациональной религией, от элементов, привнесенных в нее из практики положительных религий по чисто политическим соображениям. Ясно, что он не верит в голос с неба, утверждающий конституцию севарамбов; ясно, что он не верит в божественное происхождение власти вице-короля. Он считает лишь, что теория божественного происхождения, которую использовали до сих пор во вред народу, может и должна быть использована, когда просвещенный правитель ставит себе целью благо народа. Конечно, это — уступка господствующим политическим доктринам, но уступка, логически вытекающая из того, как представляет себе Верас способ осуществления идеального общественного строя. Он не видит в обществе внутренних сил, способных преобразовать его в коммунистическое общество. Он, как Мор и значительное число социалистических писателей XVIII в., возлагает поэтому задачу реформирования общества на «мудрого правителя», на идеализированного представителя просвещенной монархии. Народ, — даже фантастический народ, живущий в условиях примитивного коммунизма, — способен лишь сочувственно повиноваться реформам. Естественно, что, не особенно веря в прочность поддержки Севариса народными массами, Верас обеспечивает его поддержкой высших неземных сил.
Возможно, что такой же политически-утилитарный смысл имеет у него учение о бессмертии души и о загробном возмездии. Верас рассказывает, что наряду с изложенным выше официальным учением среди севарамбов распространены и другие теории. Часть ученых вовсе отвергает бессмертие. Другие считают, что душа материальна и что о ее бессмертии можно говорить лишь в том смысле, в каком это приложимо к материи: она может менять форму, но не может быть уничтожена[71]. Верас весьма осторожно сопоставляет эти три теории, его собственное отношение к ним остается скрытым. Большинство же севарамбов предпочитает теорию бессмертия по мотивам мало убедительным: во-первых, она кажется им более правдоподобной и приятной (!), а во-вторых, она освящена авторитетом Севариса, заветы которого севарамбы склонны беспрекословно соблюдать[72]. Общее впечатление от всех рассуждений Вераса по религиозным вопросам таково, что сам он в своем рационализме гораздо более радикален, чем его севарамбы.
Изображение религиозной жизни севарамбов служит у Вераса еще одной цели — весьма завуалированной критике религиозной жизни христианских стран. Он очень осторожен. Утверждая, что религия севарамбов «наиболее соответствует человеческому разуму», он сейчас же оговаривается, что она тем не менее не самая истинная, ибо ей следует предпочесть «небесный свет Евангелия». Но без этого «божественного откровения» мнения севарамбов о божестве пришлось бы признать правильными[73]. В стране севарамбов есть небольшая группа христиан. Они пробовали вести пропаганду. Но их число не возрастает. Интересно, как излагает Верас причины этой неудачи. Севарамбы, — говорит он, — слишком полагаются на человеческий разум. Они считают странными святые таинства нашей религии и смеются над всем, что превосходит их «затемненное понимание». Они издеваются над чудесами, объясняют все явления естественными причинами, убеждены в том, что все в природе происходит в установленном порядке, согласно естественным законам[74]. В конце концов, христианские священники пришли в отчаяние, решив, что только большое чудо, «смирив разум» этих неверных, могло бы привести к их обращению. Очевидно, Верас рассчитывал, что найдутся читатели, которые поймут преимущества рационалистической логики севарамбов над христианскими доводами, опирающимися против разума на откровение. А в то же время, с точки зрения цензуры, его изложение было как будто вполне христиански-благонамеренным.
Существование государственной религии солнца в стране севарамбов не исключает весьма большого разнообразия религиозных мнений. Верас сообщает нам, что у них господствует «полная свобода совести» (pleine liberté de conscience)[75]. Правда, все другие публичные культы, кроме культа солнца, воспрещены. Но всякий вправе высказывать и защищать свои взгляды по религиозным вопросам. Организуются даже общественные диспуты, на которых можно выступать с любым мнением, не боясь ни кары, ни порицания. Эта свобода, утверждает Верас, чрезвычайно содействует общественному спокойствию; страна севарамбов не знает религиозных раздоров и войн, несмотря на различие мнений и споры. Свободе религиозных убеждений Верас противопоставляет порядок, господствующий в «других странах», где религия часто служит предлогом для самых бесчеловечных и нечестивых деяний. Самое замечательное в этом рассуждении Вераса не в том, что он, выросший в гугенотской семье во времена очень тяжелые для гугенотов, выступает в защиту свободы совести; поистине поразительна та политическая проницательность, которая приводит его к мысли, что религия в «религиозных» распрях и войнах является лишь предлогом (prétexte)[76]. Это — тщеславие, жадность и зависть, прикрываясь религией, ослепляют несчастных людей до того, что они теряют всякое чувство гуманности, которое им внушает эта самая религия. Так самая святая вещь превращается в самую жестокую и пагубную. У севарамбов это невозможно. И опять-таки Верас понимает, что религиозные распри немыслимы в стране севарамбов не только потому, что они свободно и спокойно обсуждают проблемы развития религии, как в Европе
