Хрущева, сортов колбас и подобных изделий было на самом-то деле гораздо больше, о чем молчат. Довольно часто в «писательском» доме покупали буженину, ветчину, шинку, грудинку. Позднее, в 1960-е годы, появились не отделы, а магазины кули­нарии. Ассортимент в них, по сравнению с сегодняшним, конечно, небогат, но все же неизменными оказывались антрекоты, лангеты, ромштексы, бифштексы, бефстроганов, цыплята.

Очень любят наши либеральные СМИ вспоминать, как и про недостаток кол­бас при социализме, «синих тощих кур». Те куры были действительно абсолютно диетическим продуктом, в них практически не накапливалось жира, потому они и выглядели худыми и синими. С них не надо было снимать кожицу — под ней не существовало жировой прослойки, как у современных кур. Советские синие куры рекомендовались для диетического питания, например, приготовления бульонов больным людям, во многих медицинских книгах того времени.

В «лихие» 1990-е появились «окорочка Буша» — американская курятина. Она быстро исчезла, поскольку не раскупалась, хотя стоила очень дешево. Вид окорочков был ужасен и отпугивал покупателей. Это гигантские ноги размером с конечности средней собаки, будто оторванные от монстров из американских ужастиков. Цвет имели желтый из-за феноменальной жировой прослойки — около 2 см! Кроме того, пласты жира обнаруживались и между волокнами мяса. Такого наши люди отродясь не видели. Врачи не знали, как квалифицировать этот продукт. Не могла быть диетической курятина, которая жирнее свинины!

В царской России среднее потребление мяса на человека в год — 11 кг, в СССР — 75 кг, во Франции — 106 кг, в Германии — 98 кг (по Юрию Мухину). Однако элита в СССР потребляла мяса гораздо больше, чем «в среднем».

Перед каждым Новым годом Иван Шамякин и Янка Брыль ездили на «Побе­дах» в Раков покупать молочных поросят. В 1960-е годы, уже на «Волгах-21», часто отправлялись по субботам на базар в Столбцы. Где-то по дороге (не помню где, но по Брестскому шоссе) заходили в придорожный ресторан: он славился отменным супом с самодельными пельменями и черной икрой, которая там еще оставалась, когда в столице уже из магазинов безвозвратно исчезла.

В 1950-е годы рыбный ассортимент был исключительно богат: сомы, щуки, карпы и разная мелочь прямо в больших аквариумах, полки уставлены банками консервов с крабами. Я в детстве очень не любила консервы «Печень трески». В последующие десятилетия они стали дефицитом. Сама я не помню, но взрос­лые рассказывали о бочках с икрой в начале 1950-х, которую никто не брал. Рыбу тогда развозили в машинах-цистернах с надписью «Рыба» (были такие же и «Молоко»).

В наше время по буржуазному телевизору нередко издеваются над так называемым рыбным днем (четверг) в советское время. Снова-таки, как всегда, не договаривают до конца, не раскрывают сути дела. Рыбный день введен для пропаганды рыбы, которой было навалом, и она никогда не стоила дороже мяса (селедка — 90 копеек за килограмм, хек — 40 копеек). Рыбный флот на всех морях, окружавших СССР, — тогда был огромен, продукцию рыбаков, тру­дившихся в тяжелейших условиях, нужно было как-то реализовывать. Причем рыбный день вовсе не исключал рыбу в другие дни, а мясо в четверг. И вообще это не советское изобретение, а предложение академика Николая Яковлевича Данилевского в 1909 году, подхваченное Анастасом Микояном в 1930-е годы, но практически введенное в 1960-е.

Еще совсем недавно я радовалась, что остается осколок нашего детства — магазин «Рыба» на улице К. Маркса, и даже с той же оригинальной отделкой цветным кафелем. Все надеялась, что устоит, — ведь это тоже уже дизайнерский раритет. Но нет, не устоял: дух торгашества побеждает любую эстетику, исто­рическую память и здравый смысл. После реконструкции открыли пиццерию. Место полезной рыбы заняли тесто с кетчупом и пиво. И там сейчас сидит молодежь, мои студенты, обеспокоенные лишним весом и плохим цветом лица, поглощая именно то, что к этим проблемам приводит.

А мы в 1950—1970-е годы познакомились и с экзотическими продуктами. Приезжие из русской провинции всегда поражались, что у «машеровцев» в сво­бодной продаже апельсины. Вот для них-то, бедных, это тогда была роскошь. С мандаринами ассоциируется запах Нового года, когда они появлялись в огром­ном количестве, привезенные из Грузии.

В детстве мы буквально объедались мандаринами и так называемыми «рай­скими» яблочками из Крыма: их папа из магазина приносил ящиками.

В какой-то период продавали и бананы, потом в Минске они исчезли, а в Москве в крупных гастрономах можно было приобрести. Помню, мы поку­пали их, как ни удивительно, в киоске Московского зоопарка. Никто сейчас не вспомнит, а в связи с чем Советский Союз вдруг несколько лет был завален бананами. Как мне кажется, это были бананы из Ямайки, в которой в 1970-е годы к власти пришло правительство, взявшее курс на социализм, а потому надеявшееся на помощь от СССР взамен за свои бананы, благо ничего другого предложить не могло. Сегодня бананы — надоевшая реальность, на них и не смотришь. Но в то время все заграничное манило необычайно.

В наше время экзотического фруктово-овощного изобилия появляются публикации о необходимости питаться тем, что произрастает на собственной земле. Не думаю, что это рекламный ход для того, чтобы покупали белорусское. Ведь логически рассуждая, так и должно быть: генетически организм привык к определенной пище — именно той, какой питались предки.

Сегодня количество передач по телевизору, посвященных кулинарии, бук­вально зашкаливает — по каждому каналу и не один раз в день. Кроме рекламы собственно продуктов и кухонного оборудования, а также «элитных» ведущих (все рванули в повара, как и в писатели), преследуется, по-моему, в таких переда­чах еще одна цель: приучение публики к смешиванию различных ингредиентов, добавлению многочисленных специй и приправ — для того, чтобы замаскиро­вать отсутствие вкуса в очень многих, ныне промышленно выпускаемых по упро­щенным технологиям продуктах.

Нередок, впрочем, в таких передачах и политический подтекст, всегда анти­советский, и откровенная провокация. Как прозвучало в мае 2013 года у Ивана Урганта в «Смаке»: «Порубил зелень, как красный комиссар жителей украинской деревни». В ответ — протест Украины. Урганта заставили извиниться. Он с удив­лением извинился, совершенно не поняв — за что: ведь изгаляться над святым, говорить о человеческих трагедиях в манере стеба, снижая любые значимые символы, — норма на российском телевидении. К этому приучают население с 1990-х годов, и уже давно преодолен болевой порог. Вот в Голландии по теле­визору уж пробовали и человечину!

Конечно же, питание сегодня и при социализме отличалось основательно. В желтой прессе, а тем более по буржуазному ТВ, в том числе возмутительно­му белорусскому Первому каналу, принято издеваться над сталинской «Книгой о вкусной и здоровой пище» — якобы манила она советских людей только кар­тинками, в реальности ничего подобного не было. Констатирую — было. Даже я помню.

Поскольку современные читатели вряд ли мне поверят, обращаюсь к свиде­телю — известнейшему русскому писателю Владимиру Солоухину, отнюдь не просоветскому деятелю, а монархически настроенному почвеннику, из семьи раскулаченных крестьян, обличителю Ленина. В 1968 году в эссе «Третья охота» он, например, писал: «И вот теперь, когда за витринами магазинов лежат грече­ские маслины, копченая рыба, куропатки и даже мясо кальмаров…» и т. д. Или в его же «Черных досках» из тех же лет: «Так и охотник может купить тете­ревов или глухаря в магазине Центросоюза, где продают не только тетеревов, но медвежатину, лосятину, зайчатину и даже торгуют благородными оленями, составляющими, бывало, предмет королевской охоты». Конечно, он имел в виду Москву. У нас вряд ли лежала медвежатина, хотя иногда дичину в магазинах потребкооперации писатели покупали. Напоминаю, что говорю об элите, то есть, по тогдашней терминологии, советской интеллигенции. Хотя и среди крестьян было полно охотников, иногда, чего греха таить, браконьеров.

Мне можно бросить упрек, что, описывая довольно красивый и безусловно сытный быт элиты, я не подчеркиваю, что все это достигалось за счет безмер­ной эксплуатации деревни. Наоборот, как раз о страданиях деревни и мой отец, и его коллеги-писатели писали очень много. И кстати, улучшения на селе — во многом именно их заслуга, поскольку среди чиновников в то время было немало любителей чтения, и они прислушивались к мнению писателей. Да и просто встречи литераторов и представителей власти случались часто. Иван Шамякин и Андрей Макаенок или Шамякин и Максим Танк по четыре часа беседовали с Машеровым, к которому заходили запросто. Снова подчеркиваю: они не «прикорытники», а искренние радетели, как и тот же Машеров, о благе народа — всего народа, не «элит», не олигархов.

Я наблюдала, как постепенно богатели сельчане, но в 1950-е годы даже в довольно близкой (20 км) от крупного областного города Терюхе жили еще очень бедно. Не хватало денег на покупку посуды, тканей, мебели, тем более мотоциклов и машин, которые появятся в 1970-е годы. Но не голодали. На земле невозможно голодать, если не лениться.

И наша семья, и друзья отца очень любили деревенскую еду, особенно из печи, которой угощали мамины родственники: летний борщ, или холодник; каши — гречневая с салом, пшенная с тыквой; яичница со шкварками; оладьи и толстые блины — они у моих тетушек получались фантастически вкусными; кисель из разных ягод. Самое незабываемое впечатление детства: собранная собственными руками лесная земляника, залитая молоком, посыпанная сахаром. Практически каждый день на столе в деревне — рыба, грибы, творог с разными ягодами. Да, не разносолы, но еда полноценная и здоровая.

Естественно, и городские жители, выходцы из села, еще в значительной мере сохраняли привычки деревенские. Во многом это было обусловлено тем, что у большинства наших знакомых в деревне оставались родственники. Напри­мер, нам к каждым праздникам родные обязательно привозили свежатину, ово­щи и фрукты.

Чем запомнился праздничный стол 1950-х годов? Прежде всего, большим количеством разных маринадов. Шинкованную капусту на зиму мы ставили всегда — вплоть до конца 1990-х годов, до смерти мамы. Впрочем, и сегодня моя сестра Олеся с мужем Сергеем традицию сохраняют. В те далекие времена моего детства женщины из «писательского» дома любили по осени угощать друг друга свежеприготовленной капустой — она действительно у всех получалась на удивление разной.

На балконах в бочечках, сделанных руками дедушки Филата, у нас стояли моченые яблоки антоновки, маринованные грибки и огурцы. И все это служило закуской перед основными блюдами. Всегда много варилось варенья, сушились боровички. Кстати, из них мама делала свое фирменное блюдо, обожаемое нами и всеми коллегами отца, — грибную икру.

Среди других закусок на праздники назову салат из крабов, салат из печени трески, замечательный паштет из говяжьей печенки, вареную свеклу, залитую жареным луком, неизменную селедку «под шубой».

Иронически упоминаемый в наше время, когда говорят об СССР, — «оли­вье» — появился позже,