ещё мало. «Работать, работать надо!»
Потом, как бы невзначай, Гитлер, оставив Уоллис в зале, вывел герцога в соседнюю комнату и там они проговорили минут двадцать. Со слов Эдварда, Гитлер вывернул разговор таким образом, что герцогу Виндзорскому пришлось (пришлось!), заключая беседу заявить, будто единственной угрозой миру является большевизм и что усилия Германии должны сосредоточиться на восточном направлении.
Однако говорили они и ещё кое о чём. Так, а одной из своих «застольных бесед» 13 мая 1942 года Гитлер заявил, что «Король (sic!) предложил мне удовлетворить колониальные запросы Германии, предоставив ей возможность заселить северную Австралию с тем, чтобы создать щит между зоной английских интересов и Японией.»
Интересно мнение на этот счёт Пола Гетти (кто не знает старину Пола…), заметившим после разговора с герцогом: «У меня есть причины подозревать, что он, встречаясь с Гитлером, участвовал в этой игре не по своей инициативе и что когда-нибудь на свет будет извлечено тайное досье, которое прольёт свет на этот загадочный эпизод.»
Распрощались герцог с Гитлером как лучшие друзья. После того, как Гитлер вернулся в дом, он сказал: «Из неё бы вышла хорошая королева Англии.» Слова эти облетели мир, их вспоминают все без исключения биографы, пишущие об истории любви короля Эдварда VIII и Уоллис, но дело ведь не в словах, слова сами по себе значат очень немного, важна интонация, а ещё важнее контекст и в данном случае в высшей степени желательно не так услышать слова Гитлера, как увидеть его лицо, увидеть затаённую усмешку в его прищуренных глазах, увидеть взгляд, которым он обменялся с приближёнными, понять, что означала пауза, возникшая после этих слов.
Дело вот в чём: когда умер Георг V, то гроб с его телом был выставлен в холле Вестминстерского аббатства. В ходе траурных торжеств мимо гроба в скорбном молчании прошли более миллиона англичан. Людской поток прерывался лишь ночью и вот как-то уже под утро, когда в зале не было ни души, через заднюю дверь в холл прошли два человека, это были король Эдвард VIII и Уоллис. Они подошли к гробу и, взявшись за руки, склонили головы. В гробу лежал отец, у гроба стоял сын. И та, кого он любил. Эту сцену при помощи миниатюрной кинокамеры тайком снял немецкий агент и плёнка тут же была переправлена в Германию. Там она была закольцована и получился коротенький фильм. Фильм этот был показан Гитлеру. Гитлер истерически смеялся. Он задыхался, тыкал пальцем в экран, вытирал выступившие слёзы, успокаивался, потом прыскал и опять принимался хохотать. Заливисто, неудержимо.
«Из неё бы вышла хорошая королева Англии.»
26
А что же в это время происходило в Англии? Ведь когда король умирает, его сменяет следующий, отречение было чем-то вроде маленькой смерти, и на смену ушедшему королю должен был прийти монарх новый, трон не мог пустовать. Как только Эдвардом VIII было подписано отречение, власть перешла к его брату. Брата звали Альберт Фредерик Артур Георг и уже из одного этого видно, что когда его крестили, то Семья не видела в нём будущего монарха. В короли изначально готовился только и только его старший брат, будущий Эдвард VIII, полное имя которого звучало как Эдвард Альберт Кристиан Джордж Эндрю Патрик Дэвид (четыре последних данных ему при крещении имени это имена святых покровителей Англии, Шотландии, Ирландии и Уэльса). Пробежим быстренько по биографии человека, ставшего королём Англии вместо Эдварда VIII.
Трудно представить себе двух более разных людей, чем старшие сыновья Георга V.
Если Эдвард, по образному выражению биографа королевской семьи, был фазаном, то Альберт (в Семье его звали «Берти») был гадким утёнком. Если наследник был «celebrity» и упивался собою в этой роли, то Берти являлся его полной противоположностью. Он не просто сторонился толпы, он был болезненно застенчивым человеком. Застенчивость имела причину — Берти был тяжёлым заикой. Детство его было нелёгким, Берти родился с вывернутыми внутрь коленями, лечилось это при помощи надеваемых на ночь металлических шин, которые полагалось носить ещё и часть дня. Процесс был мучителен, и как будто этого было недостаточно, ребёнка, который был левшой, личным распоряжением Георга V почтительно, но твёрдо приучали пользоваться только правой рукой. С королём не поспоришь и уж совершенно точно не поспоришь с таким королём, каким был Георг V, как-то заметивший, что «мой отец боялся моего деда, я боялся отца и будь я проклят, если не заставлю своих детей бояться меня». (Чтобы понять, почему так смеялся Гитлер, глядя как «жизнь младая» в лице непутёвого Эдварда и весёлой Уоллис играет у гробового входа, куда ушёл Георг V, следует знать, каким человеком был покойный. Он был императором в старом понимании этого слова, человеком долга, государственником, очень хорошо разбиравшимся не только в политике, но и в жизни, что для монарха, вообще-то, одно и то же. Так, когда во время всеобщей забастовки в Англии лорд Дархэм от лица придворных выразил отношение к происходящему, обозвав забастовщиков «проклятой кучкой революционеров», Георг V, не глядя на него, прорычал в ответ: «Прежде чем судить этих людей, попробуйте прожить на их заработок». Когда он умирал, а умирал он тяжело, в течение нескольких дней, и умер он за пять минут до полуночи, то последнее, что он едва слышно прошептал, было — «Империя..?» Присутствовавший при кончине личный секретарь короля, поклонившись, ответил: «It’s absolutely all right, Sir.» «В совершеннейшем порядке, Сэр.»).
Как полагает сегодняшняя медицина, именно это насильственное переучивание с одной руки на другую привело к тому, что маленький принц, будучи шести лет от роду, начал заикаться. И чем дальше, тем сильнее. Было ли тому причиной заикание или нет, но и в науках он (опять же в отличие от страшего брата) отнюдь не преуспевал. Берти последовательно отучился в Осборне и Дартмуте. Из Осборна он вышел в возрасте четырнадцати лет, по успеваемости он оказался 68-м из 68-ми учащихся. В Дартмуте, Британском Королевском Военно-Морском Колледже, у него получилось получше — он оказался 61-м из 67-ми курсантов.
Пройдя морскую практику на борту крейсера «Камберлэнд», он был зачислен в команду броненосца «Коллингвуд» и, начиная с 1913 года, начал службу в королевском флоте. Если кто-то думает, что служба королевскому сыну казалась мёдом, то это не так. Принц имел звание мичмана (до лейтенанта он дослужился только в 1918 году) и был одним из номеров в орудийной башне. Заряжающим.
На этой фотографии он второй слева. Ему словно суждено было всегда быть вторым, однако люди полагают, но располагает только Бог и иногда случается так, что вечно вторые вдруг становятся первыми.
Когда Берти прослужил год, началась война. Та, которую сегодня называют «Великой». Принцу, который по понятным причинам во время службы носил обычнейшее имя «мистер Джонсон», довелось принять участие и в боевых действиях. И опять в отличие от наследника Эдварда, который стремился на фронт, и которому в этом было отказано. Я думаю, что отказано было не потому, что Георг V боялся смерти сына (у монархов отношения с жизнью и смертью не такие, как у простых смертных), тем более, что сыновей было целых пять, а потому, что существовала вполне обоснованная вероятность тяжёлого ранения, а какой из калеки государь? Подобные опасения в отношении других детей в расчёт не принимались и именно по этой причине хотевший служить во флоте Берти там и служил, причём служил наравне со всеми и наравне со всеми же оказался участником Ютландского сражения. 31 мая 1916 года, в полдень, заняв после сигнала тревоги своё место в орудийной башне, он, не выдержав искушения, высунулся в люк и на всю жизнь запомнил свинцовое море и оранжевые вспышки в тумане — это немецкие крейсера открыли огонь по «Коллингвуду». Позже, уже став королём, он со смехом рассказывал, что когда в броненосец попал немецкий снаряд, он свалился в люк «как подстреленный кролик».
Между старшими сыновьями Георга V было и ещё одно отличие. У Эдварда не было друзей. Ни одного, и это при том, что он всячески демонстрировал окружающим свою «демократичность», «открытость» и «новое мышление». Однако весь из себя такой непосредственный наследник мог вдруг встопорщиться и заорать кому-нибудь из соучеников: «Извольте, обращаясь ко мне, называть меня «сэр!» После чего остальные студенты, переглядываясь у него за спиной, крутили у виска пальцем. Застенчивый же заика Берти был тем, что в России называют «свой», он был «одним из», он был членом команды и его мечтой было всю жизнь прослужить во флоте. Мечте этой не суждено было сбыться, у него обнаружили язву и после операции в ноябре 1917 года он был списан на берег и продолжил службу уже в Королевской Морской Авиации. Во флоте началась его продлившаяся всю жизнь дружба с лордом Луисом Маунтбэттеном, с которым они опять встретились во время учёбы в Кембридже.
Очень быстро он определился и с женитьбой. Его избранницей стала Элизабет Боуэс-Лайон, младшая из десяти детей герцога Стрэтморского. Элизабет была всеобщей любимицей и Георг V, узнав о том, что Берти собирается сделать ей предложение, лишь усмехнулся. «Будет чудом, если она ответит тебе согласием» — сказал он. Элизабет и в самом деле отказала. Но Берти, как и все застенчивые люди, был упрям. Он сделал второе предложение и вновь получил отказ. Элизабет объяснила ему в чём причина — она, будучи подружкой сестры Берти, принцессы Мэри, могла наблюдать жизнь Семьи изнутри и жизнь эта отнюдь не казалась ей заманчивой. Она прекрасно отдавала себе отчёт в том, что выйти замуж за принца означало войти в magic circle монархии, навсегда покинув мир обычных людей, она же хотела принадлежать самой себе. Берти выждал два года и в 1923 году сделал ей третье предложение. Она согласилась.
В Семье каждый её член отвечал за ту или иную область государственной жизни. Берти, получивший от Георга V титул герцога Йоркского, стал «курировать» то, что называется «социальной жизнью». В отличие от наследника Эдварда, представлявшего Империю за рубежом, герцог Йоркский имел дело с «низовкой», он «по долгу службы» посещал фабрики и заводы. Причём, будучи человеком скромным, он и визиты свои обставлял как можно более приземлённо. Газеты называли его Industrial Prince, в семье же его, поддразнивая (нужно заметить, что в детстве остальные дети Георга V передразнивали его заикание, дети жестоки), называли the Foreman, то-есть «десятник», «прораб». Неформальность общения с рабочими натолкнула его на мысль о создании летних лагерей для детей простонародья. В дополнение к движению «бой-скаутов», которое было нацелено на детей среднего класса, в начале 20-х
