предметом межгосударственных переговоров на уровне премьер-министра с одной стороны и президента с другой, то-есть все свои шаги англичане должны были согласовывать с американцами. Это всё в теории, но трудности не замедлили возникнуть и на практике.
Началось с распределения урана. Во время войны, когда англичане заплатили за допуск к участию в Манхэттенском проекте тем, что свернули собственные ядерные исследования, весь добытый уран поступал в США. Там он делился на две части в пропорции 50–50, одна часть поступала в распоряжение американцев, а другая — англичан, но, поскольку англичане к практическому воплощению бомбы не допускались, то ядерная начинка делалась американцами из американской половины, английские же 50 % долежали до конца войны практически нетронутыми, после же войны, когда начались трения, англичане свою половинку поспешно вывезли в Англию.
У американцев немедленно возникли проблемы (до того уран они получали от ещё одного подписанта Квебекского Соглашения — Канады, но теперь Канада играла на стороне англичан и США оказались на мели.) Американцы перебрались в Бельгийское Конго и начиная с 1948 года получали необходимый им уран оттуда. Однако в какой-то момент бельгийцы вдруг потребовали в дополнение к деньгам (хотя платили американцы щедро) ещё и поделиться с ними информацией по производству бомбы. За этим скромным желанием стояла либо (что более вероятно) Франция, либо всё та же Англия, но, поскольку дело происходило уже в условиях начавшейся ядерной гонки с СССР и времени выясняться с привередливыми и не по чину любопытными потомками Тиля Уленшпигеля у американцев не было, то они просто перебрались в Южную Африку. Но это уже другая история и интересна она только товарищам, которые надумают покопаться в том, как и каким образом бомба появилась у злобных африканеров.
К моменту окончания войны англичане имели теоретические (и достаточно глубокие) познания в ядерной области, кроме того они теоретически же знали, что нужно делать с U-235 и плутонием, но вот что касается того «как делать», что касается практической стороны дела, то они не знали почти ничего. Они знали теорию технологии производства бомбы. К «деланию» американцы их дальновидно не подпускали, а там было, как то каждому понятно, великое множество производственных секретов. Как злорадно заявил один из допущенных к тогдашним секретам американец — «they had only bits and pieces», то-есть у англичан были какие-то разрозненные фрагменты очень сложной картинки. Кроме, так сказать, инженерии, англичан на пушечный выстрел не подпускали и к тому, что на тогдашнем слэнге атомщиков называлось the plutonium business, ни одного англичанина не было ни в чикагской лаборатории, ни в Хэнфорде. А между тем плутониевая бомба была на тот момент уже следующим шагом, выходом на более высокий уровень. Между прочим, испытание в Аламогордо 16 июля 1945 года было испытанием плутониевой бомбы. Первая бомба, сброшенная на Хиросиму была достаточно примитивной, «простой» урановой бомбой, американцы были так уверены, что она взорвётся, что даже не посчитали нужным провести предварительное испытание, но вот гораздо более сложную плутониевую бомбу они сперва испытали, и только после этого применили в Нагасаки.
64
Бомбы бомбами, но начинка пирога, который Америка, отгородившись локтем, запихивала себе в рот, имела в себе кроме «Малыша» и «Толстяка» ещё и другие вкусности.
Государства, воюя между собой, всегда воюют за что-то, война призвана создать некую новую реальность и в этой будущей картине мира появятся плохо представимые сегодня вещи, явления и феномены, ценные тем, что они будут выгодны победителю и невыгодны побеждённому. Завтрашний мир строится сегодня и строится он войной, а война это вовсе не то, что живущие в государствах люди назыают войною, война это наша с вами жизнь, повседневщина, сменяющие друг друга серые, скучные дни. Мы воюем изо дня в день, даже не догадываясь о том, для государства каждый из нас — солдат. Разница между людьми только и только в одном — одни из них солдаты армии победителя и им отдают на поток и разграбление рухлядишку и животишки побеждённых, а другие — жалкие остатки разбитой армии, загнанные за колючку и которым сегодня поесть дадут, а завтра, может, и нет.
Для того, чтобы лучше представить себе, что такое война, возьмём в качестве примера межвоенные (какая высокая ирония в этом слове!) двадцать лет прошлого века. Действующие лица — государства, да ещё какие государства! Британская Империя, Америка, Франция и Германия. В эти двадцать лет там и сям происходят «вооружённые конфликты», ярко освещавшиеся тогдашним «телевизором» — газетами. Итальянская «агрессия в Эфиопии», гражданская война в Испании, японские дела и делишки в Китае, ну итд. Эти конфликты и сопутствовавшая им газетная шумиха призваны были скрыть суть, а суть была в тогдашней Холодной Войне между Британской Империей и США. Фактически все тогдашние локальные войны были следствием борьбы титанов, точно так же, как вспыхивавшие пару десятилетий спустя всякие там ближневосточные, сомалийские и вьетнамские войны были следствием явления более высокого порядка — Второй Холодной Войны, в которой сошлись победители в горячей Второй Мировой — США и СССР.
Вот что мы имеем в период 1919–1939 годов — мир после Версаля поделен, спорить вроде бы не о чем, все при делах. Все, уговаривая друг друга, что ужасы Первой Мировой не должны повториться, готовятся к войне следующей, готовятся наперегонки. Ну, а готовясь, живут, и живут вроде бы мирной жизнью, совсем как мы с вами. В этой мирной жизни что-то значат слова «экономика», «международная торговля», «договора». В этой мирной жизни Англия копает уголь (угля в Англии до фига) и продаёт его. Где-то в начале этих заметок я приводил цифры тогдашней добычи угля, так вот Англия мало того, что тяжёлым трудом своих шахтёров добывала этого самого угля очень много, так она ещё и была ведущим продавцом угля в мировом масштабе. Самым же большим покупателем английского угля была Франция.
После Первой Мировой Франция хотела Германию разделить на кусочки и вообще-то здравый смысл требовал именно этого, но если убрать в центре Европы такое мощное государство как Германия, то это автоматически усиливало Францию, превращая её в державу номер один на континенте и если французам подобная перспектива по понятным причинам нравилась и нравилась тем более, что у Франции была ещё и своя колониальная Империя, что вкупе с желаемой ею гегемонией в Европе превращало Францию в силу уже глобальную, то подобный «расклад» никак не устраивал ни Англию, ни США. Им вполне хватало друг дружки, зачем им ещё и петух, пусть даже этот петух и называет себя «галльским»? Поэтому Германию сохранили, перед тем, правда, немного обкорнав по краям.
Но Франция тоже была не лыком шита, она прожила длинную историю и за это время успела кое-чему научиться. Франция своё взяла по другому. Она прекратила закупки угля в Англии и начала брать уголь у Германии, брать бесплатно, в счёт репараций. Сделав это, Франция нанесла Англии очень тяжёлый удар, Англия сбилась с дыхания, скособочилась и захекала, Англии стало нехорошо. Англия сразу лишилась многих-многих миллионов фунтов стерлингов, но это было не самое страшное, самым страшным была даже и не резко выросшая в старушке Англии безработица и связанные с этим social unrest, самым страшным было вот что — уголь тогда был чем-то гораздо большим, чем нефть сегодня, уголь был стратегическим ресурсом и Англия даже не прямой угрозой, а всего лишь намёком на сокращение поставок угля могла влиять на принятие тех или иных политических решений во Франции, уголь был превращён в некую шахматную доску, на которой можно было разыгрывать очень сложные партии и на доске этой у Англии всегда было больше фигур, а тут вдруг партнёр просто встал из-за стола и послал Англии воздушный поцелуй: «Играй сама с собою.»
Поскольку главными глобальными соперниками тогда были Англия и США, то то, что было для Англии плохим, было хорошим для Америки и там, захохотав и тыча в сторону Англии пальцем, запрыгали на одной ножке. Но потом смеяться перестали, стали прыгать медленнее, потом ещё медленнее, а потом прыгать перестали вовсе. Америка обнаружила, что Франция, ослабляя Англию, ослабляет и Германию, причём ослабляет сверх всякой меры, французы всегда славились своей жадностью. Франция, не мытьём, так катаньем, добивалась своего — европейской гегемонии. С тем, чтобы снять с шеи Германии удавку, американцы фактически простили французам их долг Америке, взятый в годы Первой Мировой. Я даже думаю, что дефолт по американским долгам сопровождался какими-то секретными протоколами, игра тогда шла очень серьёзная, а государства любят крючкотворство, в зависимости от того, как будут развиваться события, всегда можно вытащить на свет Божий ту или иную бумажку и помахать ею в воздухе. Но, выигрывая в одном, вы всегда проигрываете в другом. Позволив Германии дышать, американцы одновременно сделали лучше и своему тогдашнему врагу — Англии. Это и есть война. Нет какого-то одного фронта, государство воюет всюду и сразу со всеми. Оно давит в одном месте и уступает в другом, оно отступает в Иране и наступает в Египте, оно стремится извлечь как можно больше выгоды из локальной победы и оно же делает всё, чтобы минимизировать последствия локального поражения, государство знает, что в конечном итоге победит не тот, кто сумеет выиграть какое-то одно, пусть и большое сражение, в конечном итоге выиграет тот, кто сведёт в свою пользу общий баланс.
Послевоенную борьбу в ядерной области нужно рассматривать именно в этом ключе, «атом» был серией сраженией в войне, не прекращающейся ни на минуту. Сражались же тогда государства не только за то, чтобы заиметь Бомбу самим и не позволить сделать то же другим, в этой войне было сразу несколько фронтов. Не делясь с Англией секретами, американцы преследовали и ещё одну цель, они не хотели собственными руками создавать себе конкурента в области ядерной энергетики, уже тогда они знали, что главное оружие тогдашнего будущего, а нашего сегодня — это энергия.
65
Не успела закончиться Вторая Мировая, как американцы озаботились будущим «атома». Они были на тот момент главными, если не единственными, обладателями know how и их желание в этом удобном положении оставаться и впредь по-человечески вполне понятно. Желание сохранить все секреты для себя имело в своей основе ещё и тогдашнюю эйфорию, в которой пребывало политическое руководство США, в значительной мере переоценивавшее роль атомной энергии. Сразу после войны считалось, что атомная энергия позволит решить чуть ли не все стоящие перед человечеством проблемы.
Кроме того в мирном использовании атома крылась одна вроде бы тоже мирная, но тем не менее очень даже милитаристская
