Югославия получала из СССР значительное количество требующихся ей энергоресурсов и сырья, надежный рынок сбыта для своих промышленных товаров, независимый от экономической конъюнктуры в Европе и на мировом рынке. Но и для Советского Союза югославский рынок представлял интерес как с точки зрения размещения заказов, в частности в судостроении, так и в получении продукции сравнительно высокого качества.
В советско-югославской торговле были и свои трудности. У Советского Союза вследствие падения цен на энергоносители образовался долг по текущим платежам. К этому времени он превысил 1 млрд. долл. Особенность дисбаланса во взаимной торговле двух стран была в том, что он явился результатом чисто ценовых факторов при сохранении и даже увеличении физического объема товарных потоков, в чем были заинтересованы обе стороны.
Что касается политических отношений, то и здесь возникла благоприятная ситуация. Ведь новое мышление, выдвинутые Горбачевым подходы к изменению связей между социалистическими странами были вполне созвучны тем принципам, на которых уже в течение трех десятилетий практически строились отношения с Югославией.
Естественно, с нашей да, я думаю, и с югославской стороны учитывались и исторически сложившиеся глубокие чувства симпатии между народами наших стран, которые не были поколеблены годами взаимного отчуждения и вражды между политическими руководителями двух стран. Уже первые встречи и контакты Горбачева с югославскими руководителями Д. Балевским, М. Реновицей, Б. Круничем и другими наглядно продемонстрировали высокую степень взаимопонимания процессов современного общественного развития, внутренней и внешней политики наших государств.
У югославских деятелей был большой соблазн толковать новую политическую линию КПСС как подтверждение своего приоритета в разработке путей развития социалистических стран. Мы к этому относились спокойно, с пониманием того, что они действительно первыми поставили многие проблемы реформирования социализма. Да и сами югославы не очень-то выпячивали грудь вперед, видя, что управленческая система стала давать сбои, не избавляет от серьезных сложностей в экономическом, общественно-политическом развитии, и признавали необходимость ее серьезной корректировки.
В общественном же мнении Югославии на фоне обостряющихся проблем (внешний долг, безработица, национальный вопрос), особенно в сопоставлении с активностью и динамизмом перестроечных перемен в СССР, усиливалось критическое отношение к деятельности руководителей собственной страны. Стали выдвигаться настоятельные требования принятия более решительных мер, все громче стал звучать вопрос: почему же Югославия не берет пример с СССР?
Понимая значение советского фактора, югославы охотно шли на углубление наших отношений по государственной линии, включая военную, особенно это касалось поставок советского вооружения и снаряжения для армии. Более содержательными стали и межпартийные связи. Весьма примечателен тот факт, что председатель Президиума ЦК Союза коммунистов Югославии принял участие во встрече представителей коммунистических и других левых партий и движений, состоявшейся в Москве в дни празднования 70-летия Октябрьской революции. Раньше от участия в таких мероприятиях югославы отказывались.
Хорошие, деловые и тесные отношения у меня сложились с моим югославским коллегой, членом Президиума ЦК СКЮ М. Орландичем, который курировал в ЦК СКЮ международные вопросы, а также исполнительным секретарем Президиума ЦК СКЮ С. Стояновичем, послом СФРЮ в Москве М. Верешем.
Любопытная деталь. Регулярно после пленумов ЦК и других крупных событий я приглашал к себе для доверительной беседы послов социалистических стран. На первую встречу был приглашен и посол СФРЮ. Вереш поблагодарил, но намекнул, что предпочел бы встретиться со мной отдельно. Даже в этом рутинном случае Югославия не хотела быть «одной из социалистических стран». Естественно, никакой проблемы тут не возникло, я встретился с Верешем в другое время, да и позднее такие встречи были довольно частыми, особенно в связи с подготовкой визита Горбачева в Югославию.
Посол передал мне послание югославского руководства Горбачеву с предложением нанести визит в Югославию еще весной 1987 года. Осуществить этот визит удалось лишь примерно через год. Это было связано не только с занятостью Горбачева и югославских руководителей, но и с тем, что визиту и та и другая стороны придавали особое значение. Потребовалась большая работа для его подготовки.
С самого начала возникла идея принятия советско-югославской политической декларации, которая, с одной стороны, подтвердила бы значение принципов отношений между двумя странами, зафиксированных в Белградской (1955 г.) и Московской (1956 г.) декларациях, ознаменовавших поворот в отношениях наших двух стран, а с другой – обобщила бы более чем 30- летний опыт нашего сотрудничества, новые реалии и новые подходы, вытекавшие из тогдашней политики советского и югославского руководства.
Мы со своей стороны имели в виду, что это хороший случай на высоком политическом уровне в официальном документе сформулировать наши общие принципы отношений между соцстранами, основанные на новом политическом мышлении. Советско-югославская декларация могла бы стать ключевым политическим документом в этой области.
Визит Горбачева, в нашем представлении, должен был продемонстрировать поддержку усилий белградского руководства, направленных на укрепление Югославского государства, как необходимого условия стабильности на Балканах и в Европе, да и в более широком политическом контексте.
Визиту предполагалось придать роль важного импульса и в дальнейшем развитии советско-югославских экономических отношений. Надо было найти решение проблемы нашего долга Югославии по внешней торговле, образовавшегося в связи с падением мировых цен на нефть. Кстати, это была первая ласточка надвигавшейся волны таких же проблем и с другими странами СЭВ. Просто там образование такого долга было отодвинуто во времени из-за применения мировых цен на нефть, усредненных за предыдущие пять лет. Югославии же нефть и нефтепродукты мы продавали по текущим мировым ценам.
При всей остроте этой проблемы нельзя было допустить, чтобы она отвлекла внимание от перспективных и принципиальных аспектов советско- югославских экономических отношений, и в первую очередь от перехода к широкомасштабной научно-технической и производственной кооперации. Поэтому условились о разработке и подписании в ходе визита долгосрочной программы экономического сотрудничества между двумя странами на период до 2000 года.
Над этими документами в течение нескольких месяцев и велась большая подготовительная работа. Мы предложили, чтобы югославская сторона взяла на себя представление первоначального проекта декларации, а затем работа над ней пошла на двусторонней основе. Долгосрочная программа экономического сотрудничества готовилась в рамках Советско-югославской межправительственной экономической комиссии, возглавляемой заместителями глав правительств И. С. Силаевым с нашей стороны и Я. Земляричем – с другой.
Возникли и некоторые протокольные сложности. Они были связаны с тем, что Горбачев представлял и государственное и партийное руководство, а в Югославии оно было разделено. Вначале югославы предложили (и их можно было понять) все содержательные и протокольные мероприятия проводить отдельно по государственной и по партийной линии, но это сильно усложняло программу. В дальнейшем удалось найти некие рациональные решения и по этому вопросу.
С Горбачевым в Белграде
С первых шагов визита, начавшегося 14 марта 1988 г., стала складываться товарищеская и, я бы сказал, непринужденная обстановка. Конечно, соблюдены были и все протокольные формальности, присутствовал и момент торжественности, но не было той напыщенности, суеты и искусственности, которые отличали визиты в некоторые другие страны, особенно в Румынию.
Не обошлось и без небольших организационных шероховатостей, но больше по вине нашего протокола. Так, при встрече в аэропорту я, уже сидя в машине, заметил, что Марко Орландич что-то обеспокоенно ищет, но не придал этому значения: мало ли забот у хозяев. Оказывается, он должен был ехать со мной, но не нашел машины, так как номера были сняты. Дело в том, что впервые визит в социалистическую страну обслуживался мидовской протокольной службой. Раньше это делалось людьми из аппарата ЦК под руководством М. Киселева – заведующего сектором нашего отдела, который хорошо знал не только детали протокола и традиции, но и конкретных людей, и обычно все проходило без сучка и задоринки. На этот раз по настоянию Шеварднадзе (я согласился, что это действительно не дело партии) протокольную сторону визита вели мидовские товарищи. Отсюда и шероховатости, которые, впрочем, мало кому были заметны.
Разместили Горбачева в Дединье – престижном районе Белграда, в резиденции «Белый дворец», а нас с Силаевым поместили в особняке – в пяти минутах езды от «Белого дворца». Но мы только ночевали там, а все время были рядом с Горбачевым, вместе с ним обедали и ужинали, обсуждали ход визита и вопросы, возникавшие в процессе переговоров.
После официальных приветствий Горбачев пригласил провожавших нас до резиденции председателя СФРЮ Лазара Мойсова и председателя Президиума ЦК СКЮ Бориса Крунича побеседовать в предварительном порядке в узком кругу. В ходе непродолжительной, но весьма любопытной беседы Горбачев доверительно поделился информацией о планах наших недругов на Западе в отношении Советского Союза и других социалистических стран – тех, кто по инерции руководствуется представлениями и догмами «холодной войны», усматривает в советской перестройке некую угрозу для себя, стремится возбудить и поддерживать оппозиционные настроения и действия, дискредитировать деятельность партии, армии, спекулирует на проблемах международных отношений и т. д.
Для югославских руководителей такой разговор оказался неожиданным. Вначале они отнеслись к нему сдержанно и даже настороженно, а затем активно включились в обсуждение. Особенно это проявилось со стороны Крунича, который в подтверждение сказанного привел наблюдения и соображения из югославского опыта, особенно в том, что касалось подогревания в Югославии антисамоуправленческих настроений и межнациональных противоречий.
Со стороны Горбачева это был, конечно, не экспромт, а заранее продуманный шаг, чтобы придать последующим официальным переговорам более доверительный, откровенный и дружеский характер. Дело в том, что при всем взаимопонимании на наши отношения в какой-то мере влияли инерция некоторого дистанцирования, выработанная в годы отчуждения, привычка югославских руководителей подчеркивать независимость, самостоятельность, оригинальность своего курса даже там, где расхождений по существу не было. Думаю, Горбачеву удалось если не в полной, то в значительной мере разрушить эту преграду.
Немаловажную роль здесь сыграли контакты Горбачева с жителями Белграда, а затем и других городов. На пути из аэропорта в столицу не было больших толп приветствующих людей с флажками в руках. Как такие толпы организуются – известно, но когда Горбачев попросил сделать остановку на одной из центральных точек города – перекрестке улиц Маршала Тито и Князя Милоша, вмиг образовалось большое скопление людей, состоялась исключительно теплая беседа советского руководителя с белградцами. С каждым днем и даже часом росло внимание народа к визиту, все больше и больше становились толпы людей, ожидавших встречи с Горбачевым.
В такой исключительно благоприятной и дружественной обстановке проходили переговоры и все протокольные мероприятия: посещение машиностроительного объединения имени Иво Лолы Рибарта, Мемориального центра Иосипа Броз Тито, церемония посадки молодого кедра в городском Парке дружбы, вручение Горбачеву золотой памятной медали Белграда, встреча с делегатами Скупщины СФРЮ.
В книге почетных посетителей Мемориального центра Тито Горбачев оставил запись, в которой выразил уважение памяти этого выдающегося сына Югославии; дал высокую оценку его роли в борьбе югославского народа против фашизма, в строительстве новой Югославии, в борьбе за мир, в создании Движения неприсоединения.
Для меня это было третье посещение
