не до последнего момента не имели точной информации, каким путем он прибудет, и только буквально за несколько часов узнали, когда его встречать. По-моему, не знало об этом даже КГБ – настолько все было законспирировано, чтобы исключить возможность успешной охоты со стороны западных спецслужб за кубинским революционером. Он прибыл в Москву на день позднее начала юбилейных мероприятий, появился на торжественном заседании лишь на второй день, а затем принял участие во встрече левых партий и движений, приуроченной к юбилею Октября.
В беседе лидеров двух стран доминировало обсуждение глобальных проблем современного общественного развития, назревших перемен в мире, во всей системе современных международных отношений. Но за всем этим стояли реальные вопросы политики двух партий и стран, взаимоотношений между ними. Кастро высказал полную поддержку нашей перестройке, а Горбачев – наше понимание процесса ректификации. Ведь что касается преодоления различного рода недостатков и негативных явлений – бюрократизма, безответственности, недисциплинированности, хищений, спекуляции, взяточничества, то между советской перестройкой и кубинской ректификацией имеется тесная корреляция.
Вместе с тем собеседники констатировали, что процесс обновления происходит в каждой стране с учетом ее потребностей и национальных особенностей. В этой связи Горбачев в принципиальном плане остановился на обосновании радикальной перестройки экономического управления в СССР, без которой дальнейшее развитие страны просто немыслимо. Фидель говорил, что понимает необходимость экономических методов ведения хозяйства, но кубинцы серьезно «обожглись», когда в середине 70-х годов стали вводить у себя нормирование, материальное стимулирование, элементы хозрасчета. Это привело к оживлению и нарастанию тех явлений, с которыми сейчас приходится бороться.
В ходе обмена мнениями у меня возникла мысль, что позиция Фиделя в вопросе ректификации чем-то напоминает программу действий Андропова, предусматривавшую наведение порядка в стране жесткой рукой. Жизнь нас заставила перенести центр усилий на экономические преобразования. Как пойдет дело на Кубе? Горбачев воздержался от каких-либо прямых комментариев на этот счет, но его информация о ходе реформ в СССР говорила сама за себя.
Горбачев ввел Фиделя в курс советско-американского диалога, раскрыл наши подходы к проблемам разоружения, планы политического решения афганской проблемы и вывода советских войск из Афганистана, наши позиции в отношении урегулирования кампучийского и никарагуанского, ангольского и других региональных конфликтов. Все это было рассмотрено на широком фоне глобальных проблем современного мира. В отношении советско-кубинских экономических связей Фиделю были подтверждены заверения в том, что Советский Союз будет и впредь оказывать Кубе необходимую помощь.
Фидель солидаризировался с основными соображениями и выводами Горбачева. По его высказываниям и репликам было видно, что это не просто вежливое согласие с хозяином, а отражение собственных размышлений. Кубинский руководитель уехал из Москвы, как я заметил и как подтвердил наш главный специалист по Кубе и личный друг Фиделя О. Т. Дарусенков, в хорошем настроении, с сознанием важности состоявшихся встреч.
Но проблемы в наших отношениях остались. И в этом мне пришлось убедиться через несколько месяцев, во время поездки на Кубу в конце февраля – начале марта 1988 года, где состоялось очередное совещание секретарей центральных комитетов коммунистических и рабочих партий социалистических стран по международным вопросам. КПСС мы представляли на совещании вместе с А. Ф. Добрыниным.
Мои встречи на острове
В ходе пребывания на Кубе удалось познакомиться с различными сторонами жизни страны и, главное, провести много часов с ее руководителями – с самим Фиделем, с Раулем Кастро, Рискетом, Альдано, Камачо, Сото и другими кубинскими деятелями, обсудить весь круг проблем в отношениях между нашими странами.
Для меня это была вторая большая поездка на Кубу, а первая состоялась в 1973 году во главе делегации работников КПСС. И теперь я получил возможность сравнить свои новые впечатления с прежними.
Мы с Добрыниным прилетели в Гавану 28 февраля 1988 г., за день до открытия совещания. Разместили нас в престижных особняках, расположенных неподалеку от центра Гаваны, вокруг живописного озера. Время было зимнее, не было изнуряющей жары. Но по нашим меркам это было настоящее лето, и мы даже пару раз поплавали в терпко-соленой воде, ранним утром съездив на берег океана. Кубинцы на нас смотрели как на чудаков, рискнувших купаться в такое холодное время.
Да, собственно, наслаждаться видами и ощущениями природы не было возможности, так как дни были до предела заполнены заседаниями, переговорами, встречами, официальными и неофициальными контактами.
Вечером в день приезда кубинским руководством был организован прием в честь зарубежных делегаций. Пришел, естественно, и Фидель. Он прямо направился к нам и завел довольно продолжительный разговор о делах, связанных с Панамой. Как раз это был период подъема антиамериканского движения в Панаме, руководимого Норьегой. Я убедился, что Фидель в курсе событий, поддерживает связь с норьеговским руководством Панамы. Как раз в тот момент оно через Фиделя настойчиво ставило вопрос об установлении дипотношений с Советским Союзом. Наша позиция о несвоевременности такого шага была подтверждена Фиделю, и тот сказал, что сразу после приема встретится с панамскими представителями, пообещав отговорить их от постановки такого вопроса.
Пообщавшись с другими делегациями, Фидель в конце встречи еще раз разговаривал с нами. Я сообщил ему, что мы привезли с собой послание от Горбачева и хотели бы его передать для предварительного ознакомления, чтобы можно было в процессе наших бесед, намеченных на 3 и 4 марта, обсудить содержащиеся в нем проблемы.
В повестку дня самого совещания по предложениям его участников был включен широкий круг вопросов: современное международное положение и борьба за мир и международную безопасность, разоружение и развитие, за новый международный экономический порядок; положение в Латинской Америке, в особенности Центральной; сотрудничество с коммунистическими и рабочими партиями несоциалистических стран, о работе журнала «Проблемы мира и социализма».
Их обсуждение подтвердило совпадение позиций в оценке современной международной обстановки, необходимости перестройки международных отношений, поисков решения сложных международных проблем, прежде всего разоружения и укрепления мира. Практически общую поддержку получили внешнеполитическая линия и деятельность советского руководства. Отмечалось огромное международное значение процессов перестройки в Советском Союзе.
И тем не менее в позициях каждой делегации были свои особенности, делались свои акценты. Характерны высказывания главы кубинской делегации Рискета. По его мнению, снижение международной напряженности не обязательно отразится таким же образом и на региональных конфликтах, модель национального примирения не имеет универсального значения. Иллюстрировал он это примерами Анголы, Никарагуа, ситуацией на Корейском полуострове. Кубинцы, как и северокорейцы, однозначно выступили за кардинальное решение проблем задолженности развивающихся стран, заявив о невозможности выплаты долгов и необходимости их фактического аннулирования.
Кубинские товарищи задавали тон при обсуждении проблем Латинской Америки, и главный пункт их рассуждений заключался в том, что в развивающихся странах, да и во всем мире, нет зоны с такими возможностями для революционных перемен, как Центральная Америка. «Куба, – подчеркивал Рискет, – отвергает экспорт революции, но считает недопустимыми и вредными для дела всего мира любые колебания перед лицом попыток империализма экспортировать контрреволюцию. Политическое урегулирование в Никарагуа невозможно, если не будет «обуздано» стремление США ликвидировать сандинистскую революцию».
Трудно сказать, насколько адекватно Рискет выражал позицию кубинского руководства. Возможно, он представлял одно из течений, но такое, которое во всяком случае не являлось абсолютно неприемлемым для Фиделя.
Выступавшие высказывали большое беспокойство за положение в международном коммунистическом движении. Звучала мысль, что причина нынешних трудностей в запоздалом учете коммунистами новых явлений в общественном развитии, в отрицательном влиянии проблем и трудностей в социалистических странах на привлекательность идей социализма. Коммунистическому движению необходимо новое мышление, преодоление сектантской ограниченности, не только упрочение связей между компартиями, но и усиление взаимодействия со всеми левыми силами, имея в виду восстановление в новых условиях единства рабочего движения.
За пределами совещания по нашей инициативе состоялась узкая встреча руководителей делегаций, на которой я по поручению руководства КПСС проинформировал коллег о ряде острых проблем внутренней жизни Советского Союза, и прежде всего о ситуации в Нагорном Карабахе, которая всех очень волновала.
Мною был также поднят довольно деликатный вопрос о практике взаимного награждения руководителей наших стран правительственными наградами. Я информировал секретарей, что ЦК КПСС рекомендовал воздержаться от принятия зарубежных наград руководителями ЦК КПСС и советского правительства, особенно в связи с их юбилейными датами.
Тем самым был сделан недвусмысленный намек на нежелательность практики награждения советскими наградами руководства братских партий по случаю их юбилеев. Надо сказать, что уже с первых месяцев деятельности в Отделе ЦК КПСС я убедился, что эта практика изжила себя, кроме иронии и насмешек ничего не давала. Находящиеся в преклонном возрасте руководители социалистических стран имели практически полный набор советских наград, в том числе по несколько орденов Ленина. Награждения приобретали явную двусмысленность, когда речь шла о людях, занимавших особые позиции в отношениях с Советским Союзом. Тем не менее нажим на нас из столиц соцстран шел по этому вопросу сильнейший, особенно через наших послов.
Была затронута мною еще одна проблема, возникшая в ходе работы Комиссии Политбюро ЦК КПСС по реабилитации репрессированных в прошлом деятелей Коммунистической партии и Советского государства. Известно, что репрессиям подверглись и многие зарубежные деятели коммунистического движения, работники Коминтерна. Со стороны ЦК КПСС была выражена готовность сотрудничать в деле восстановления справедливости и истины, реабилитации жертв репрессий. Это наше обращение также имело свой подтекст. Дело в том, что руководители некоторых партий, в частности СЕПГ, КПЧ, БКП, мягко говоря, не проявляли никакой заинтересованности и активности в этом направлении…
В один из дней участники совещания совершили поездку на остров Молодежи, которая превратилась в сплошной праздник и митинг. В дореволюционное время остров Пинос – так он тогда назывался – был полупустынным и использовался как место заключения революционеров. Нам показали тюрьму времен Батисты, в которой сидели и Фидель, и Рауль, и другие революционеры. Это огромное кольцеобразное здание в несколько этажей.
Камеры с решетками наружу и открытым выходом на внутреннюю галерею, где заключенные могли общаться друг с другом и даже переходить из одной камеры в другую. В центре круга – сторожевая башня, в которой сидели автоматчики. Практически все на открытом воздухе, под палящим солнцем. Вот такая «темница».
После революции остров был превращен в огромную базу для образования, трудового и революционного воспитания молодежи, построены школы-интернаты, разбиты плантации цитрусовых, чтобы молодежь могла совмещать учебу с трудом. В школы-интернаты приглашалось большое число молодежи из других, прежде всего латиноамериканских и африканских, стран.
В одной из таких школ, где учились намибийцы, состоялся красочный праздник с многочисленными встречами, самодеятельными концертами, песнями и танцами, а в заключение – огромный митинг на открытом пространстве, устроенный по случаю нашего прибытия, с пламенными речами, бурной реакцией на них разноликой молодежи. Пригласили выступить и гостей. Возникло секундное замешательство. Пришлось по настоянию коллег взять эту миссию на себя. Митинг закончился пением «Интернационала».
