конца 40-х годов.
Второй — стабилизация. С начала 50-х годов до начала 60-х годов. Ослабление гнета, вызванное объективной необходимостью: страна в известной степени вырвалась из отсталости и ликвидировала последствия разрушительной войны. Отпала необходимость в чрезмерной экспроприации, кроме того, олигархия понимала, что нельзя бесконечно кормить народ обещаниями — ничто уже в то время, ни война, ни прошлая отсталость не могли оправдать нищенского существования народа, жившего в основном в бараках и землянках. Рано или поздно это было чревато потрясениями, а на основе развившейся промышленности впервые представилась возможность поделиться кое-чем с народом без всякого ущерба для себя, но с огромной политической выгодой. И была сделана попытка, и в первое время всем даже казалось, что она удалась. Достигнутое улучшение положения трудящихся было, конечно, весьма относительным и, по сравнению с параллельным развитием Запада довольно жалким, но это уже можно было списать на гонку вооружений, «навязанную империалистами».
Стабилизация родила иллюзию, и не только у правящего класса, но и у народа, что страна реально в состоянии в ближайшем будущем «догнать и перегнать». Если исходить из темпов роста промышленности того десятилетия, то такие надежды были не совсем беспочвенными.
В общем, в этот период развитие страны было стабильным, и это стабильное развитие за счет прежних жертв, пока не требовало таких жертв в настоящем.
Но государственный капитализм ускоряет развитие общества по сравнению с частным капитализмом во много раз и период стабилизации, а с ним и «либерализация» скоро кончились. Кроме того (в результата начала упадка экономики не в последнюю очередь) власть внутри правящего класса перешла к другой группировке, которая вообразила, что уж она-то выведет страну на светлый путь. На самом деле эта группировка, хотя и более молодая, была еще менее способна управлять страной, чем прежняя, но это уже находилось в прямом соответствии с начавшимся Третьим и последним этапом — упадком и загниванием государственного капитализма, который закончится его гибелью — СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ РЕВОЛЮЦИЕЙ.
Развив огромные производительные силы за счет ограбления народа, государственный капитализм оказался не в состоянии справиться с ними.
Государственный капитализм это в полном смысле преддверие социализма. Все условия, все что нужно для быстрого перехода к социализму — он создал. Намного, неизмеримо легче, превратить государственную собственность, нежели частную, на производительные силы — в общественную.
Каков реальный вклад В. И. Ленина в теорию научного коммунизма?
Чувствуя некоторую слабость в этом вопросе, апологеты Ленина обычно упирают на то, что он «защитил и отстоял» марксизм от оппортунистов, ревизионистов и пр., но даже если это так и было, то «защита» не есть вклад.
Первое: «империализм как высшая и последняя стадия капитализма».
Об империализме, трестах, финансовом капитале, не знающем границ, колониализме и монополиях — знали и писали К. Маркс и, особенно, Ф. Энгельс, «Не подлежит поэтому ни малейшему сомнению, что в этих государствах введение железных дорог ускорило социальный и политический распад, подобно тому как в более передовых странах оно ускорило последнюю стадию развития (подч. мной Н.С.), а следовательно, окончательное преобразование капиталистического производства». «… они (железные дороги — Н.С.) послужили основой для возникновения громадных акционерных компаний и стали вместе с тем новым отправным пунктом для создания разного рода других акционерных компаний, начиная с банковских. Одним словом, они дали такой сильный толчок концентрации капитала, которого раньше никто не предвидел, и в то же время ускорили и расширили в громадной степени космополитическую деятельность ссудного капитала, благодаря чему весь мир оказался охваченным сетью финансового мошенничества и взаимной задолженности — этой капиталистической формой „международного братства“» «… Акционерный капитал как его совершеннейшая форма(подводящая к коммунизму), вместе с тем со всеми его противоречиями». «По-видимому, не только Бонапарт, его генералы и его армия захвачены в план Германией, но вместе с ним и весь империализм (подч. мной Н.С.)со всеми его пороками акклиматизирован в стране дубов и лип». «В практической жизни мы находим не только конкуренцию, монополию, их антагонизм, но также и их синтез, который есть не формула, а движение. Монополия производит конкуренцию, конкуренция производит монополию. Монополисты конкурируют между собой, конкуренты становятся монополистами. Если монополисты ограничивают взаимную конкуренцию посредством частичных ассоциаций, то усиливается конкуренция между рабочими, и чем более растет масса пролетариев по отношению к монополистам данной нации, тем разнузданнее становится конкуренция между монополистами различных наций. Синтез заключается в том, что монополия сможет держаться лишь благодаря тому, что она постоянно вступает в конкурентную борьбу». Я привел все эти цитаты, чтобы показать — К. Маркс и Ф. Энгельс (см. «Анти-Дюринг») отлично понимали, что такое монополия, акционерный капитал, империализм, вывоз капитала и прочее — так что Ленин немного опоздал со своей «высшей» да еще и «последней» стадией капитализма, тем более, что она таковой не явилась чему мы все свидетели. Монополия, акционерный капитал, ссудный капитал, колониализм и т. д. — присущи изначально частному капитализму, ничего принципиально нового в частном капитализме не появилась. А вот «созданный» собственными руками государственный капитализм, новый общественно-экономический строй, Ленин проглядел.
Второе. «Развитие марксизма применительно к практике „реального социализма“ в России».
Взгляды и — основное — действия Ленина после Октября не имеют ничего общего с социализмом — почему не имеют и почему так произошло, я уже подробно рассматривал.
Третье. «Социализм может победить первоначально в нескольких или даже в одной отдельно взятой стране».
К. Маркс и Ф. Энгельс говорили о необходимости победы социалистической революции или во всех или в большинстве развитых капиталистических стран одновременно. Это самая слабая, самая уязвимая часть взглядов классиков, впрочем, в революционной практике они всегда были слабее, чем в теории, в отличие от Ленина.
В самом деле трудно понять, почему во Франции могла победить буржуазная революция 1789 года и выстоять против всей Европы, а пролетарская революция в той же Франции не смогла бы этого сделать? Очевидно, здесь был неправильно понят опыт Парижской Коммуны — Французскую Коммуну никто бы не смог победить. Но Французской Коммуны в XIX веке не могло быть — слишком неразвит был еще капитализм, далеко, очень еще далеко не исчерпавший огромных резервов своего развития. Два величайших гения человечества отдали здесь дань простой, естественной человеческой слабости — желая увидеть при жизни социализм, они построили умозрительную схему, абстрактно правильную — если бы возможна была в XIX веке социалистическая революция, то она в тех условиях могла бы победить только во всех сразу или в большинстве развитых стран. И мысль Ленина о возможности победы социалистической революции в одной или нескольких странах действительно была бы вкладом в научный коммунизм, если бы он смог правильно эту мысль обосновать. Вместо того, чтобы, пользуясь методом научного коммунизма, доказать, что это действительно возможно в стране, достигшей наибольшего уровня развития капиталистических производственных отношений, он пытался доказать прямо противоположное — революция должна, наоборот, победить в «самом слабом звене». Опять-таки понять такой не-марксизм можно — Ленин, думавший о России, желавший в ней революции, делавший для этой революции все, что было в его силах, не мог не видеть, что Россия среди капиталистических стран действительно самое слабое звено. В этом случае правильная марксистская оценка отодвигала социалистическую революцию в России за пределы его жизни, а с другой стороны, 1905 год доказывал, что революция возможна, правда, не социалистическая, но это уже другой вопрос. Отсюда теория возможности победы социалистической революции в одной или нескольких странах. Конечно, такая постановка вопроса тут же ставила другой огромный непреодолимый вопрос каким образом можно перепрыгнуть целую общественно-экономическую формацию, ведь российский капитализм находился еще в самом начале своего пути, а по сравнению с масштабами крестьянской, практически не затронутой еще цивилизацией, неграмотной страной — в зачаточном состоянии. Таким образом предлагалось, в вопиющем противоречии с научным коммунизмом, вместо того, чтобы, как трактует марксизм — с наивысшего развития капитализма перейти на еще более высокий уровень производственных отношений, принципиально новый уровень социалистических производственных отношений, подготовленный предшествующим развитием капитализма — предлагалось, гордо поплевывая на неразвитые экономические отношения перепрыгнуть из феодализма в социализм (даже в коммунизм поначалу, это уж потом чуть притормозили — после крестьянских восстаний 1920-21 годов, после Кронштадта).
Итак, в действительности, реально от всего «вклада» Ленина остается просто мысль о том, что буржуазная революция может победить в одной стране, но так, собственно, происходило всегда, начиная с Нидерландов и Английской революции, так что это очень старая новость. Субъективно Ленин говорил о социалистической революции, но в действительности вел речь просто о буржуазией революции, и того, что в конце концов революция оказалась все-таки не буржуазной, а «государственно-капиталистической», он тоже не понял.
Что же остается от вклада Ленина в научный коммунизм, и можно ли говорить о «марксизме-ленинизме»?
В то же время, обвинять Ленина в том, что он «виноват» в «введении» на Руси государственного капитализма было бы также глупо, как обвинять якобинцев в том, что вместо свободы, равенства и т. д., они «преподнесли» французам капитализм. Такие вещи не зависят от воли отдельных людей, но от уровня развития производительных сил и производственных отношений.
Нет никакого сомнения в том, что лично, субъективно, Робеспьер искренне хотел свободы, равенства и прочих прекрасных вещей, точно также как Ленин хотел построить социализм, и нет ничего удивительного в том, что они думали, что идут по правильному пути, потому что другого пути в их время просто не было. также как нет никакого сомнения в том, что в действительности Робеспьер расчищал гильотиной место для наиболее полного утверждения капитализма, а Ленин, уничтожая старую буржуазию и дворян — физически уничтожая, что как раз при социалистической революции совсем необязательно расчищал место для олигархии госкапитализма, и оба они непосредственно, независимо от своих желаний создавали с помощью своих единомышленников, совсем не то, что хотели бы создать. «Люди, хвалившиеся тем, что сделали революцию, всегда убеждались на другой день, что они не знали, что делали, что сделанная революция совсем не похожа на ту, которую они хотели сделать».
Роль Ленина в образовании и развитии партии и государства непомерно преувеличена, его «непогрешимость» может вызвать у здравомыслящих людей только усмешку. «Та часть рабочих, которая чувствует себя оскорбленной критикой Маркса, знает Лассаля только по двум годам его агитации, да и на это смотрит сквозь розовые очки. Но перед такими предрассудками историческая критика не может навеки застыть в почтительной позе». «Каждая общественная эпоха нуждается в своих великих людях и, если их нет, она их изобретает, как говорит Гельвеций».
Во всяком случае довольно странно слышать все это: то, что один человек организовал, создал и т. д. и т. п. и то, что этот человек никогда не ошибался, даже
