власти, другие — для подчинения, рабство предопределено свыше. Такого мнения придерживалось и большинство просвещенных людей того времени.
Если нет ничего похожего на равенство между двумя основными классами рабовладельческого общества, то, может быть, такое равенство было внутри самого правящего класса рабовладельцев? Ведь существовали длительное время демократические республики в Афинах и других городах-государствах древнего мира, где все свободное население участвовало в избрании органов власти, а важнейшие вопросы государственной жизни — война, мир, заключение торговых соглашений, распределение средств и т. д.— решались народными собраниями. Кроме того, в древних демократиях существовала довольно развитая система права, на основе которой каждый свободный гражданин мог вступать в торговые сделки, приобретать и отчуждать имущество, наследовать и передавать по наследству свои сбережения, т. е. пользовался всеми гражданскими правами, которые предусматривались законами государства.
Действительно, формально признавалось равенство свободных людей в области политических и гражданских прав. Но оставалось фактическое неравенство в их имущественном положении. Одни свободные граждане владели рабами, кораблями, рудниками и обширными сельскохозяйственными угодьями. Другие не имели ничего и содержали себя собственным трудом, арендуя клочок земли или занимаясь ремеслом. А известная часть бедняков, относившихся к числу свободных граждан, вовсе не занималась производительным трудом и жила за счет общества. Богатые рабовладельцы выделяли часть произведенного рабами продукта на содержание своих бедных сограждан совсем не из человеколюбия. Чтобы оправдать свое существование, последние должны были служить вооруженной силой, с помощью которой подавлялись восстания рабов. Кроме того, эти люди платили за хлеб политическими правами. В Афинах, например, «голосами» торговали так, как на рынке торгуют товарами. Каждый богатый гражданин, стремившийся из честолюбивых или- корыстных побуждений добиться государственной должности, мог за небольшую сумму купить требуемое число голосов.
Такова в общих чертах картина общественного неравенства, характерного для рабовладельческого строя. Следует оговориться, что развитие общества — чрезвычайно сложный процесс, проходивший по-разному в разных странах. Положение рабов в государствах древнего Востока имело свои особенности по сравнению с положением рабов в древней Греции, система рабовладения в период ее зарождения существенно отличалась от системы рабовладения в период ее упадка и т. д. Чтобы покарать все эти оттенки, понадобились бы целые тома. Поэтому мы здесь говорим о наиболее существенных чертах рабовладельческого строя в пору его расцвета.
Жестокое угнетение трудящихся вызывало многочисленные восстания городской и сельской бедноты и особенно рабов. Самые крупные из них, как, например, восстание Спартака, до основания потрясали рабовладельческий строй и готовили почву для его падения. Почти все эти восстания проходили под лозунгом равенства. Так, вождь одного из крупных восстаний рабов во II в. до н. э. — Аристоник провозглашал своей целью создание «государства равных».
В более поздние времена требование равенства нашло свое обоснование в учении раннего христианства, которое возникло как религия угнетенных и униженных, как форма стихийного протеста масс против общественной несправедливости. В первых религиозных книгах говорилось, что все люди равны перед богом, богачи подвергались проклятию, а бедняки призывались силой отнять у них имущество, нажитое нечестным путем.
Но революционные элементы недолго сохранялись в христианском вероучении. Из первых христианских «пастырей» быстро сформировалась каста профессиональных священнослужителей, использовавших веру людей в «спасителя» для собственного обогащения. Очень скоро поняли преимущества христианской религии как средства обмана масс и господствующие классы рабовладельческого общества. Они легко нашли общий язык с верхушкой духовенства и от политики гонения перешли к политике поощрения христианства, объявив его государственной религией. Соответственно изменились и христианские догматы. Теперь религиозные книги поучали, что деление людей на богатых и бедных, на господ и рабов — нормальный порядок вещей, установленный свыше, а власть земных царей имеет божественное происхождение, что каждый должен быть доволен своим жребием, проявлять покорность и смирение. В виде утешения за голодную жизнь на земле бедняку обещали рай на том свете, где ему «воздадут сторицей». Миф о «загробном мире» имел прямым назначением отвлекать трудящихся от борьбы против угнетателей.
Так христианская религия и церковь (как, впрочем, и другие религии) стали орудием обмана масс, упрочения власти эксплуататорских классов. Эту реакционную роль они играли на протяжении всей истории, включая капиталистическое общество.
Однако ни христианская религия, ни римские легионы не могли спасти рабовладельческий строй, раздиравшийся острыми внутренними противоречиями. Дальнейшее развитие производительных сил нуждалось в работниках, которые, в отличие от рабов, были бы более или менее заинтересованы в результатах своего труда. На смену рабовладению пришел феодальный (или крепостнический) строй, основу которого составляла собственность феодалов на землю. Крепостнику-помещику принадлежала также неполная собственность на личность крестьянина, работавшего на господской земле и имевшего свое небольшое хозяйство.
Хотя положение крепостных крестьян было лучшим по сравнению с положением рабов, неравенство между двумя основными классами феодального общества проявлялось в не менее диких формах, чем при рабовладении. Крепостные содержали своим трудом феодала и его челядь, они поставляли молодежь для завоевательных походов. Помещик торговал крепостными, самочинно творил над ними суд и расправу. Когда крепостной женился, право первой ночи принадлежало феодалу.
В феодальном обществе неравенство распространялось не только на отношения между крепостными и помещиками. Если попытаться изобразить феодальный строй графически, то лучше пирамиды ничего не придумаешь. Внизу — многочисленные крепостные, они составляют широкое основание пирамиды. Чуть повыше ремесленники, трудовой люд городов. Над ними — мелкие дворянчики, приходские попы, купцы, лавочники. Ещё выше — крупные феодалы: князья, маркизы, герцоги, верхушка церковного духовенства — епископы, кардиналы. Пирамиду увенчивает король — абсолютный повелитель, которому принадлежит жизнь его подданных. Его власть ничем не ограничена. Господствующая идеология феодального общества утверждала, что монарх—наместник бога на земле, страна жива его духом, все люди «под ним», они его подданные. Суть этой идеологии коротко выразил один из французских королей — Людовик XIV. «Государство — это я»,— говорил он. И под этой фразой с удовольствием подписались бы все монархи мира — от русского самодержца до турецкого султана.
При феодализме социальное неравенство было закреплено законом, все общество делилось на сословия: первое сословие — духовенство, -второе — дворяне, третье — все остальные. У первых двух сословий все права, у третьего только обязанности. Лишь буржуазии, составлявшей богатую верхушку третьего сословия, удавалось иногда выторговать себе некоторые привилегии. Это случалось, как правило, когда короли вели войны и особенно нуждались в деньгах.
Но и внутри господствующего класса феодалов не было равенства, весь этот класс подчинялся системе вассалитета: барон — сеньор, господин для своих крепостных, и он же вассал графа, тот в свою очередь — вассал герцога и т. д.
Правда, и в средние века кое-где сохранились свободные города — полисы, города-государства, напоминающие по своему устройству демократические республики древности. Такими, например, были итальянские города Флоренция и Венеция, которую называли республикой купцов, русский Новгород, где действовало общее собрание граждан — вече. Но и они не нарушали общей картины: прежде всего, их было немного и, подобно островкам, эти города-республики терялись в океане феодального мира; затем в них существовала своя, не менее сложная структура неравенства — цеховая. Отношения мастера и подмастерьев в цехе мало чем отличались от отношений между сеньором и его вассалами.
Феодальная пирамида была прочно сцементирована. Собственность помещиков на землю и крепостных крестьян освящалась религией, имевшей огромное влияние на умы, охранялась армией короля, его судами и полицией. Всякому, кто осмеливался посягнуть на привилегии дворянства и духовенства, грозили кары «небесные» и земные — церковное проклятие и отлучение, тюрьма и каторга.
Но крепостнический гнет не мог не встречать сопротивления со стороны трудящихся масс. На протяжении всего средневековья происходили мощные выступления крестьянства и городской бедноты против феодальной эксплуатации. Достаточно назвать такие крупнейшие народные движения, как знаменитая жакерия («война Жаков») во Франции в XVIII в., гуситские войны в Чехии в XV в., Великая крестьянская война в Германии в XVI в., крестьянская война в России под руководством Пугачева в XVIII в. Так же как и в эпоху рабства, эти народные войны велись под знаменем равенства. Но в это понятие вкладывалось теперь иное содержание. Поскольку основной движущей силой народных войн было крестьянство, боровшееся за землю, постольку под равенством понималось прежде всего уравнительное — землепользование или раздел помещичьих земель.
Конечно, каждая из великих крестьянских войн имела свои особенности в зависимости от конкретных условий. Так, мощное восстание народных масс Китая в XIX в. (тайпинское), целью которого провозглашалось создание «государства всеобщего благоденствия», было направлено не только против феодалов, но также и против иностранных захватчиков.
Крестьянские войны серьезно подорвали феодальную пирамиду, но им не суждено было ее свалить. Эта задача выпала на долю буржуазной революции.
Новые капиталистические отношения, возникавшие в недрах феодального общества, разрушали его изнутри. Развивались промышленность и торговля, появились ткацкий станок и другие машины, позволявшие во много раз увеличить производительность труда, открывались первые мануфактуры. Начался процесс первоначального накопления капитала; в руках промышленников, банкиров, купцов скапливались большие средства, пуск которых в оборот, при соответствующих условиях, сулил постоянные барыши и рост богатства.
Но созданию таких условий как раз и препятствовал феодальный строй. Чтобы успешно расти, капитал должен иметь к своим услугам свободную рабочую силу, которую можно покупать и эксплуатировать. Такой силой могли стать только крестьяне и ремесленники, но первые были привязаны к феодальному поместью и своему мелкому хозяйству, а вторые — к цеху и кустарному ремеслу.
Капитализм нуждался в свободной торговле, для чего отношения между товаропроизводителями не должны быть стеснены никакими сословными и прочими привилегиями, должны регулироваться одним законом — законом стоимости, подчиняться одному судье — деньгам. А торговцы на каждом шагу натыкались на всевозможные препятствия, например таможенные барьеры и пошлины, достигавшие огромных размеров. Ни один феодальный князек не пропускал через свою территорию купца, не взяв с него хорошего куша.
Правда, буржуазии удалось добиться кое-чего в рамках феодального строя. Когда на месте сотен мелких княжеств были сколочены крупные централизованные монархии, то это упростило таможенную систему. Феодалы нередко уступали своих крепостных для работы на первых мануфактурах. Но все это не решало вопроса. Да и за уступки приходилось делиться доходами.
Решение вопроса состояло, во-первых, в том, чтобы освободить крепостных и ремесленников от пут крепостной и цеховой зависимости, «освободить» их также от земли и других средств производства, вытолкнуть на рынок труда. Первым лозунгом буржуазной революции стал лозунг «свободы».
Решение вопроса состояло, во-вторых, в том, чтобы ликвидировать сословные привилегии, уравнять всех людей в правах. И вторым лозунгом буржуазной революции стал лозунг «равенства».
Эти лозунги нашли широкую поддержку у народных масс потому, что соответствовали их чаяниям. Трудящиеся, конечно, вкладывали в них свое содержание.
Буржуазное требование равенства нашло обоснование в произведениях целой плеяды политических мыслителей, которые искренне верили, что такое равенство представляет собой вершину справедливости.
На гребне массового народного
