и на государственных стройках трудились целые армии ремесленников. Про некоторых из них известно, что они были государственными рабами, положение других — неясно. Государство осуществляло строительные работы в неслыханных до того размерах. Были построены грандиозные, так называемые императорские, дороги, пересекавшие страну из конца в конец. Ширина этих дорог достигала 50 шагов, посредине шла на возвышении дорога шириной около 7 м, предназначенная для путешествий императора и его свиты. Оборонительные сооружения, возведенные раньше отдельными царствами, были разрушены. Была построена знаменитая «Великая Китайская стена» — грандиозное сооружение, защищающее северные границы империи. Район стены был соединен со столицей дорогой, которая шла прямо с севера на юг, не обходя естественных препятствий: «прорывали горы, засыпали долины, проводили прямой путь» (82, с. 171). Громадные силы расходовались на строительство дворцов (в окрестностях столицы было возведено 270 дворцов), императорского мавзолея.
Строительная и хозяйственная деятельность государства, а также войны, которые велись и на южных, и на северных границах империи, требовали использования колоссальных людских масс. Государство широко применяло переселение: ненадежные группы населения переселялись в бывшее царство Цинь, и наоборот, более надежные — во вновь завоеванные области. Так, сообщается о переселении 120 тыс. семей, 50 тыс. семей, 30 тыс. семей.
Все население, кроме чиновников, было обязано отбывать многочисленные повинности. Воинская повинность включала обязательную для всех мужчин 23-х лет месячную подготовку, годичную службу в регулярных войсках, службу по охране границ, мобилизацию в армию. О том, какие массы населения здесь использовались, говорят размеры тогдашних армий: упоминаются армии в 500 000 человек, в 300 000 человек… Еще больше людей привлекалось к трудовой повинности: на строительстве одного лишь дворца было занято 700 000 человек. Основными трудовыми повинностями были:
привлечение к строительству каналов, дворцов, Великой Китайской стены и т. д.; транспортировка грузов для государственных надобностей, главным образом военных; перевозка правительственных грузов по каналам и рекам. Воинская и трудовая повинность не всегда разделялись: на юге армия строила каналы для снабжения войск, на севере в постройке великой стены участвовали: трехсоттысячная армия, мобилизованные на трудовую повинность жители и государственные рабы. Один источник рисует такую картину:
«Совершеннолетних мужчин гнали на работы на западедоЛинь-тао и Дидао, на востоке — до Хуэйцзи и Яньюан, на юге — до Юйгшан и Гуйлинь и на севере — до Фэйху и Яныпань, и на дороге валялось так много трупов, что можно было заполнять ими рвы»
(79, с. 395).
Эти меры вызывали массовое бегство населения: в леса, горы, болотистые районы, к северным кочевникам сюнну и в корейское государство Чосон. В источниках появляется особая категория «скрывающихся людей». Бежали не только бедняки: император, пришедший к власти после свержения династии Цинь, приказал вернуть всем бежавшим, которые вернулись в свои уезды, их поля и ранги.
Уголовное законодательство эпохи Цинь следует идеям Шан Яна. Оно основывается на принципе круговой поруки. За каждого человека отвечали шесть его родственников. Преступника казнили, а связанных с ним круговой порукой родственников обращали в государственных рабов. Другой формой круговой поруки было связано чиновничество: вместе с провинившимся чиновником тому же наказанию подвергался тот, кто рекомендовал назначить его на эту должность, а также все чиновники, знавшие, но не сообщившие о преступлении. Еще одной формой круговой поруки была казнь «родственников трех ветвей родства»: то есть родственников по линии отца, по линии матери и по линии жены. Указ гласил:
«На всех родственников преступника трех ветвей родства прежде всего поставить клеймо, отрубить правую и левую пятки, забить их палками до смерти, затем отрезать головы, а мясо и кости бросить на городской площади. Если преступник был клеветником или заклинателем, то ему сперва отрезать язык. Вот это и называется казнью через пять наказаний»
(79, с. 379).
Смягченной формой было уничтожение только рода преступника.
Существовало необычайное изобилие видов смертной казни: четвертование, разрубание пополам, разрубание на части, обезглавливание и выставление головы на площади, медленное удушение, закапывание живьем, варка в котле, выламывание ребер, пробивание темени. Другие наказания включали вырезание коленных чашечек, отрезание носа, кастрацию, клеймление и битье палками. Широко распространено было осуждение на различные работы на сроки от нескольких месяцев до нескольких лет и обращение в государственных рабов. Летопись рассказывает:
«Все дороги были запружены осужденными в багряных рубашках. А тюрьмы были переполнены узниками, как базары людьми»
(85, с. 58).
Пожалуй, наиболее известное событие царствования Цинь Ши хуана — это так называемое «сожжение книг», которое имело целью подавить независимую от государства мысль и истребить отличающиеся от официальных исторические источники. Первый советник императора Ли Сы предложил ему проект декрета; в его письме, в частности, говорилось:
«Ныне Ваше Величество только что совершили великие дела, слава о которых будет распространяться среди 10 000 поколений. Этого, конечно, глупым ученым не понять…»
«Ныне, когда Вы, император, объединили страну, различаете черное от белого и установили единство, они чтут свою науку и общаются с людьми, отрицающими законы и поучения. Когда узнают об эдикте — обсуждают его в соответствии со своими научными принципами. Когда они входят во дворец, то в душе порицают, когда выходят — то на улице дискутируют.
Но если этого не запретить, тогда наверху положение правителя ухудшится, а внизу усилятся партии. Полезно запретить»
(81, с. 150–152).
Дальше следовали предложения конкретных мер, которые и были приняты императором.
Эдикт, изданный по этому поводу, гласил:
«Сжечь все книги, которые не имеют отношения к „Цинь-цзи“*, за исключением книг, находящихся в ведении боши**; приводить к начальникам и стражникам и сжигать вместе с книгами всех тех, кто еще посмеет в Поднебесной скрывать у себя „Шиц-зин“, „Шуцзин“ и сочинения „Байцзя“, публично казнить на городской площади тех, кто хотя бы вдвоем будут рассуждать между собой о „Шицзин“ и „Шуцзин“; казнить… всех тех, кто на примерах прошлых времен порицает настоящее; чиновников, которые, видя или зная о сокрытии книг, не примут мер, — наказывать наравне с виновными в сокрытии книг; клеймить как преступников и ссылать на строительство стены*** тех, кто в течение тридцати дней со времени обнародования указа не представит своих книг для сожжения. Не подлежат уничтожению книги по медицине, гаданию и растениеводству»
(79, с. 381).
Смысл этих мер заключается в том, что население было лишено возможности обучаться частным образом. Частные лица не могли иметь книг, кроме тех, которые были посвящены узко утилитарным вопросам. В государственных хранилищах, куда имели доступ лишь чиновники, многие из этих книг были оставлены. Однако полностью уничтожены были исторические книги других царств, кроме царства Цинь.
Жертвами преследований оказались не только книги: по приказу императора более 460 конфуцианских ученых были живьем закопаны в землю, много больше — сослано в пограничные районы.
Впоследствии конфуцианство стало официальной идеологией китайской империи, а преследования Цинь Ши-хуана вошли в историю как образец варварства. Но враждебность правителей конфуцианскому учению проявлялась и позже. Так, об основателе следующей династии, сменившей династию Цинь, говорится:
«Пэй-Гун не любит конфуцианских ученых. Когда приходит к нему человек в головном уборе „гостя“ или конфуцианца, то он немедленно срывает с него головной убор и тут же мочится в него»
(79,с.389).
И в наши дни коммунистическая партия Китая призвала народ к борьбе против «последователей Конфуция и Линь Бяо». А еще в 1958 году Мао Цзе-дун сказал на втором пленуме ЦК КПК 8-го созыва об императоре Цинь Ши-хуане:
«Он издал приказ, который гласил: „Кто ради древности отвергает современное, род того будет искоренен до третьего колена“. Если ты привержен к старине, не признаешь нового, то вырежут всю твою семью. Цинь Ши-хуан закопал живьем всего только 460 конфуцианцев. Однако ему далеко до нас. Мы во время чистки расправились с несколькими десятками тысяч человек. Мы поступили как десять Цинь Ши-хуанов. Я утверждаю, что мы почище Цинь Ши-хуана. Тот закопал 460 человек, а мы 46 тысяч, в сто раз больше. Ведь убить, а потом вырыть могилу, похоронить — это тоже означает закопать живьем. Нас ругают, называют циньшихуанами, узурпаторами. Мы это все признаем и считаем, что еще мало сделали в этом отношении, можно сделать еще больше».
Существовала ли «азиатская общественная формация»?
Всякий, сдававший экзамен по «историческому материализму», хорошо знает основную схему истории человечества — последовательную смену формаций: первобытнообщинной, рабовладельческой, феодальной, буржуазной и коммунистической. Однако этот фундаментальный исторический закон не сразу выкристаллизовался с такой четкостью, а некоторые товарищи и до сих пор имеют по этому поводу путаные представления.
Дело в том, что Основоположники Научного Метода в Истории наряду с известными нам формациями иногда называли еще одну — «азиатскую», или «азиатский способ производства»
(переписка Маркса и Энгельса, «Британское владычество в Индии», «К критике политической экономии» — предисловие). В качестве определяющей черты этой формации указывалось отсутствие частной собственности на землю, которое составляет основу политической и религиозной истории Востока, «ключ к восточному небу».
Этот вопрос живо обсуждался в 20-е и 30-е годы в советской исторической науке, в особенности в связи с историей Ближнего Востока — Месопотамии и Египта. В этой борьбе победу одержала школа академика В. В. Струве, утверждавшая марксистскую точку зрения, согласно которой древние общества Ближнего Востока были рабовладельческими. Вопрос можно было считать окончательно исчерпанным, когда в написанной И. В. Сталиным знаменитой 4 главе «Краткого курса» была указана всем теперь хорошо известная «пятичленная» схема исторического развития, не включающая «азиатскую формацию».
В эту атмосферу ясности некоторый диссонанс внесло опубликование в 1939 году рукописи Маркса, не предназначавшейся им для печати, «Формы, предшествующие капиталистическому производству»
(86), где он включает «азиатский, античный, феодальный и современный, буржуазный, способы производства» в единую линию как «прогрессивные эпохи экономической общественной формации». Как только вышел в свет русский перевод этого сочинения, в «Вестнике древней истории»
(87), появилась руководящая статья, которая должна была бы воспрепятствовать любым ложным толкованиям. «Тем самым раз навсегда кладется конец попыткам некоторых историков усмотреть у Маркса особую „азиатскую“ общественно-экономическую формацию», — пишет академик В. В. Струве и строго предупреждает: «Азиатское общество — общество рабовладельческое». Действительно, очень хорошо, что в этой работе Маркс говорит о рабстве на Востоке, но, к сожалению, он пользуется здесь несколько расплывчатым термином «поголовное рабство», который плохо укладывается в рамки «классовой картины истории».
Эти высказывания вызвали отклики историков различных направлений. Ренегат коммунизма и реакционер К. Виттфогель опустился до грязных инсинуаций по поводу аналогий, якобы существующих между «азиатской» и социалистической формациями, и даже пытался найти здесь объяснения тому, что Маркс и Энгельс к концу своей жизни перестали упоминать «азиатский способ производства». Впрочем клеветнический характер высказываний Виттфогеля был до конца разоблачен историками-марксистами, но постепенно некоторые из них стали и сами проявлять интерес к этому, казалось бы, уже решенному вопросу. На страницах зарубежных марксистских журналов возникла дискуссия, в которой приняли участие
