этого могли продолжать верить в Бога, хотя большинство склонялось к атеизму. Сциентизм социалистических учений приобрел собственную инерцию, превратив некоторые социалистические доктрины в своего рода светские религии, нетерпимые в отношении конкурирующих вероисповеданий. Антиклерикализм придал социалистическому движению черты реформационного движения. В то же время распространение приобрели христианское и буддистское течения социализма, сохранившие связь с религиозными корнями. Но даже наиболее радикальные антиклерикалы в социалистическом движении, включая К. Маркса, как мы увидим, не могли избавиться от библейских стереотипов своего культурного базиса.
За последние два века социализм и христианство накопили друг к другу множество претензий. Атеистические клеветы на Церковь, костры Инквизиции, коммунистические гонения, к которым большинство остальных социалистов отнеслись равнодушно (как, прочем, и большинство либералов того времени), защита угнетательских порядков Церковью и даже прямое подчинение деспотической власти, и т.д., и т.п. Если попытаться систематизировать все это, то получатся сходные вещи. Оба учения обвиняют друг друга в применении насилия, службе деспотизму, предательстве собственных принципов. Очевидно ведь, что Торквемада столь же далек от Христа, как Берия – от Маркса. И социалистические теоретики XIX века подумать не могли о предстоящем полицейском контроле за верующими в СССР, также как первые христиане содрогнулись бы, узнай они об обязанности священника царской России доносить светским властям об услышанном на исповеди. В этих чертах перерождения – не свойство религии или социализма, а свойство идей как таковых, которые при проникновении в практику «обмирщаются» и проникаются духом мира сего.
Любой культурный пласт – и христианский, и социалистический – это синтез высокой идеи, модели бытия, и самого этого бытия – реальных людей с их страстями, культурной недостаточностью и недоразвитостью, рефлекторной склонностью к насилию. В реальных людях – раз они люди – всегда присутствует искра Божия и искра разума, но часто – лишь искра. А еще в них много полуграмотного, полуживотного, нечистого (и от Нечистого). Думая, что защищает Христианство от его врагов, человек может впасть в изуверство и садизм, то есть стать слугой Врага. Полагая, что строит социализм, человек может творить прямо противоположное – возводить тоталитарную Вавилонскую башню без свободы и справедливости. Это соединение идеи и быта, Откровения и человека, Идеи и практики порождает широкую палитру выводов и действий от величайших звездных моментов истории до величайших же преступлений и ошибок. А в промежутке – все наши ошибки, подлости, текучка, прозрения и мужественные поступки, из которых соткана жизнь. Христианство и социализм прорастают в реальной жизни трудно и с издержками, но без них эта жизнь осталась бы скотным двором.
Христиане знают, что мир несовершенен из-за несовершенства человека. Социалисты добавляют – но не только. Условия жизни воздействуют на человеческие характеры, на действия людей. Меняя условия, можно способствовать изменениям людей. Но и обратная точка зрения – характеры людей не зависят от общества – столь же однобока. Человеческие отношения воздействуют на нас ежеминутно, и только человек с невероятно сильной волей и духом может противостоять им. От эпохи к эпохе условия жизни меняются, они могут больше или меньше способствовать духовному росту людей. Очевидно, что общество, основанное на погоне за прибылью, на измерении любых ценностей деньгами, на тотальном манипулировании массовой информации и «промывании мозгов» – одно из главных препятствий для среднего человека в его духовном развитии. Конечно, и в этих условиях можно и нужно оставаться Человеком. Но с этой точки зрения нет ничего дурного в стремлении к социальным переменам.
Социализм исходит из общего с христианством посыла – человек должен совершенствоваться, быть гуманней и альтруистичней. Социализм ищет путей к этому – иногда в масштабах небольших поселений, иногда – целых стран. Не случайно, что эксперименты Оуэна и других провозвестников социализма так напоминают монастыри. Не был ли Сергий Радонежский социалистом?
Социалисты пытаются создать условия, в которых человек может становиться Человеком.
* * *
Первые века своей истории социалистическая мысль была далека от практики. Путь перемен был запрограммирован переходом от традиционного аграрного общества к индустриальному в его капиталистической форме. В центре внимания мыслителей были гарантии для преобразующей мир элиты, выраженные в конституционных нормах. Социальные гарантии для всех были еще не актуальны.
Утопии XVI-XVIII вв. хорошо исследованы. Здесь нам не стоит останавливаться на них подробно. Дело даже не в том, что социализм того времени еще слишком наивен и механистичен, чтобы перейти к практике. Как только социализм стал становиться на практическую почву, он быстро очистил свое наследие от излишних деталей, актуальных только для времени написания того или иного трактата. Но все, что годилось для более позднего времени, было унаследовано учениями XIX века, которые превратили социализм в важный фактор общественной жизни. В дальнейшем утопии прежних столетий воспринимались лишь как подтверждение «древности рода» течения, не более. Их основные идеи унаследованы более поздними теориями, а детали устарели вместе со средневековым бытом.
Иное дело – палитра социалистических взглядов, родившаяся в XIX веке. Она созвучна проблемам индустриального общества, в котором мы продолжаем жить по сию пору. И при этом начиная с XIX в. социалисты заглядывали в пост-индустриальное будущее.
Социализм второй половины ХIХ – ХХ вв.– живой участник событий, и оценка его течений обусловлена политическими позициями авторов. Только сейчас, когда позади осталась наиболее жаркая схватка между последователями различных социалистических направлений, мы можем спокойно проанализировать – что оставили они нашему общему будущему.
У истоков двух социализмов
Очевидная причина появления социалистической идеологии – кризисный характер перехода от традиционного общества к индустриальному. Капитализм осуществлял этот переход хаотически, процесс сопровождался разорением миллионов людей, всплеском массовой нищеты, разрывом между роскошью элиты и страшными страданиями большинства трудящихся. Разоблачение язв капитализма занимает в трудах социалистов больше места, чем обоснование и описание их конструктивного идеала. Это и понятно. Мир капитализма казался настолько абсурдным и антигуманным, что его уничтожение само собой должно было привести к новому счастливому общественному устройству. В начале XXI в. очевидна наивность этой логики «от противного». Встает вопрос, насколько социалистическая идея остается актуальна сегодня, когда многие язвы капитализма потеряли былую остроту. Но они не исчезли, что особенно хорошо заметно, если не ограничивать анализ рамками Северной Америки и Западной Европы. Не будем также забывать, что современный капитализм уже во многом пропитан социализмом. И попытка неолибералов преодолеть социалистическое наследие современного общества может вскрыть застарелые язвы.
Еще в 40-е гг. XIX века социалисты разных направлений быстро находили общий язык на почве критики капитализма.
Маркс учился у Прудона (хотя потом отрицал это), а Бакунин — у Маркса. Но уже в 70-е гг. стало ясно, что социалисты зовут общество в разных направлениях. Суммируя эти разногласия, Бенджамин Таккер писал в конце XIX века: «Говоря в настоящей статье о двух путях обновления общественной жизни, нужно указать, что, хотя оба они сходятся в своем общем требовании свободного труда, – в то же время они резко расходятся в основных принципах будущей социальной жизни и в способах достижения намеченных целей; они расходятся друг с другом точно также, как и со своим общим врагом, — ныне существующим обществом. Их исходные точки зрения совершенно различны… Авторитет и свобода – это два принципа, противоположные по существу; имена же соответствующих им социальных течений: государственный социализм и анархизм. Тот, кто близко не знаком с целями и задачами обоих направлений, не сможет и понять основные идеалы современного социализма… Существуют два социализма… Один хочет добиться счастья для всех, другой хочет каждому доставить возможность быть по-своему счастливым»[15]. Так резко и афористично Таккер развел два основных направления социализма – авторитарное (государственное, централистическое, бюрократическое) и антиавторитарное (демократическое, освободительное, самоуправленческое, общинное, либертарное, федеративное). Обилие обозначений второго направления не случайно – оно более разнообразно. В приведенном списке терминов есть и некоторые несовпадения акцентов, впрочем, взаимосвязанных. Демократия предполагает народовластие, которое в реальности может существовать, только опираясь на развитую систему самоуправления. Но позитивное содержание этого течения социализма лежит глубже – в приоритете свободы над управлением. Поэтому корень «свобода» («воля», «либерта») в понимании этого течения социализма наиболее важен, и мы будем именовать его также освободительным социализмом.
Таккер настаивает на противостоянии двух направлений, отождествляя второе только с анархизмом – наиболее последовательной составляющей освободительного социализма. Но граница между двумя течениями не столь резка, и, как мы увидим в реальности потоки перемешивались.
* * *
Идеологи социализма видели два пути преодоления разделения общества на трудящихся и эксплуататоров. Можно сделать всех пролетариев наемными рабочими на службе у «всех», а точнее – «законного» представителя «всех» – государства или иного организационного центра. В этом случае необходима централизация управления, передача всех сфер жизни под контроль мудрого и справедливого руководства. А можно наоборот – стремиться к тому, чтобы сделать всех хозяевами, соединить в одном лице работника и предпринимателя, сделать пролетария распорядителем его средств производства, и тогда путь лежит через децентрализацию общественной жизни, вытеснение управления (в том числе государственного) самоуправлением.
Признаки этого противоречия в социализме видны уже в ранних учениях XVI-XVII вв. – в частности, в трудах Томазо Кампанеллы (1568-1639) и Джерарда Уинстенли (1609 – после 1652), а также его современника Уильема Уолвина. Первый предложил концепцию тоталитарного (управляемого тотально, полностью, во всех общественных проявлениях жизни) общества. Английские социалисты, напротив, считали, что путь к всеобщему братству людей лежит через самоорганизацию малых общностей – общин, и предлагали отдать власть самоуправляющимся городам и приходам, отказавшись от централизованного государства.
* * *
Кампанелла приобрел большую известность сначала как католический полемист, затем как заговорщик и мученик, и, наконец, на закате дней, как астролог. Но именно его коммунистический проект не дал Кампанелле затеряться среди тысяч общественных деятелей Европы эпохи Контрреформации.
Кампанелла, как и Мор, стремится к рациональной организации. Во главе его «Города Солнца» стоит Метафизик. «Ничто не совершается без его (Метафизика) ведома… Распределение всего находится в руках должностных лиц,… должностные лица тщательно следят за тем, чтобы никто не получал больше, чем ему следует, никому, однако, не отказывая в необходимом…»[16] Формально действует демократия, но высшие начальники кооптируются — «Городе Солнца» действует теократия. Даже на низовом уровне о демократии тоже не приходится говорить, так как «все по отдельности подсудны старшему начальнику своего мастерства»[17].
Типичная тоталитарно-бюрократическая организация. Сейчас, когда подобные модели уже были опробованы на практике, можно предъявить Кампанелле целый фолиант возражений. Бюрократическая каста не будет служить народу, она будет подавлять и сам народ, и составляющих его индивидуумов. Рабство станет невыносимым. Кампанелла словно специально дает материал для страшных антиутопий: «начальники определяют, кто способен и кто вял к совокуплению, и какие мужчины и женщины более подходят друг другу; а затем, лишь после тщательного омовения, они допускаются к половым
