(1873 г.) Бакунин выступает уже против заимствования швейцарских политических форм, так как стало отчетливее видно их централизаторское ядро).
Выступая перед демократами, Бакунин призывает «заменить старую организацию, основанную сверху донизу на насилии и авторитарном принципе, новой организацией, не имеющей иного основания, кроме интересов, потребностей и естественных влечений населения, ни иного принципа, помимо свободной федерации индивидов в коммуны, коммун в провинции, провинций в нации, наконец, этих последних в Соединенные штаты сперва Европы, а затем и всего мира»[410].
Полемизируя с Мадзини, Бакунин выступает против сочетания централизованного бюрократического государства и автономии коммун: «Он ошибается: ни одна коммуна, взятая в отдельности, не сможет противостоять могуществу столь сильной централизации, она будет ею раздавлена… Нет середины между строго последовательным федерализмом и бюрократическим режимом»[411].
Это – и критика реальных США, которые только что пережили из-за указанного противоречия разрушительную гражданскую войну. Это – и предупреждение тем, кто в будущем будет искусственно стыковать федерализм и авторитаризм, создавая предпосылки для разломов народов по границам полу-автономных провинций, олигархии которых стремятся к независимости от общего пространства, игнорируя волю народов.
Еще одно предупреждение на ту же тему – признание права малых народов и отдельных коммун на полную автономию «при одном лишь условии, чтобы их внутреннее устройство не являлось угрозой и не представляло опасности для автономии и свободы соседних земель»[412]. Это ли не критерий для нашего времени (вспомним Чечню). Право на автономию и независимость должно быть обусловлено соблюдением определенных стандартов, которые гарантируют сохранение уже имеющихся прав и свобод. Бакунин пишет о том, что демократическое политическое устройство южных штатов перечеркивалось наличием рабства.
С этой оговоркой Бакунин отстаивает право на свободное отделение, «без которого конфедерация всегда будет лишь замаскированной централизацией»[413]. Так он переходит от федерализма США и Швейцарии к конфедерализму. Соединение территорий должно быть свободным.
* * *
Бакунин является наряду с Кропоткиным «классиком» анархизма, по нему принято судить об этом течении в большей степени, чем по взглядам таких идеологов анархизма, как Прудон и Герцен. При этом авторы иногда выпускают из виду собственную эволюцию Бакунина, который сам не сразу стал «классическим» анархистом. До 1866 г. у него можно встретить практические идеи, которые ставят Бакунина за грань собственно анархистской идеологии (как, например, Лаврова после 1875 г.).
Так, в рукописи 1864 г. «Международное тайное общество освобождения человечества» Бакунин выступает еще с полу-анархистских позиций, планируя создание революционной Директории, которая обеспечит борьбу с контрреволюцией. В остальном структура власти, предлагаемая Бакуниным, уже полностью укладывается в анархистскую схему федерации союзов общин. Но «отступления» Бакунина от анархизма не остались не замеченными теми авторами, которые пытаются «перекрестить» Бакунина из анархиста в этатисты, государственники.
Исследователи, прежде далекие от анархистских идей, в наше время обратившиеся к их изучению, нередко с удивлением обнаруживают, что взгляды классиков анархизма не соответствуют бытовому представлению об анархии и анархизме. Вместо того, чтобы пересмотреть примитивное обывательское представление об анархизме, такие авторы нередко начинают защищать классиков анархизма от самого анархизма, доказывать, что идеологи гораздо реалистичнее, чем положено быть анархисту и потому – уже не вполне анархисты.
Это направление на новом историческом витке продолжает старую лево-марксистскую традицию. Уже в советское время историки-марксисты, хорошо относившиеся к Бакунину (поскольку стремились сдвинуть марксистский «мэйнстрим» влево, в сторону анархизма), подчеркивали «государственнические» черты в его творчестве, отождествляя их с реализмом и доказывая таким образом, что Бакунин был «не вполне анархист». Пытаясь таким образом найти выход из кризиса советского марксизма и реабилитировать лично Бакунина, эти авторы оказывали медвежью услугу его учению, «подтверждая» таким образом, что анархизм – это не учение классиков анархизма, а только утопическая часть их учения. Получалось, что «настоящий» анархизм должен быть заведомо абсурден. Если в нем встречается что-то разумное, то это – отступление от анархизма. Советских авторов Ю.М. Стеклова и Н.М. Пирумову можно понять – их объективность ограничивалась цензурными соображениями (а Стеклов к тому же был активным сторонником левого марксизма).
Удивительно, но эта же ошибка встречается и в современных научных работах. В.П. Сапон из «добрых» побуждений тоже пытается уличить Бакунина в отступлении от анархизма. Здесь настоящая находка – рукопись Бакунина 1864 г. Ведь в ней Бакунин, по оценке В.П. Сапона, пишет «об инструментах социальной организации, которые традиционно относятся к ведомству государства: необходимыми атрибутами будущего общества он считает институты президентства и представительной власти, суд и армию»[414]. Впрочем, даже в 1864 г. еще полу-анархист, народник-федералист Бакунин по этим вопросам уже занимает вполне анархистские позиции. «Президент» у него не имеет ничего общего с современным президентами России или США. Президент в романских языках – это председатель. Даже в самом анархистском сообществе для ведения обсуждения органу самоуправления нужен председатель, «президент». Представительная система присутствует во всех анархо-социалистических учениях, где предполагается решение межобщинных вопросов с помощью делегирования полномочий снизу. Этим представительная система анархистов отличается от парламентской системы, где власть на деле практически независима от народа. Суд также вполне совместим с анархистской социальной моделью, это предусматривает уже прудоновская приверженность праву. Неизбежно и наличие вооруженных сил, раз уж у нового общества есть враги в виде контрреволюции – важно, как такая армия организована.
Бакунин высказывает очевидную для большинства анархистов мысль – в обществе будущего функции, которые «традиционно» реализуются государством, будут осуществляться иначе. Не поняв этого, В.П. Сапон пишет: «Это наводит на мысль, что на определенном этапе разработки своей анархистской программы Бакунин не выступает против упорядоченной организации общества и даже не против государственных структур вообще, а против административно-бюрократической централизации, против подмены народного самоуправления чиновничьим произволом»[415]. В этом утверждении содержится целая россыпь недоразумений. Бакунин выступает за упорядоченную организацию общества не только «на определенном этапе разработки своей программы», а и позднее, поскольку (как утверждал еще Прудон) анархия – это тоже упорядоченная система. Бакунин не ставит знак равенства между государственностью и упорядоченностью. Большинство институтов, которые В.П. Сапон в модели Бакунина принимает за государственные, с точки зрения анархистского понимания государственности не являются таковыми. Сказать, что Бакунин выступает против административно-бюрократической централизации и чиновничьего произвола – это и значит подтвердить очевидное – что он выступает против государственности, потому что Бакунин вообще не признает возможности создания не-бюрократической государственности. И в этом с ним трудно не согласиться.
Но В.П. Сапон, воспитанный на марксистско-ленинской социальной аксиоматике, настаивает, что Бакунин «предлагает систему коллективистской демократии, вполне соответствующую объективным критериям революционной государственности (независимо от того, осознается данный факт самим Бакуниным или нет)»[416]. Интересно, что это за «объективные критерии революционной государственности» и кто их установил? В.П. Сапон ссылается на мнение марксистских биографов Бакунина Ю.М. Стеклова и В.П. Полонского, которые, как уже говорилось, хорошо относясь к Бакунину, пытались показать его близость к марксизму. По их мнению, Бакунин призывает к созданию диктатуры пролетариата и крестьянства (просто ленинец какой-то), хотя Бакунин недвусмысленно объяснил Стеклову, Полонскому и Сапону, почему считает создание такой диктатуры невозможным. Разумеется, мнение советских историков 20-30-х гг. нельзя считать объективным доказательством при обсуждении этого вопроса в силу очевидной идеологической ангажированности сторонников учения главного оппонента Бакунина. Доказывая «противоречивость» взглядов Бакунина о государстве, Стеклов и Полонский таким образом пытаются подтвердить преимущества марксистского взгляда на этот предмет. Но, увы для В.П. Сапона, никаких «объективных критериев революционной государственности» не приводят и Стеклов с Полонским.
Бакунин делает «уступки «государственному элементу»[417], – настаивает В.П. Сапон. Какие? В.П. Сапон пишет о деструктивности бакунинской методологии, о его «беспардонности на словах». Не в этом ли уступки? Нет, оказывается, у Бакунина встречается «пласт плодотворных идей, несколько подрывающий его авторитет непримиримого государствоненавистника, но в то же время устраняющих почву для нескончаемых обвинений в утопизме и авантюризме»[418]. За иронией автор прячет идеологическую тенденциозность. Получается, что если Бакунин – «чистый» противник государства, он по определению не плодотворен, у него априори могут проявляться только авантюризм и утопизм. А если он все же имеет какие-то плодотворные идеи, то они, естественно, доказывают, что Бакунин – немножко государственник. Ведь антигосударственник, как следует из противопоставления, предложенного В.П. Сапоном, не может быть реалистичен и плодотворен.
Авторы, которые пытаются искать у Бакунина этатизм, забывают, что Бакунин вовсе не обязан считать государством то же самое, что они. В частности, с точки зрения Бакунина вовсе не любая система координации (даже иерархическая) является государством. Если это союз союзов, где полномочия и позиция передаются снизу, то с точки зрения классических анархистских теорий Прудона и Бакунина говорить о государстве не приходится.
* * *
Бакунин так часто употребляет слово «коммуна» (в смысле автономное территориальное самоуправление), что возникает вопрос – не коммунист ли он? После смерти Бакунина в анархистском движении на целый век возобладали коммунистические взгляды, анархо-коммунистам было лестно записать Бакунина в свои ряды. Увы для них – «Великий бунтарь» недвусмысленно отмежевался от коммунизма. «Вы спрашиваете, коммунист ли я. Нет, я не коммунист, я – коллективист. Я не коммунист, потому, что коммунизм предполагает собственность и верховную власть государства, а я во имя свободы требую ликвидации государства, всех государств. Но я за коллективную собственность, так как убежден, что пока будет существовать частная унаследованная собственность, нельзя претворить в жизнь равенство возможностей, экономическое и социальное равенство»[419]. «Какую разницу, говорили мне, видите вы между коммунизмом и коллективностью? Признаюсь, я удивляюсь, как г-н Шодэ, исполнитель завещания Прудона, не понимает этой разницы. Я ненавижу коммунизм, потому что он есть отрицание свободы, и потому, что для меня непонятна человечность без свободы. Я не коммунист, потому что коммунизм сосредотачивает и поглощает все силы общества в руках государства, между тем как я хочу уничтожения государства… Я хочу организации общества и коллективной собственности или общественной собственности снизу вверх, путем свободной ассоциации, а не сверху вниз посредством какого бы то ни было авторитета»[420]. Ссылка на Прудона заставляет нас заменить слово «собственность» «владением».
В защиту коммунизма можно сказать, что управляющий центр в коммунистический учениях не всегда называется государством. Но в остальном мысль Бакунина очевидна, как бы потом эпигоны Бакунина не затушевывали противоречие требований бакунинского (и прудоновского) анархизма и коммунизма. Они сходятся лишь в очень далеком будущем, когда противоречия нынешних идеологических «измов» стираются.
Приведенные слова были сказаны Бакуниным в 1868 г., когда его взгляды вполне сформировались. Отмежевавшись от коммунизма, он позднее не заявлял, что поменял точку зрения и перешел на коммунистические позиции. Так что утверждения о приверженности Бакунина коммунистическим взглядам безосновательны.
Н.М. Пирумова вскользь упоминает об «анархо-коммунистической доктрине Бакунина»[421], не разъясняя и не обосновывая этот тезис. Его появление в работе крупнейшего советского бакуниноведа второй половины ХХ века может объясняться как цензурными соображениями (книга писалась до отмены цензуры, и Пирумова могла вставить такую