постоянное противоборство, которое и создает все известные формы общества. Расширение возможностей управления в индустриальную эпоху поставило мир перед перспективой полного поглощения общества государством, ликвидации самоуправления в принципе — то, что позднее назовут тоталитаризмом. Идея централизованного управления всеми экономическими процессами, отстаиваемая Марксом, вполне могла привести к такой перспективе. Но давление антиавторитарного социализма смягчало и максимы Маркса. Включившись в поле Интернационала с его широким спектром идей, Маркс стал вбирать их в свою концепцию – пусть как «переходные» и вспомогательные. Социализм стал превращаться в целостное течение, в котором марксистский централизм и прудоновский федерализм стали превращаться из полюсов противостояния в поле синтеза.
Бакунин против Маркса. Самоуправление и государственность
Маркс и Энгельс выступают за отмирание государства, но у них этот процесс – результат ликвидации классового разделения. Государство («пролетарское») должно сначала взять в свои руки контроль за развитием всех жизненных процессов (ведь в марксисткой системе все в конечном итоге определяется экономикой), провести преобразования, полностью централизовать общество, после чего, как прогнозируется — государство исчезнет само собой. Предпринимать усилия для преодоления государства не приходится. Анархисты доказывают, что этот прогноз не оправдается, потому что классы не могут отмереть, пока есть государство. Потому что государство — это не просто “организованные силы общества”[529], а организация господствующего эксплуататорского класса. И если рабочий класс создаст новое государство, то это будет в действительности не государство трудящихся, а организация нового деспотического класса.
Государство – суверенная организация властной элиты. Государство – не организация всего общества: трудно доказать, что государственное предприятие в действительности принадлежит всем. Когда мы говорим, что государство плохо справляется со своими обязанностями, мы не имеем в виду нашего соседа, который живет на территории этого государства. Мы имеем в виду иерархию чиновников, бюрократию.
Бюрократическое управление, в силу специфики организации бюрократического социального слоя, страдает множеством недостатков[530]. Хотя наиболее яркие образцы катастрофичности бюрократического управления принадлежат ХХ веку, уже социалисты предыдущего столетия видели, что рост бюрократии будет разрушителен, что ее власть и размеры следует сокращать, особенно, если вы заинтересованы в преодолении таких явлений, как классовое разделение и социальный паразитизм.
К началу полемики с Бакуниным Маркс недооценивал бюрократию, полагая ее временным явлением полуфеодального свойства: «Бюрократия есть только низшая и грубая форма централизации, которая еще обременена своей противоположностью – феодализмом»[531]. Но бюрократия вырастает не из борьбы с феодализмом (она старше его), а из самой государственной централизации, милой сердцу Маркса. В новом издании своей работы он меняет вышеприведенную формулировку, особенно подчеркивая, что государственный централизм не ведет к бюрократизации: «Государственная централизация, в которой нуждается современное общество, может возникнуть лишь на развалинах военно-бюрократической правительственной машины, выкованной в борьбе с феодализмом»[532]. Таким образом, старую государственную машину Маркс считает необходимым сломать, чтобы тут же создать на ее развалинах новую государственную централизацию, пролетарскую. При этом Маркс полагал, что если государство «пролетарское», то никаких социальных интересов, кроме «пролетарских» в новом государстве не возникнет. Себя и своих последователей он считал выразителями интересов рабочего класса, а не бюрократической элиты.
* * *
Первоначально борьба в Интернационале по вопросам государственности развивалась подспудно, и сторонам удавалось сглаживать принципиальные разногласия между прудонизмом и государственным социализмом с помощью терминологических компромиссов. В 1867 г. на Лозаннском конгрессе Сезар де Пап предложил выступить за национализацию промышленности. Шарль Лонгэ, защищая принципы прудонизма, не стал вступать в открытую полемику, а предложил дополнение: управление предприятиями будет осуществляться группами рабочих.
Лозаннский конгресс интернационала проходил в 1867 г., накануне Женевского конгресса демократического и пацифистского объединения «Лига мира и свободы». Некоторые социалисты участвовали в конгрессе Лиги, и у делегатов Интернационала возникло впечатление, что Лига позволит создать более широкий фронт, способный поддержать рабочее движение. Лозаннский конгресс поддержал Лигу, выставив, однако, свои условия поддержки мер по прекращению войн – освобождение рабочего класса и прекращение как классового угнетения, так и классовой борьбы.
Позицию социалистов на конгрессе Лиги выразили прудонисты и Бакунин, причем мнение Бакунина оказалось слишком радикальным для либерального большинства Лиги, и он вместе с другими демократическими социалистами демонстративно покинул Женевский конгресс. Зато в международном социалистическом и рабочем движении вырос авторитет Бакунина, удачно использовавшего трибуну Лиги.
В теоретическом отношении Лозаннский конгресс продолжал идейный синтез социалистических идей. Высказавшись за практические действия по организации производственных ассоциаций и «товарищеской» банковской системы (прудонистские идеи), конгресс в то же время поддержал национализацию средств сообщения и рудников. Сторонник этой идеи де Пап до конца 70-х гг. пытался поддерживать идейный синтез конструктивного анархизма и демократического государственного социализма. Идея государственного сектора, обеспечивающего равный доступ коллективов к производственной инфраструктуре, хоть и противоречила прудонизму, в то же время позволяла развести разные течения социализма «по секторам». Сторонники государственного регулирования могли надеяться на эксперимент в ключевых отраслях, а прудонисты – в остальной экономике. Эти идеи продолжали идейную традицию Блана и Люксембургской комиссии. В ХХ в. подобного рода эксперименты приводили к возникновению своеобразных вариантов социального государства, опирающегося на производственное самоуправление. Однако на Лозаннском конгрессе спорщики не пришли к единому мнению, и вопрос был отложен.
К нему вернулись на Брюссельском конгрессе 1868 г. Де Пап доработал свой проект в прудонистском духе. Он дал такие разъяснения, которые толковали идею национализации уже почти совершенно в прудонистском духе: «Коллективная собственность должна принадлежать всему обществу в целом, но она должна быть подчинена объединениям рабочих. Государство должно быть не более чем федерацией различных групп рабочих»[533]. Федерация получала строго определенные права контроля и инновационной деятельности, в то время как «рабочие компании» должны были вести эксплуатацию предприятия[534].
Поскольку де Пап замахнулся и на коллективизацию сельскохозяйственного труда, вопрос был перенесен на следующий конгресс.
По докладу того же де Папа Брюссельский конгресс также высказался за стачку как метод борьбы с войной – идею, на осуществление которой так и не решился Второй Интернационал, что в итоге привело к его гибели в 1914 г.
Брюссельский конгресс дал перевес антиавторитарному крылу социализма в вопросе о кредите. Несмотря на утверждения марксистов, будто идеи Прудона были опровергнуты Марксом, большинство делегатов поддержало прудонистский проект.
Базельский конгресс 1869 г., обсуждавший аграрную проблему, стал ареной полемики прудониста Толена против де Папа. Толен выступил в защиту личности от государства и напомнил, что причиной бедности является не просто частная собственность, а сама собственность (хоть частная, хоть государственная) как власть человека над человеком. В итоге сошлись на компромиссной формулировке о необходимости общественной собственности на землю.
Но как эксплуатировать эту общественную землю – коллективно или индивидуально? Конгресс не пришел к единому мнению, и, как показал опыт ХХ века, правильно сделал – этот вопрос зависит от множества обстоятельств, и в ХХ в. себя хорошо показали обе формы, и плохо показало навязывание единого стандарта.
С этой темой был тесно связан вопрос о праве наследования.
По мнению Генерального совета, этот вопрос актуален только для переходного периода, так как при социализме он теряет всякий смысл, ибо право собственности исчезнет. В переходный период необходимо ограничить право наследования и обложить крупные наследства налогами. Бакунисты указали на непоследовательность конгресса, который уже выступил за обобществление земли, что делает сохранение ее наследования абсурдным.
Для Маркса этот вопрос был тактическим – в манифесте Коммунистической партии они с Энгельсом выступили за немедленную отмену права наследования, но затем отказались от этого положения, чтобы не оттолкнуть от революции крестьянство. Впрочем, после установления диктатуры пролетариата и перехода всей частной собственности (в том числе мелкой) в ее руки (национализация) крестьянам стало бы нечего наследовать, и вопрос бы отпал сам собой. Для Бакунина эта проблема более важна. В его модели сохраняются многочисленные самоуправляющиеся коллективы, которые могут добиваться в своей деятельности больших или меньших успехов. Бакунин считал, что успехи части работников не должны закрепляться по наследству – тогда снова возникнут классы эксплуататоров и эксплуатируемых – разбогатевшие коллективы наймут на работу наследников проигравших рабочих. Бакунин настаивал, что каждому человеку должно быть обеспечено равенство в стартовой точке. А там уж – кто чего добьется. Но дети не должны страдать от поражений родителей и паразитически пользоваться плодами их побед.
Логика Бакунина убедила большинство делегатов. Сегодня, глядя на итоги ХХ в., мы видим, что даже социальное государство стремится к достижению поставленной социалистами цели – равенство в стартовой точке. Отсюда – высокие налоги на крупные наследства. Успехи в обеспечении социального равноправия достигнуты преимущественно в среде средних слоев. Но ядро финансовой элиты остается наследственным, то есть по сути феодальным. Даже социал-демократы сейчас не покушаются на право собственности сына миллиардера (независимо от управленческой подготовки отпрыска наследовать отцовскую корпорацию). Они лишь пытаются перераспределить доходы в пользу детей бедняков. Успехи СССР в этой области также были ограниченными – высокопоставленные чиновники имели привилегии в устройстве своих чад в престижные учебные заведения и «блатные» должности. Крушение государственного социализма в СССР позволило бюрократии пойти дальше – новая буржуазия в значительной, если не преобладающей части укомплектована членами и отпрысками партийно-государственной, комсомольской и военной номенклатуры.
Так что провозглашение социального равноправия и продвижение в этом направлении еще не решает поставленных социалистами проблем. По-прежнему правящая элита воспроизводит себя генетически, по возможности ограничивая каналы вертикальной мобильности в пользу своих отпрысков. Это явление лишний раз доказывает, как еще далеко либеральной системе до демократии (если уж демократия представляется в качестве достижения либеральной системы), и насколько паллиативными оказываются решения бюрократии «социального государства». Возможность возникновения демократической общественной системы и социального равноправия по-прежнему остаются за горизонтом современного общества.
* * *
В 60-е гг. Бакунин предпринимал усилия к созданию максимально широкого социалистического объединения. Отношения с Марксом, восстановившиеся в 1864 г., были вполне дружественными. После неудачи попытки направить на социалистический путь Лигу мира и свободы и объединить ее с Интернационалом, Бакунин создал Альянс социалистической демократии, куда вошли его товарищи по существовавшему с 1863 г. Интернациональному братству и новые сторонники периода борьбы в Лиге. С 1868 г. Бакунин сосредоточился на работе в Интернационале и 15 декабря предложил Генсовету включить Альянс в МТР на правах коллективного члена. Генеральный совет МТР отнесся к этой идее отрицательно. Маркс опасался создания в Интернационале нового динамичного центра во главе с ярким популярным политиком, который придерживался собственной «ошибочной» концепции. Вскоре выяснилась диаметральная противоположность взглядов Маркса и Бакунина на устройство будущего социалистического общества, а в отношении радикализма Бакунин «обогнал» марксистов.
Однако принципиальной полемике Маркс и Энгельс предпочли «технологию власти». К этому времени они привыкли маневрировать между прудонистами, бланкистами, лассальянцами и тред-юнионистами. Казалось, что в этой схеме найдется и место для бакунистов, если растворить их в региональных секциях. Альянсу предложили распуститься, и его местным организациям войти в секции Интернационала.
Устав Интернационала допускал оба
