«Теперь дела обстоят так, что собственно мелкое производство в течение войны совершенно сошло на нет. Было бы в высшей степени неразумно опять пробуждать его к жизни»[864]. Но война может вести не только к прогрессу, но и к регрессу. Деградация мелкого хозяйства – повод для оптимизма Баллода. Он знает только крупное производство и ручное производство кустарей[865]. Разница в производительности труда между ними очевидна (хотя с качеством продукции дело обстоит не так просто). Баллод не представляет себе, что мелкое производство может быть технически оснащено не хуже, чем крупное. Это провидели представители освободительной мысли Михайловский и Кропоткин, но конкретные формы автоматизации нефабричного труда станут понятны только в эпоху персональных компьютеров.
Даже в области сельского хозяйства Баллод считает необходимым переходить к крупному производству, не соглашаясь с аргументами экономистов (не только народников), доказывавших большую эффективность мелкого производства в сельском хозяйстве. Но его главный аргумент носит не универсальный, а сугубо германский характер – в стране мало плодородных земель (даже с учетом предложенного Баллодом плана мелиорации). Поэтому Баллод подробно моделирует оптимальную сельскохозяйственную «фабрику», применяющую все современные средства повышения урожайности. Оптимальными он считает хозяйства размером в 40 гектар, применяющие паровые плуги и железнодорожный транспорт для быстрейшей доставки продуктов в хранилища.
В СССР будет проведен эксперимент, который покажет пределы эффективности крупного государственного хозяйства. При росте количественных показателей хозяйства по мере его укрупнения, оно теряет в качестве продукции. Возникают серьезные проблемы в стимулировании труда, сохранении продукции. Эти проблемы могут быть частично решены в кооперативе, где доход человека зависит от успеха предприятия. Но тогда хозяйство все равно должно быть меньше. Во ХХ веке идея крупного сельскохозяйственного производства получит еще один удар – малогабаритная техника, которая успешно может применяться даже в хозяйстве одной семьи. Баллод уже во время революции в России писал об этом изобретении, считая его неперспективным.
* * *
Социалистическое государство должно взять в свои руки все крупные производства и обеспечить производство основных потребительских благ.
Предвосхищая модель НЭПа, Баллод считает возможным сохранить частный сектор, ограничив сферы деятельности частной инициативы домашним хозяйством, частными садами, издательским делом, производством мебели и строительством (здесь Баллод смешивает два разных явления – мелкий частный бизнес и «индивидуальную трудовую деятельность», ведение личного хозяйства). Частное накопление мелких хозяйств будет затруднено, так как банковская система останется в руках государства. При этом Баллод предпочитает обойтись без насилия и конфискаций в ходе перехода к социализму. От буржуазии нужно откупиться, предоставив ей ренту в обмен на предприятия (здесь чувствуется влияние опыта Бисмарка при объединении Германии).
Работать на государство будут все граждане – вводится 5-6-летняя трудовая повинность. Баллод прямо сравнивает трудовые ресурсы с армией, подразумевая, что организация труда будет полу-военной. Но все таки (на первый взгляд) будут существовать отличия трудовой армии от обыкновенной – германскую социал-демократию затронули веяния идей производственной демократии. На государственных предприятиях вводятся комитеты для наблюдения за производством. Но предназначены они не для управления, а для «повышения интенсивности труда путем повсеместного введения системы Тэйлора». Так что Баллод является сторонником именно милитаризированного, тоталитарного по своей организации хозяйства, и «демократия» у него оборачивается своего рода «стахановским движением» и контролем рабочих друг за другом. «Наиболее действительным в большинстве предприятий оказался бы взаимный контроль рабочих, поскольку в них пробуждено чувство чести, которое как раз у социалистически настроенных рабочих достаточно развито уже и теперь»[866]. Социал-демократы (как умеренные, так и большевики) очевидно смешивали сознательность как солидарность в борьбе против угнетения и сознательность как готовность трудиться на государство изо всех сил. А ведь эти две «сознательности» противостоят друг другу – люди, до перехода к социализму считавшие сознательностью умение отстаивать свои права против администрации, должны вдруг развернуться на 180 градусов только потому, что менеджер сменил окраску, стал из частного государственным.
При всех резких высказываниях Баллода в адрес большевиков, он предлагает практически то же самое, что стали осуществлять именно они. Сначала лидеры большевиков надеялись на сознательность рабочих и рабочий контроль, а затем, убедившись в 1918 г., что рабочие трудятся все хуже – Ленин стал уповать на принуждение и тэйлоризм.
Баллод рассуждает как рачительный капиталист, поклонник потогонной системы. Он утверждает, что надо заставить рабочих трудиться в 2-3 смены (вспомним «ускорение» Горбачева с его «трехсменкой»).
В общем, чтобы заслужить право на досуг и свободу, нужно несколько лет в поте лица своего потрудиться в фабричной казарме.
* * *
Население, отбывшее трудовую повинность, по Баллоду должно размещаться в городах-садах, состоящих из семейных вилл. Здесь есть электричество, газовое отопление, трамвайное сообщение. Эта попытка представить себе, как будет происходить стирание различия между городом и деревней, еще не могла быть последовательным из-за неразвитости технических средств. Жизнь на виллах доступна «пенсионерам», а работники должны находиться близ крупных предприятий, на которых отбывают трудовую повинность. Но как раз «пенсионеры» будут составлять большинство общества. Чем их занять? Здесь мы видим тупик, в который попал уже Каутский. ХХ век продемонстрировал, что досуг, если его нечем занять, становится угрозой для человека. Баллод, как и Каутский, надеется занять «пенсионеров» философией. И еще своим садиком. Таков счастливый удел масс.
«Социалистическое» государство Баллода не лишено и элиты. Со школьной скамьи экзаменационным путем производится отбор талантов в управленческую и научную элиту. Работа управленцев и ученых оплачивается очень высоко. Баллод подробно прописывает номенклатуру должностей, количество чиновников, которые должны оплачиваться очень высоко, высоко и т.д. Но в любом случае зарплаты чиновников должны в несколько раз превышать доходы простых тружеников. По мере развития общества управленческие функции будут доведены до автоматизма, и количество чиновников значительно упадет.
Но для бюрократии – непочатый край работы. Все нужно согласовать – интересы производителей и потребителей, отраслей и территорий.
Со временем согласование интересов будет производиться самими работниками. Но не сейчас. Слишком много сложнейших экономических проблем возникает при отмене рыночных отношений. Их предстоит решать интеллектуально-бюрократической элите.
Как избежать борьбы предприятий и отраслей «за наиболее выгодные условия работы при наименьшем напряжении сил?» Ответ Баллода на этот ключевой экономический вопрос социализма поражает своей наивностью: «Против этого может помочь только уважение к нравственным принципам и повышение нравственного состояния народа…»[867] Но затем добавляет жесткое обличение синдикализма и категорическое требование – «Благодетельный социализм, который приведет к всеобщему благоденствию, возможен лишь как централистический…»[868] Вот они – истоки теории «государства всеобщего благоденствия». Баллод – безусловный противник автономии коллективов и прочих синдикалистских вольностей: «Кто выступает за синдикализм, за анархистские, независимые друг от друга производственные союзы, тот доказывает, что плохо понял Маркса»[869]. А может быть, Маркс что-то плохо понял? Впрочем, Баллод плохо понял синдикалистов – они выступали не за независимые друг от друга профсоюзы, а за их объединение в ассоциацию.
Баллод категорически отстаивает централизованное распределение основной массы продуктов. Рынок при социализме заменяется распределением со складов. Эта идея давно известна в социалистическом мысли, но Баллод добавляет к ней свой штрих – распределением должны ведать раздаточные пункты, в которых работают домохозяйки. Ведь именно они в первую очередь страдают от недостатка качества продукции. «В социалистическом государстве на первом месте должны стоять интересы потребителей; каждая хозяйка будет заинтересована, чтобы доставка товаров была регулярная и чтобы товары были доброкачественные»[870]. Ну просто «каждая домохозяйка должна управлять экономикой». Только остается неясным, что смогут предпринять домохозяйки, если товары поступят несвоевременно и будут некачественными?
Баллод тщательно увязывает отрасли, считает кирпичи, доски и даже рояли, которые сможет произвести промышленность. Слабая сторона этих вычислений – отсутствие качественных показателей. Эта же проблема болезненно скажется позднее в советском планировании[871].
Баллод пытается ответить на все возможные обвинения буржуазных экономистов в популизме. Предлагая ввести ренту для изобретателей, он тут же находит источник ее финансирования – налог на наследство. Но финансовые расчеты Баллода все равно слишком оптимистичны. Предлагая возвести множество новых предприятий (как не вспомнить советскую первую пятилетку), Баллод считает, что средства на это даст интенсификация производства. Но ведь успехи интенсификации зависят от ввода в строй новых предприятий. Баллод просчитывает, какие предприятия нужно возвести для резкого повышения производительности труда народного хозяйства в целом, пропагандируя электрификацию, создание территориальных производственных комплексов (предвосхищая идею совнархозов), регулярное обновление технического парка. Влияние книги К. Баллода заметно в советском планировании 20-30-х гг.
* * *
Пожалуй, не Каутский, а именно Баллод достиг предела германской социал-демократической мысли, за которой неизбежно должен следовать поворот – или к коммунистической, или к либеральной, или к антиавторитарной социалистической мысли.
Когда в России разразилась революция, и два крыла социализма вступили в смертельную борьбу, полемика большевиков и социал-демократов приобрела новую актуальность. Ведь большевизм начал «социалистические» преобразования в стране, для этого не предназначенной, не имеющей культурно-экономического потенциала Германии. Тем не менее, при всем обличительном пафосе большевиков и социал-демократов в адрес друг друга, Баллода не только критиковали в Советской России, но и изучали – можно было взять много полезного. Между Баллодом и большевиками возникла дискуссия практиков, которые были заинтересованы в скорейшем начале продвижения к социализму.
Труд Баллода был издан в Советской России, и ему была предпослана статья Ю. Мархлевского. Признавая заслуги немецкого профессора в обосновании технической стороны социалистического строительства, Мархлевский останавливается на ошибках экономиста, в которых нашли отражение ошибки правого крыла германской социал-демократии. Пытаясь откупиться от капиталистов, Баллод «не сознает, что господствующий класс не сдастся без боя» (впрочем, весной 1918 г. Ленин надеялся провести именно такую откупную операцию). Баллод не понимает специфику агарного вопроса в России, надеется на создание самодовлеющего социалистического государства[872]. Но в 1921 г. уже становилось ясно, что мировая революция не удалась. Так что скоро идеи «социализма в одной стране» будут востребованы и в СССР.
Не согласен Ю. Мархлевский и с тем, что, отработав несколько лет, люди будут уходить на заслуженный отдых. Ведь труд не должен рассматриваться как тягость и повинность, «люди социалистического общества не пожелают быть лежебоками». Более того: «Если социалистическое общество не сумеет организовать труд так, чтобы он был удовольствием, дело не выйдет»[873]. Как в воду глядел. Но утопия Мархлевского (и Маркса) – это одно, а проект Баллода (и немецкой социал-демократии) – другое «дело». Это – государство-фабрика, и она должна работать независимо от того, любят рабочие трудиться или нет.
Мархлевский протестует против попытки Баллода насадить «мандаринщину» в виде иерархии образованных управленцев над менее образованными рабочими. В конечном итоге все должны получить полный доступ к благам культуры, иерархия должна быть упразднена. Но возможно ли это сразу? Баллод вернется к этой мысли, оценивая первые итоги большевистского эксперимента.
* * *
Козырь Мархлевского и большевизма в целом – провал попыток провести социалистические эксперименты в Германии после прихода к власти социал-демократии. Социал-демократы
