Также и различные реформаторы, в особенности Кальвин и шотландское духовенство, своей яростью против «плотской похоти» не оставили никакого сомнения в том, что христианство по своему воззрению враждебно женщине.[62]
Введя культ Марии, католическая церковь с умным расчетом поставила его на место культа языческих богинь, существовавшего у всех народов, среди которых тогда распространялось христианство. Мария заступила место Кибелы, Милитты, Афродиты, Венеры, Цереры и т. д. у южных народов, место Фрейи, Фригги и т. д. у германских народов, она была только идеализирована в христианско-спиритуалистическом духе.
Глава четвертая Женщины в средние века
1. Положение женщины у германцев
Безыскусственные, физически здоровые и неиспорченные народы, которые в первые столетия нашей эры, как огромная морская волна, хлынули с востока и севера и залили ослабевшую Римскую мировую империю, в которой постепенно восторжествовало христианство, — эти народы со всею силою восстали против аскетических проповедей христианских проповедников, и тем волей-неволей пришлось считаться с этими здоровыми натурами. С изумлением узнавали римляне, что нравы этих народов были совершенно иные, чем римские. Тацит признал этот факт по отношению к германцам, выразив это в следующих словах: «Их браки очень строги, и ни один из их обычаев не заслуживает большей похвалы, чем этот, ибо они почти единственные варвары, которые довольствуются одной женой. Очень редко у этого многочисленного народа слышно о нарушении супружеской верности, и оно наказывается тут же на месте, причем наказывать позволяется самим мужьям. Муж обрезает жене, нарушившей верность, волосы и на глазах родственников выгоняет ее голую из деревни, ибо нет снисхождения к нарушению нравственности. Ни красота, ни молодость, ни богатство не помогут такой женщине найти мужа. Там никто не смеется над грехом; и соблазнять и быть соблазненным не считается там умением жить. Юноши поздно женятся и потому сохраняют свою силу, и девушек не спешат выдавать замуж, и они тоже цветут молодостью и отличаются тем же высоким ростом. Они вступают в брак в одинаковом возрасте, одинаково крепкими, и сила родителей переходит на детей».
Ясно, что Тацит, желая дать римлянам образец, рисует брачные отношения древних германцев несколько в розовом свете. Конечно, жена, нарушившая супружескую верность, наказывалась у них строго, но это не распространялось на неверного мужа. Во времена Тацита у германцев род еще процветал. Тациту, выросшему при римских отношениях, родовая организация и ее основы были чужды и непонятны, поэтому он с удивлением рассказывает, что у германцев брат матери рассматривает своего племянника как сына и что некоторые считали кровную связь между дядей с материнской стороны и племянником еще священнее и ближе, чем между отцом и сыном, так что когда вопрос шел о заложниках, то сын сестры считался большей гарантией, чем собственный. Энгельс замечает по этому поводу следующее: «Если член такого рода давал собственного сына в залог какого-либо торжественного обязательства и сын становился жертвой нарушения отцом договора, то это было только делом самого отца. Но если жертвой оказывался сын сестры, то этим нарушалось священнейшее родовое право; ближайший кровный родственник мальчика или юноши, предпочтительно перед другими обязанный охранять его, оказывался виновником его смерти; этот родственник или не должен был делать его заложником или обязан был выполнить договор».[63]
В остальном, как доказывает Энгельс, во времена Тацита материнское право у германцев уже было вытеснено правом отцовским. Дети наследовали отцу; если их не было, то наследовали братья и дяди с отцовской и материнской стороны. Допущение брата матери как наследника, хотя решающим было происхождение от отца, объясняется тем, что старое право еще только что исчезло. Воспоминание о старом праве было также причиною уважения германцев к женскому полу, которое так поразило Тацита. Тацит находил также, что женщины возбуждали мужество германцев до крайних пределов. Мысль, что их женщины могут попасть в плен и в рабство, была самой ужасной для древних германцев и побуждала их к отчаянному сопротивлению. Но и в самих женщинах жил дух, который импонировал римлянам. Когда Марий не позволил пленным женщинам тевтонов посвятить себя служению Весте (богине девственного целомудрия), они прибегли к самоубийству.
Во времена Тацита германцы уже сделались оседлыми; распределение земли происходило ежегодно по жребию, причем лес, вода и луговая земля считались общинной собственностью. Их образ жизни был еще очень простым, скот составлял главное их богатство; их одежда состояла из грубой шерстяной мантии или из мехов животных. Женщины и знатные носили полотняное белье. Обработка металла существовала только у тех племен, которые жили слишком далеко от мест ввоза римских промышленных продуктов. Судебная власть в незначительных вопросах принадлежала совету предводителей, в важных же — решало народное собрание. Предводителей выбирали, и при-1 том почти всегда из одной и той же семьи: переход к отцовскому праву благоприятствовал такому наследственному положению и привел в конце концов к основанию племенной аристократии, из которой потом возникло королевство. Как в Греции и Риме, так и в Германии род погиб вследствие развития частной собственности, промышленности и торговли и вследствие смешения чужих племен и народов. Род заменялся маркой,[64] демократической организацией свободных крестьян, которые в продолжение многих столетий представляли крепкий оплот в борьбе против аристократии, церкви и князей. Марка не исчезла окончательно и тогда, когда феодальное государство сделалось господствующим и когда масса некогда свободных крестьян превратилась в рабов и крепостных.
Представителями марки были главы семейств. Замужние женщины, дочери и невестки были исключены из совета и управления. Исчезли времена, когда женщины могли управлять делами рода, — явление, поразившее Тацита в высшей степени, о котором он рассказывает с презрением. В пятом столетии салический закон[65] исключил женский пол из наследования родовых имений.
Каждый член марки мужского рода, женясь, имел право на участок общинной земли, получаемый по жребию. Обыкновенно деды, родители и дети жили вместе под одной крышей, образуя общую семью, и часто случалось, что отец ради получения нового земельного участка женил несовершеннолетнего, еще незрелого в половом отношении, сына на уже зрелой девушке, а супружеские обязанности вместо сына исполнял сам.[66] Молодые супруги получали воз буковых дров и лес для постройки хаты. Если у молодых рождалась дочь, они получали воз дров, если же новорожденный; оказывался мальчиком — два воза.[67] Женский пол оценивался вполовину.[68]
Заключение брака происходило просто. Религиозного обряда не знали, было достаточно обоюдного заявления своего желания, и, раз новобрачные вступили на брачную постель, брак считался заключенным. Обычай, по которому брак, чтобы быть действительным, нуждался в церковном акте, появился лишь в IX столетии, и только в XVI — по установлению Тридентского собора — брак был объявлен таинством католической церкви.
2. Феодализм и право первой ночи
С образованием феодального государства ухудшилось положение большого числа свободных общинников. Победоносные полководцы пользовались своим могуществом, чтобы захватывать в свои руки большие территории земли, они считали себя господами общинных владений, которые раздавали своей преданной дружине в пользование на время или с правом наследования. Эта дружина состояла из рабов, крепостных и вольноотпущенников, большею частью чужого происхождения. Этим они создавали себе придворное и служилое дворянство, которое им во всем подчинялось. Великое франкское государство положило конец остаткам древней родовой организации. Совет предводителей уступил место низшим военачальникам и вновь образовавшемуся дворянству.
Большая масса свободных общинников постепенно оказалась в состоянии истощения и обеднения благодаря продолжительным завоевательным войнам и раздорам среди вельмож, которым они должны были платить налоги. Обязательство поставлять ополчение стало для них невыполнимой повинностью. Вместо них князья и высшее дворянство вербовали наемников; тогда крестьяне начали отдавать себя и свои владения под защиту светского или духовного властителя — церковь сумела в течение немногих столетий стать большой силой, — за что платили им денежные и натуральные повинности. Таким образом, свободное до сих пор крестьянское хозяйство превратилось в оброчное хозяйство, отягощаемое все новыми повинностями. Попав однажды в зависимое положение, крестьянин уже не был в состоянии выбраться из него; вскоре он потерял и свою личную свободу. Крепостничество и рабство получали все большее распространение.
Помещик имел неограниченную власть над своими рабами и крепостными. Он имел право принудить к заключению брака каждого мужчину, достигшего восемнадцатилетнего возраста, и каждую девушку, которой исполнилось 14 лет. Он мог назначать жену мужу и мужа жене. Тем же правом он пользовался относительно вдовцов и вдов. Как господин своих подчиненных, он считал себя вправе распоряжаться половыми отношениями своих рабынь и крепостных женщин, — эта власть получила свое выражение в jus primae noctis (право первой ночи). Этим правом пользовался также и его управляющий, но в некоторых случаях это право можно было выкупить внесением известной подати, сущность которой видна уже из самого ее названия: дань за девственность, рубашечный шиллинг, штемпельный грош и т. д.
Многими оспаривается существование права первой ночи. Для многих это крайне неприятный факт, так как оно осуществлялось в эпоху, которую заинтересованные круги хотели бы выставить как образец нравственности и благочестия. Уже выше было указано на то, как сначала право первой ночи составляло обычай, связанный с эпохой материнского права. После исчезновения прежней семейной организации сохранился еще обычай, по которому невеста в свадебную ночь отдавалась мужчинам данной общины. Но со временем право это ограничивается и в конце концов становится привилегией предводителя племени или священника. Феодал берет на себя это право, которое служит выражением его власти над лицом, принадлежащим к его земле, и он пользуется этим правом, если он того желает, или он отказывается от него за известную дань в виде натуры или денег. Как реально было это право первой ночи, можно видеть из «Weistumer», I, 43 Якова Гримма, где говорится: «Но что касается дворовых людей, то тот из них, кто хочет жениться, должен пригласить управляющего и его жену и управляющий должен ссудить жениху котел, чтобы он мог сварить барана, а также управляющий должен привезти на свадьбу воз дров, затем управляющий и его жена должны принести четверть свиного жаркого, и когда свадьба кончится, то жених должен предоставить управляющему провести с женой первую ночь или должен откупиться шестью шиллингами и четырьмя пфеннигами».
Зугенхейм[69] думает, что jus primae noctis как право помещика возникло из того, что он должен был давать свое согласие при заключении брака. На основании этого права в Беарне установилось правило, по которому все первенцы от брака, где было применено jus primae noctis считались свободными. Впоследствии уже повсюду можно было откупаться от этого права податью. Самым упорным образом, говорит Зугенхейм, за это право держались епископы Амьена, а именно до начала XV столетия. В Шотландии к концу XI столетия король Малколм III объявил право первой ночи замененным налогом.
