первообразы. Все это и подобное этому почиталось свойственным скорее иудеям, которые заботятся о соблюдении закона более чувственным, нежели духовным образом, за что и подлежат проклятию как люди, приемлющие закон Моисеев в его образах, а не в истинном его значении. Друзья иудеев, хотя все сие возводят к духовному смыслу, однако за дни и месяцы ведут непримиримую войну и в этом случае отвергают иносказательное их значение, так что с сей стороны необходимо подвергаются осуждению, подобно иудеям, и произносят сами над собою приговор проклятия. Но об этом, кажется, довольно.
Возвратимся к предмету, о котором упомянули немного прежде, то есть, что Церковь не остановилась на первом разделении и что отделившиеся от нее общества опять разделились между собой, и под ничтожными, маловажными предло-{232}гами распадались на частные секты. Так-то, сказал я, по поводу разномыслия касательно празднования пасхи, разделились и новациане. И в этом отношении у них не одна община, потому что, по разным областям, они не соглашаются не только в месяце, но и в днях недели, и в иных неважных обстоятельствах, так что в одних местах делают особые собрания, а в других смешанные.
Глава 23
О константинопольских арианах, переименованных в псафириан
И между арианами произошло разделение — по следующей причине: ежедневно возникавшие у них спорные вопросы довели их рассуждения до нелепостей. Так как Церковь веровала, что Бог есть Отец Сына-Слова, то между ними возник вопрос: мог ли Бог называться Отцом, прежде нежели существовал Сын? Утверждая, что Слово Божие родилось не от Отца, но произошло из не-сущего, и погрешив в этом первом и важнейшем предмете вероучения, они не могли не впасть в нелепое словопрение об одном имени. Некто Дорофей, вызванный ими из Антиохии, говорил, что Отцем нельзя ни быть, ни называться прежде существования Сына, а Марин, которого они, еще прежде Дорофея, призвали из Фракии, и который оскорблялся тем, что ему предпочтен Дорофей, улучил теперь благоприятный случай и начал защищать противное мнение. Отсюда произошло разделение: отступив друг от друга за одно слово, каждый из них начал делать особые собрания. Признававшие власть Дорофея оставались в прежних своих местах, а последовавшие Марину, устроили собственные молитвенные дома и стали в них собираться, признавая, что Отец всегда был Отцем, даже и прежде существования Сына. Эти последние прозваны были псафирианами, потому что некто Феоктист псафирополь (пирожник), родом из Сирии, с особенной горячностью стоял за упомянутое их мнение. Им последовал и готский епископ Селина, человек смешанного происхождения, ибо родился от отца гота и матери фригиянки, а потому учил в церкви с равной легкостью на обоих языках. Немного спустя разделились и псафириане, когда Марин пришел в разногласие с Агапием, которого сам же поставил епископом в Эфесе. Они малодушно спорили между собой не о вере, а о первенстве, и в их споре готы приняли сторону Агапия. По сему случаю многие из подвластных им клириков, гнушаясь этим проис-{233}шедшим из тщеславия спором, оставили их и присоединились к вере в единосущие. Между тем, ариане, разделившиеся двадцать пять лет тому назад, после — в царствование Феодосия Младшего и в консульство военачальника Плинфы — прекратили междоусобный спор и приняли ересь псафириан, положив себе законом на будущее время не касаться вопроса, бывшего причиной их разделения. Впрочем, так могло сделаться только в Константинополе, а в других городах, где ни находятся ариане, существует между ними тот же раскол. Это — о разделении ариан.
Глава 24
О том, как и евномиане разделились в мнениях и получили разные прозвания по именам, своих начальников
Даже и евномиане не остались не разделившимися. Сперва отделился сам Евномий от Евдоксия, которым рукоположен был в епископа Кизики. Это произошло под тем предлогом, что Евдоксий не принимал в общение отлученного от Церкви учителя его Аэция. Потом разделились последователи Евномия и составили разные общества. Во-первых, некто Феофроний Каппадокиец, учившийся искусству состязаться у Евномия, немного знавший также «Категории» и «Об истолковании» Аристотеля, сочинив несколько книг под заглавием «Об упражнении ума» навлек на себя ненависть своих единоверцев и был изгнан ими, как отступник. Делая с того времени особые собрания, он установил ересь, названную по его имени. Потом явился в Константинополе еще некто Евтихий, отделившийся от евномиан по случаю какого-то неважного спора, который продолжает доныне делать особые собрания. Последователи Феофрония называются евномио-феофронианами, а последователи Евтихия евномио-евтихианами. Я считаю недостойным истории говорить, из-за каких ничтожных слов и выражений произошло между ними разделение, и не хочу уклоняться от своего предмета. Скажу только, что они обезобразили крещение, ибо крестят не в Троицу, а в смерть Христову. В продолжение некоторого времени было разделение и между македонианами, когда пресвитер Евтропий делал особые собрания, а Картерий не соглашался с ним. Может быть, в других городах существовали и еще какие-нибудь возникшие из этих секты, но, живя в Константинополе, где родился и получил воспитание, я предположил себе с большей подробностью говорить о событиях, происходивших в этом городе, — {234} частью потому, что некоторых был очевидцем, а частью и потому, что события константинопольские считал более замечательными и достойными памяти; и все они случились не в одно какое-либо время, но во времена разные. А кто пожелает узнать имена различных ересей, то пусть прочитает так называемую якорную книгу кипрского епископа Епифания 32. Но об этом уже слишком довольно. В то же время и дела гражданские пришли в беспорядок — по следующей причине.
Глава 25
О тирании Евгения, об умерщвлении Валентиниана Младшего и победе царя Феодосия над тираном
В западных областях был один грамматик по имени Евгений. Сначала он преподавал римскую словесность, а потом, покинув школу, поступил в придворную военную службу и сделался царским секретарем. Уважаемый более прочих за свое красноречие, он не мог выдержать своего счастья, но, склонив на свою сторону Арбогаста, выходца из Малой Галлии, бывшего в то время военачальником, человека со свирепым и жестоким характером, решился захватить верховную власть. Оба они условились убить царя Валентиниана, подговорив евнухов, приставленных к его опочивальне, и евнухи, обольщенные обещанием высших почестей, задушили Валентиниана во время его сна 33. Вслед за тем Евгений стал правителем дел в западных областях империи и начал совершать то, чего естественно было ожидать от тирана. Услышав об этом, царь Феодосий был опять сильно озабочен и увидел, что после недавно оконченного похода против Максима, ему предстоит второй подвиг. Собравши военные силы и провозгласив сына своего Гонория царем в третье свое консульство и в консульство Абунданция, в десятый день месяца января, он снова быстро двинулся на запад 34, а в Константинополе оставил царствовать обоих сыновей своих. В походе против Евгения присоединились к нему весьма многие варвары, жившие по ту сторону Дуная и желавшие оказать помощь царю в борьбе с тираном. В короткое время он явился с многочисленным войском в Галлию, где Евгений уже приготовился к войне и имел также огромную армию. Сражение произошло при реке, называемой Фригида, которая от Аквилеи течет на расстоянии тридцати шести тысяч шагов. В том месте, где римляне бились против римлян, бой был равный, но там, где сражались союзники царя Феодосия — перевес оставался на стороне Евгения. {235} Видя, что варвары гибнут, царь пришел в величайшее смущение, упал на колени, призывая Бога на помощь, — и молитва его не была отвергнута. Военачальник Вакурий так укрепился мужеством, что с передовыми линиями перебросился в то место сражения, где преследуемы были варвары, разрезал неприятельские фаланги и обратил в бегство тех, которые сами недавно гнали врагов. При этом случилось и еще нечто дивное. Поднялся сильный ветер и стрелы, пускаемые воинами Евгения, обращал на них самих, а стрелам противников их придавал большую стремительность 35. Столь могущественна была молитва царя! Когда сражение приняло такой оборот, тиран прибежал и повергся к ногам царя, моля его о пощаде, но тут же обезглавлен был воинами 36. Это произошло в шестой день месяца сентября, в третье консульство Аркадия и во второе Гонория. Виновник всего зла Арбогаст, два дня убегавший от преследования войска Феодосия, видя, что ему не остается никакого средства к спасению, умертвил себя собственным мечем.
Глава 26
О том, что, заболев после победы, царь призвал к себе в Медиолан сына своего Гонория и, почувствовав небольшое облегчение, повелел было учредить конские бега, но в тот же день скончался
Но воинские труды расстроили здоровье царя Феодосия. Полагая, что усилившаяся болезнь прервет его жизнь, он при своей кончине более заботился о делах общественных, ибо знал, сколько бедствий причиняет народу смерть царя. Посему, желая строить порядок в западных областях, немедленно вызвал он из Константинополя сына своего Гонория. Гонорий поспешно прибыл в Медиолан, и Феодосий, получив небольшое облегчение от болезни, назначил для торжествования победы конские ристалища. В назначенный для торжества день, до обеда, он владел еще силами и смотрел конские бега, а после обеда вдруг почувствовал себя хуже и, не могши уже идти на зрелище, послал вместо себя своего сына, и в следующую ночь скончался. Это было в консульство Оливрия и Пробина, в семнадцатый день месяца января, в первый год двести девяносто четвертой олимпиады 37. Царь Феодосий жил шестьдесят лет, а царствовал шестнадцать. Эта книга обнимает шестнадцать лет и восемь месяцев. {236}
КНИГА VI
В предшествующих пяти книгах, святой Божий человек Феодор, повеление твое исполнено: церковная история от времен Константина, по возможности, написана. Да будет тебе известно, что о выражениях мы не заботились, ибо полагали, что заботясь о красоте языка, может быть, не достигнем своей цели, но хотя мы и кончили, однако не могли написать всего того, что высказано древними историками, которые, как подумаешь, умели распространять и сокращать происшествия. Притом словесность не займет людей простых и неученых, которые хотят только знать о событиях, а не удивляться красоте речи. Итак, чтобы мое сочинение не было бесполезно тем и другим, — ученым, поскольку оно не может равняться в красноречии с древними, и неученым, поскольку они не в состоянии понять происшествий, прикрытых изысканною речью, — мы употребили самый скромный и, как кажется, самый ясный способ изложения.
Приступая теперь к шестой книге, мы предварительно говорим, что, намереваясь описывать случившиеся в наше время события, боимся, что описание их многим не понравится 1 — либо потому, что, как говорит пословица, истина горька, либо потому, что не с похвалою произносят у нас имена
