заколебался.
Девушка окинула Сократа взглядом.
– Твой раб может подождать снаружи, – сказала она Критону. – Или ты за него заплатишь?
– Пошли! – коротко бросил Критон.
– Мое имя – Ионасса, – сказала девушка, вводя их в небольшую прихожую. Там спал чернокожий, свернувшись подобно огромной змее, так что голова его уткнулась в колени.
Обойдя спящего, вступили в темное помещение с низким потолком. Здесь как раз зажигал масляные лампы владелец заведения, морщинистый человек с синими мешочками под глазами. Скрестив на груди руки, он поклонился входящим:
– Синдар к твоим услугам, господин.
Он хлопнул в ладоши – появилась черная рабыня с амфорой вина и кратером.
– Или предпочтешь неразбавленного?
Критон, привыкший во всем советоваться с Сократом, старался теперь решать самостоятельно.
– Конечно, неразбавленного!
Синдар подсел к столу, Ионасса скрылась.
В углу нерешительно, неуверенно запела флейта.
Критон с некоторым смущением улыбнулся Сократу:
– В хорошенький вертеп нас занесло!
– Да все они, верно, схожи друг с другом, – отозвался тот. – Сразу видно – посещают их не Критоны.
Это было и слышно. В полумраке раздавались хихиканье, шепот – бог весть чьи, бог весть по какому поводу. Но вот светильники разгорелись, и открылась вся «роскошь» заведения: всюду, куда ни глянь, – яркие пятна. Занавеси, покрывала, пеплосы, хитоны, настенная роспись… Всюду краски! Броские, кричащие, восточные краски: обжигающая серно-желтая, ядовито-зеленая, красный цвет рвет глаза из орбит, синий как морская глубь, черная на золоте, алая на серебре… Флейтистка, с ног до головы осыпанная блестками, выступила из темноты, чтоб явить гостям свою красоту и привлечь их внимание к своему искусству.
Вернулась Ионасса с девушкой для второго гостя. Та подошла к Сократу, неся на губах горькую улыбку, словно взывала к милосердию.
– Я Амикла, – назвалась.
Ее светлые волосы казались белыми в неверном свете ламп этого пестрого вертепа.
Ионасса предложила Критону лакомства. Сказала – для возбуждения желания.
– Печень трески в самосском вине стоит драхму – дорого, правда? Да, у нас цены выше, зато и наслаждения редкостны. Но тебе ведь неважна цена…
– Об этом не беспокойся, – хвастливо отозвался Критон.
Стали есть, пить. Тяжелое родосское вино хорошо исполняло свое назначение. Покончив с едой, перешли в маленькую темную каморку, где стояли два ложа.
Вино появилось и здесь. Девушки разделись.
– Тут – царство Эрота для благородных, – сказала Ионасса. – Твой раб останется с нами?
Второй раз ждал Сократ, что слово «раб» будет исправлено на «друг». Но Критон ответил только:
– Останется.
Ионасса, дотронувшись до руки Сократа, сказала с понимающим видом:
– Ну конечно. Правда, у нас вы в безопасности – вот в других домах действительно нередко льется кровь…
Она крикнула что-то флейтистке, невидимой теперь, и та сменила флейту на кифару. На тесном пространстве между двумя ложами Ионасса начала варварский танец.
Критон схватил ее в объятия, посадил к себе на колени. Девушка ласкала его медленно, опытно. Он уже ничего не видел, не слышал, только ощущал это гибкое, надушенное тело, которое терлось о его тело.
Амикла успеха не имела. Сократ гладил ей грудь и все расспрашивал. Откуда она. Чья дочь. Когда покинула отчий дом. Почему. Нравится ли ей здесь. С кем ей приходится…
– Какое тебе дело, мало ли свинских рыл… Матросы, от которых разит всякой вонью! – гневно вскинулась Амикла. – И нечего расспрашивать! Ты сам раб, а не знаешь, что значит прислуживать кому-то?
– Я не раб.
Амикла смягчилась; обхватив Сократа обеими руками за шею, поведала: она тоже не рабыня. Ее отец, владелец грузового судна, до тех пор брал в долг у менял на закупку товаров, пока те не пустили его по миру, а судно проглотили долги…
– И пришлось ему наниматься на работы, какие выполняют только рабы, и вся наша семья впала в нужду. Я тоже, – закончила Амикла.
– И жениха не нашлось? Ты ведь красивая.
Амикла запустила пальцы в кудри на затылке юноши.
– Чтоб прокормиться? Так себе все и представляют: супруг-кормилец. Но пусть теперь меня кормит моя красота! Хочешь ты жениться на мне? Наверное, хочешь, раз так всем интересуешься. Вот и выведи меня отсюда! Возьми в жены! Ты – жених, будто созданный для меня. А я готова на животе поползти хотя бы и за таким босоногим бедняком, как ты!
Она прижалась к нему теснее.
Сократ почувствовал, как по его голой груди ручьем потекли ее слезы. Он только не знал – искренние или притворные.
– Почему ты не ухватилась за моего друга, почему села ко мне?
Амикла понизила голос:
– Право выбирать имеет одна Ионасса. А мне уж что останется.
Сократ молча протянул ей три драхмы – все, что имел. Девушка кинула молниеносный взгляд на матерчатый занавес, из-за которого заглядывал в каморку владелец дома. Нарочито оттолкнула руку Сократа, вскрикнув:
– Зачем щиплешь мне грудь? Больно!
Голова Синдара исчезла. Амикла шепнула:
– Вот теперь давай деньги… Скорей! Спасибо!
Ее поцелуи стали жарче. А Сократ в упоении гладил все ее тело, словно ладони его хотели запомнить очертания этих округлых боков и грудей. Амикла отвечала ему ласками. Опытность рук скульптора – и опытность рук проститутки… Сократ закрыл глаза – наслаждение осязанием было острее.
Вдруг он насторожился. Уловил обрывки разговора между Ионассой и Критоном. Открыл глаза. Те двое уже не сидели – лежали. Но Ионасса все еще отдаляла то, чем должно было завершиться.
– Какой ты нежный… Как сладко пахнут твои волосы и ладони… Я еще никогда не любилась с таким ухоженным мальчиком. Я люблю тебя… Ты должен приходить ко мне! Обещаешь? Будешь приходить, правда?
Руки Сократа замерли на теле Амиклы; он с изумлением прислушался к речам Ионассы, увидел склонившееся к ней лицо Критона – такое знакомое, сейчас оно показалось Сократу совсем чужим…
И еще одно лицо увидел Сократ – то, что высунулось из-за занавеси, – лицо Синдара. Его потные волосы прилипли ко лбу. Сильнее набрякли синие мешочки под глазами. Синдар упивался зрелищем – но вот он дал знак Ионассе заканчивать.
– Я сразу влюбилась в тебя… С первого взгляда! – Ионасса поцеловала Критона. – А ты меня любишь?
– Люблю… Люблю…
– Зачем лжешь?! – вырвалось у Сократа. – Зачем употребляешь это слово всуе? Какая там любовь!
Ионасса надулась:
– Что себе позволяет твой раб? Ты любишь меня, а я тебя…
Сократ заметил – обнимая Критона за шею, Ионасса в то же время нащупывала ногой его кошелек. Между тем она продолжала:
– Никто еще не очаровывал меня так сразу, как ты…
– Лжешь, – бросил ей Сократ с той же злостью, что и Критону.
Ионасса хотела что-то возразить, но ее опередил Критон:
– Как ты смеешь оскорблять ее? Что пристал? Оставь нас в покое!
Сократ ушам своим не поверил. Не слова Критона – их враждебный тон изумил его. Задумчиво провел он ладонью по волосам Амиклы. Та шепнула:
– Ты прав – она лжет! Уже сколько лет она любовница Синдара… – И добавила с ненавистью: – Потому и позволено ей выбирать. Нам-то – нет…
Сократ глянул на уродливое лицо Синдара, наблюдавшего за действиями Ионассы с Критоном. И с таким чудовищем будет делиться мой Критон!
Амикла уже нетерпеливо сказала:
– Ты имеешь на меня право… Ну же!
Но Сократ, рассерженный, повернулся к Критону:
– Ты что, на голову свалился, что не распознаешь фальшь, с какой ластится к тебе эта девчонка? И не догадываешься почему?
– Не оскорбляй ее! Я запрещаю! – крикнул Критон, и лицо его перекосилось от злобы.
– Зря я тебя взял с собой, голубок. Попадаешься на сладкие словечки какой-то шлюхи… Вставай! Уходим отсюда. – И Сократ шагнул к нему.
Критон схватил со столика железный светильник, замахнулся:
– Не отстанешь?! Чего привязался? Смотри, брошу!
– Бросай!
Критон швырнул в него светильник, Сократ поймал его на лету. Фитиль погас, масло разлилось.
Ионасса легла на спину, притянула к себе Критона.
– Возьми и ты меня… – позвала Сократа Амикла.
Но в этот момент раздался крик. Чья-то смуглая рука оттолкнула Синдара, сорвала занавес, и появился загорелый, бородатый моряк. Это был Драбол, который возит товары из Пирея на Эгину, а в день Афродиты посещает Ионассу, щедро расплачиваясь. Быть может, он не знал, что Ионасса – любовница Синдара, а может, и знал, но ему это было безразлично – во всяком случае, Драбол был здесь постоянным и уважаемым посетителем.
Увидев свою Ионассу на ложе в объятиях красивого юноши, Драбол взревел, как тур, раненный стрелой в глаз.
Ионасса слишком поздно почуяла опасность, но делала, что могла, чтоб обелить себя. Повернулась на бок, притворяясь, что отбивается от Критона, закричала:
– Зря канючишь! Не хочу тебя! Пусти, говорю! Отпусти, а то укушу!
– Проклятая сука! – разразился бранью Драбол. – Сколько я тебе денег перетаскал! А она тут с каким-то молокососом возжается! Нынче – мой день! И мой час! Рожу тебе разобью!
Ионасса зашла еще дальше в своем притворном отвращении к Критону:
– На, смотри, хочу я тебя или нет! – И она плюнула ему в лицо.
Тот никогда не испытывал подобного унижения. Он побледнел – и в ту же секунду тяжелая рука Драбола опустилась на лицо Ионассы.
Критон уже поднимался с ложа, когда моряк схватил его жилистыми руками за шею и начал душить. Критон сипел, хрипел, брыкался, но тиски Драболовых лап не разжимались. Сократ кинулся на помощь другу, но тут, по знаку Синдара, явился чернокожий исполин, схватил Критона и Сократа, выволок обоих из дому, стукнул несколько раз головами и отшвырнул к противоположной стене, как паршивых котят.
Поднявшись с трудом, оба со всей возможной быстротой двинулись к Длинным стенам и стали подниматься к Афинам.
Критон остановился, упершись лбом в стену: его рвало. Сократ подумал: грязь снаружи, грязь внутри – вот и рвется вон. Я и сам блевал бы, будь у меня желудок послабее…
Двинулись дальше. Критон шел медленно, еле передвигая ноги. Сократ спросил:
– Тебе еще плохо?
– Плохо… А главное, я сам себе противен! Как я обращался с тобой! Плохо мне, тошнит от самого себя… Можешь ты простить меня, Сократ?
– Уже простил.
– Ты-то сразу распознал эту подлость…
– Потому что знал то, чего не знал ты. Эта твоя «любовь» каждую ночь валяется со своей любовью – Синдаром. – Сократ решил не щадить друга.
Критон закрыл руками лицо, не находя слов, чтобы выразить брезгливое отвращение.
– А заметил ты, сколько красок в этом вертепе? Все цвета радуги, и главное – все яркие, кричащие. Лишь одного цвета там нет – белого.
– Потому что там ему не место, – сказал Критон.
– Вот именно. Но ты, кажется, не расплатился?
Критон невольно взялся за пояс – кошелька не было.
– Расплатился, – буркнул он. – Все деньги украли. А было почти тридцать драхм! Но кто мог их взять? Эта девка? Или содержатель?
Сократ усмехнулся:
– Радуйся тому, что мы сегодня испытали!
– Чему тут радоваться? Я еще и сейчас чувствую на лице плевок этой девки, еще и сейчас будто тону в этой грязи…
– Нет, мы оба должны радоваться…
– Но чему, скажи?
– Мы узнали, какой страшной силой обладает в известные моменты страсть, инстинкт…
– Ужасная сила! Отвратительная – но непобедимая… Скажи, может ли что-либо побороть ее?
– Не знаю, Критон. Разум и воля слишком слабы перед ней. Может быть, чувство? Может быть, если включить любовь в
