не шкатулки, полные драгоценностей, – библиотека – вот что было величайшим сокровищем дома. Здесь хранились переводы вавилонских, древнееврейских, египетских, персидских рукописей. Затем шли эллины: Гомер, Гесиод, Сапфо, Алкей, Анакреонт, Пиндар, Архилох…
– Да, я акула, – согласился Сократ. – Я тоже, перевернувшись на спину и разинув пасть, бросаюсь на добычу. Все проглочу!
– И это? – Критон протянул ему футляр, в котором был уложен свиток с вавилонским эпосом о Гильгамеше, искавшем бессмертие.
– Это на твоей совести, дорогой Критон: я теперь с большей охотой беру, чем даю! Этим я хочу сказать, что почти без всякого удовольствия тружусь теперь с отцом над ионическими капителями.
И, обращаясь уже ко всем, Сократ со смехом сказал, что все узнанное им из свитков Критона не выходит у него из головы, даже когда он бьется над главами колонн, причем этих-то глав и нет у него в голове!
Друзья нисколько тому не удивились. Им известна разница между ремеслом и творчеством. Капители колонн все должны быть одинаковые, и, хотя труд этот нелегок, он все же не искусство.
– Страшно то, – заговорил Критон, – что, чем больше я читаю, тем пуще неразбериха у меня в голове.
– Хорошенькое дело! – засмеялся Киреб. – Этак, пожалуй, книги и вовсе тебя отпугнут!
– Ты полагаешь – лучше оставаться невеждой? – глянул на Киреба Сократ.
– Страх перед неразберихой в голове имеет и хорошую сторону, – отозвался Симон вместо Киреба. – Он понуждает навести порядок в этой неразберихе.
Критон покачал головой.
– Легко сказать, Симон, – навести порядок! Во всех утверждениях этих поэтов или философов столько противоречий, что в одиночку не разобраться.
И Критон привел первые вспомнившиеся ему примеры: Анаксимен считает праматерией космоса воздух, Гераклит – огонь, да сверх того он еще учит, что борьба – праотец всего. Один философ считает, что земля – шар, другой – что она плоская. Тут больше предположений, чем утверждений.
– Ответь, – обратился Критон к Сократу, – так же ли относится Анаксагор к Пифагору, как самосцы, считающие Пифагора пророком и чудотворцем, чуть ли не богом?
– Нет. Анаксагор чтит Пифагора за его открытия, особенно за открытые им законы геометрии и физики, но столь же глубоко возмущает моего учителя пифагоровский мистицизм: признает первичность материи, а верит в переселение душ! Анаксагор говорил мне: «Я не допускаю мысли, Сократ, чтоб две сотни лет назад я жил в теле осла, чем вовсе не хочу задеть чувства твоего Перкона. И не допускаю мысли, что когда-нибудь превращусь в царя Персии или в нильского крокодила».
– Это так, Сократ, но тем самым он лишний раз подтверждает, какой хаос царит в воззрениях философов! – воскликнул Критон.
– Пускай! – рассмеялся Сократ. – Сначала мы должны узнать возможно больше – а что потом?
Юноши переглянулись: что потом? Откуда им знать?
Сократ, все еще смеясь, ответил сам:
– Да вы ведь уже сказали! Ты, Симон, считаешь, что все это надо привести в порядок, ты, Критон – что тут больше предположений, чем утверждений, и что одному с этой задачей не справиться. А не справиться одному – значит, надо заняться многим. Вот нас тут целая группа – может, и достаточно?
– Понимаю твои слова так, что мы будем все это разбирать сообща? – жадно спросил Критон.
– А как же иначе? И ведь мы уже отчасти так и делаем, тебе не кажется? – ответил Сократ.
– Но ты всегда должен быть с нами! – поспешил вставить Симон.
А Ксандр с Лавром вдруг выпалили:
– Будь нашим учителем, Сократ!
– Вы что! – вскинулся тот. – Могу ли я кого-либо учить, когда сам только учусь?
Критон отщипывал мелкие кусочки от своей лепешки.
– Все мы еще учимся, – начал он, осторожно подбирая слова по мере того, как развивалась его мысль. – Но ты, милый Сократ, ты один умеешь применить к жизни все то, чего мы касаемся учась. Каждая твоя мысль как шило, но шило это делает в конце концов полезную работу – не правда ли, Симон?
– Именно так, – кивнул сын башмачника.
На смуглом лице Киреба сверкнули белые зубы:
– Над каждым домом начертано какое-нибудь название или изречение, например: «Войди к нам, прибыль!», «Крылатый Гермес» или «Здесь живет счастье». Что, если и нам окрестить твой дом? Отцу твоему незачем об этом знать, а мы давайте назовем это дом «Мыслильней Сократа»!
– Прекрасно, Киреб! – восхитился Симон. – Это будет школа – и в то же время не школа…
Сократ хохотал:
– Мне-то что, называйте наш дом, как хотите!
– Ты смеешься? – сказал Критон. – Но мы-то все, насколько я могу заметить, берем это всерьез…
– Разве смех мешает серьезности? – возразил Сократ. – По-моему, к серьезному лучше идти дорогой веселья!
Киреб, проглотив прожеванный кусок, сказал:
– Это верно: я тоже люблю смеяться, а вот же, едва кончу печь хлебы, бегу сюда – есть хлеб Сократа, хоть он и жестче моего…
– А теперь я скажу вам, друзья, что мне не по душе у великого Пифагора, – уже серьезным тоном молвил Сократ. – Говорят, он всегда тщательно избегал смеха и веселья. Судите сами, что же это за человек, если он отвергает хорошее настроение – веселую половину души?
– Значит, остается другая половина, невеселая, утешь его, Зевс! – не раздумывая, ответил Киреб.
Сократ с сожалением прибавил:
– Если говорить всю правду, то должен открыть вам – ведь и мой дорогой учитель Анаксагор не любитель смеяться. Он и Перикла удерживает от смеха.
– Дева Афина! – патетически воскликнул Киреб. – Может, он потребует, чтоб и мы стали серьезны, как камни? Может, у афинян это будет считаться признаком хорошего воспитания?
– Если б такое требование было выставлено, – сказал Сократ, – то я считался бы самым невоспитанным.
– Слава тебе и радость нам! – вскричал Киреб. – Это следует запить!
Чистым вином совершили возлияние богам, затем, для себя, смешали вино с водой в кратере. Наполнили кружки, и Киреб торжественно провозгласил:
– Пьем в честь дома, нареченного «Мыслильней Сократа»! Да не иссякнет в нем никогда источник веселья!
– Эвое! Эвое! Да поддержат нас боги! – Все подняли свои кружки.
Не изменяя веселости, Сократ спросил, однако, будто серьезно:
– Как рождаются боги?
Ксандр, тоже серьезно, ответил:
– Уран породил Крона, а Крон – Зевса.
Критон глянул на Сократа – глаза того улыбались – и сказал полувопросительным тоном:
– Все возникает из чего-то, все – от кого-то…
– Безусловно, – кивнул Ксандр. – Это как непрерывная цепь. Зевс с Герой и многими смертными женщинами наплодил кучу законнорожденных и внебрачных богов и полубогов, которые опекают нас от первого вздоха и до посмертной жизни.
– Непрерывная цепь? – повторил Сократ. – Стало быть, продолжают рождаться новые боги? А как быть с Афиной, милый Ксандр? Говорят – она родилась из головы Зевса, но осталась девственной. Так что же – может, она еще выйдет замуж и родит детей?
– Не знаю.
– И про Диониса, которого Зевс выносил в бедре, ты тоже не знаешь, будут ли у него потомки? – усмехнулся Сократ.
Ксандр признался, что не знает и этого, но полагает, что больше никакие боги рождаться не будут.
– А я вот слышал, что и в недавние времена родился новый бог, и расскажу вам об этом. Жил раб по имени Самолксид из Фракии. Любимый раб Пифагора, он имел большие возможности – и использовал их. Научился читать и писать, много знаний перенял от своего господина. Пифагор жил на острове Самос, где тогда правил тиран Поликрат, который хотел заставить ученого строить военные машины для битв с неприятельским флотом. Понимаете вы? Чтоб великий Пифагор выполнял приказы надменного тирана? Никогда! В самосском порту стояло на якоре судно, готовое ночью отплыть в южноиталийский Кротон. Если Самолксид поможет Пифагору бежать, он будет отпущен на волю и получит кошелек серебра. Самолксид помог Пифагору перебраться на судно, а сам вернулся на родину в суконной шапочке вольноотпущенника. Всеобщее ликование, а в доме опасения: сами нуждаются, а тут лишний рот. Как одолеть беду? И что же происходит? Однажды на глазах у односельчан Самолксид падает мертвым. Под причитания плакальщиц, под стенания родных и соседей его хоронят в том месте, которое он назначил сам: в саду за его домом. Жизнь пошла дальше. В годовщину его похорон пришли люди к могиле – ба! Каменная плита сдвинулась, и Самолксид восстал из гроба, бледный, но живой и здоровый.
– Ты шутишь, Сократ, – с упреком сказал Симон. – Какая чепуха!
– Не может быть, – подхватил Пистий.
– Тише, – остановил их Критон. – Дайте ему досказать.
– Все это время, – продолжал Сократ, – Самолксид тайно скрывался в подземелье, куда брат носил ему еду, и там он обдумывал свои планы. Фракийцы тяжело переживали, что их легендарный земляк и герой Орфей был убит молнией Зевса за то, что осмелился наделить богов человеческими страстями и пороками. Фракийцы горели негодованием на Зевса, отнявшего у них почитаемого героя, самого знаменитого певца, который пением своим трогал сердца людей, диких зверей и даже завораживал деревья и камни. И вот Самолксид, поднявшись из могилы, встал на надгробную плиту и воскликнул: «Фракийцы! Почтенные граждане, слушайте меня! Я явился возвестить вам нового бога!» – «Возвести! – закричали в исступлении люди. – Кто он?» – «Это я», – молвил Самолксид. Люди удивились, но стали слушать дальше. Самолксид сумел им внушить, что древний бог Крон вселился в его тело и восстал из мертвых. И пошел Самолксид излагать пифагорову мистику цифр: единица – это разум, семерка – здоровье, восьмерка – любовь, десятка – счастье, и блаженство, и прибыль. Он говорил им, что высоту звука можно выразить математически в соответствии с длиной колеблющейся струны. Ошеломленные такими таинственными словами, люди слушали и услышали, что квадрат гипотенузы прямоугольного треугольника равняется сумме квадратов катетов…
Юноши покатились со смеху, хлопая Сократа по спине. Но тот повернул рассказ в другую сторону:
– Эта смесь учености и мистики окружила Самолксида божественным ореолом, но приязнь людей он приобрел тем, что, используя знания Пифагора, лечил их и давал добрые советы. По каковой причине жил бог Самолксид в полном благоденствии, почитаемый повсеместно во всей Фракии.
Нахохотавшись всласть над богом Самолксидом, друзья спросили Сократа, кто поведал ему про такое чудо?
– Анаксагор, – ответил Сократ, волнообразным движением ладони от подбородка вниз намекая на окладистую бороду философа.
Симон задумчиво почесал в затылке.
– А ведь ты, Сократ, рассказал не такую уж чепуху! К нам в сапожную мастерскую ходит много заказчиков, и от них я слыхал – люди-то все ждут какого-то спасителя…
Киреб согласно кивнул:
– Я тоже слыхал об этом в пекарне моего мастера. Многие верят, что когда-нибудь родится некто и все устроит так, чтоб никому на свете не бедствовать.
То же подтвердил и Пистий:
– И мне известно – люди ждут такого бога.
Сократ слушал молча. Знал и он: люди ждут. Но чего? Кого? Спасителя? Чуда? Улыбнулся глазами.
Обманщику Самолксиду никогда бы не сделаться идолом у фракийцев, если б он не облегчал их невзгоды. Следовательно, почему же люди ждут спасителя? Потому что ждут от него помощи. Помощи во всем. Помощи советом и делом. Но ждать, все время ждать, правильно ли это?
И Сократ заговорил:
– Чудес не
