и ломать
В земной семье не стало места.
Навеки позабыла мать
Названье темное — невеста.
Пленясь невинной лаской розы,
Роняет под навес ветвей
Невоплощенные угрозы.
11 (24) мая 1923
226
Есть в этих долгих муках радость.
Есть искупленье в пытке дней.
Несокрушимая ограда —
Стена пылающих огней.
Иная цель, иная строгость,
Иная сказочная весь,
И вся цветущая дорога
Стихами засияла здесь.
Благоухает горько ясность
Речей над дивной глубиной.
Что было на земле напрасно
15 (28) мая 1923
227[67]
Не завидую тупому дурачью,
Жизнь мою не променяю ни на чью.
Айса пусть насмешливо и зло ворчит,
В сердце пусть кинжал невидимый торчит.
По дорогам прохожу, едва дыша,
И болит, болит усталая душа.
Я по воле взял все эти бремена,
И раскрылись вне предела времена,
И в страну, где после всех земных лихот
С Дульцинеею ликует Дон-Кихот
И восходит Кора узы расторгать,
Я над темной топью пролагаю гать.
15 (28) мая 1923
228
И простодушный дух березы,
Мечтою сладостной заманит,
Но парки все мечты мертвят,
И только ладан не обманет,
И только ладан чист и свят.
Над этим берегом забвенья,
Над этой свалкою костей
Неумирающих страстей.
Войдет, торжественный и строгий,
И в разгорание огней,
И в зыблемую пыль дороги,
И в смену призрачную дней,
И движется неутомимо
И время протекает мимо
Уже прозрачною волной.
Упоена надмирным дымом
И предвещательною тьмой
Земля в покрове невидимом,
Здесь бывшая моей тюрьмой.
18–19 мая (31 мая — 1 июня) 1923
229
Дымился ладан благовонный
Всю ночь в моем немом дому,
И я, безрадостный, бессонный,
Глядел в синеющую тьму.
Был светел дивный лик тирана.
Светла тяжелая рука.
Дымилась тихая река,
И раскаленное кадило
Из темной, непонятной мглы,
Сжигая ладан, восходило
В дыханьи жертвенной смолы.
18–19 мая (31 мая — 1 июня) 1923
230[68]
Нецеломудренно скорбя,
Позабываешь ты о Боге.
Распятый, посетив тебя,
Хулою встречен на пороге.
От Бога получил ты лен,
Так будь же верен, Божий ленник,
И, если попадешься в плен,
Будь не изменник, только пленник.
Ты взял утехи светлых дней
И меч пылающего слова.
Возьми и боль земных огней
И тяготу молчанья злого.
Удел сжигаемой любви
Еще ли сердцем не разгадан?
Тоскующий, благослови
Источник слез и смертный ладан.
20 мая (2 июня) 1923
231[69]
В жизни я встретил неправду и зло.
Мне никогда и ни в чем не везло.
Только однажды я выиграл бой
С пьяною Айсой, с лукавой судьбой,
И отбежал потревоженный зверь,
Оберегавший заветную дверь.
В пламенный рай я вошел, как домой.
Краток был час торжествующий мой,
Час чародейных, блистающих гроз,
Час под грозой расцветающих роз.
Вы, серафима внимавшие речь,
Знайте, что ангела трудно сберечь,
И умножайте заклятье оград,
Чтоб не проник удушающий смрад,
Чтоб не напакостил гнусным хвостом
Бес, воцарившийся в месте святом.
Пылью летийской покрыты цветы.
Мой серафим огнекрылый, где ты?
23 мая (5 июня) 1923
232
В окно, где тонкий занавес желтел,
Лучи последние упали,
Сияньем счастья и печали.
Венчала в этот час тебя любовь,
Терновник с розами сплетая,
И сочеталися живая кровь
И диадема золотая.
Какой тяжелый груз душе живой —
Даянья счастия и славы!
Утешимся ли тем, что мой и твой
Пути блистательные правы?
И что нам в том, что мы позолотим
Бессмертно-вещие страницы?
Мы, люди, слабы, — радости хотим,
Нас душат эти багряницы.
Но мы несем тяжелые венцы,
Несем их против нашей воли.
Обречены пророки и жрецы
Изнемогать от горькой боли.
26 мая (8 июня) 1923
233[70]
На минуту приходила,
На минуту разбудила,
Унесла мое кольцо,
Улыбаясь, подарила
Мне пасхальное яйцо,
Ничего не говорила,
Только вспыхнуло лицо.
Кровь пасхальной кошенили
Также алою была.
Руки, вздрогнув, уронили
То, что взяли со стола.
Мир иной на миг явился,
И, как дым в камине, свился
В цепенеющую мглу.
Ртутный шарик покатился
Из осколков на полу,
И, колеблясь, обкрутился
В синеватую золу.
Пахнет в воздухе жасмином
От сожженного письма,
А на меди пред камином
Тлеет алая тесьма.
29 мая (11 июня) 1923
234
Перед твоей лампадою,
В изнеможеньи падаю,
В устах молитвы нет.
Больнее не изведаю
Той муки, что я знал,
Когда моей победою
Измученный, стонал.
Я сердца не измучаю
Нежданною грозой
Больнее, чем горючею
Последнею слезой.
Но пред тобою верую
В святое бытие,
И над моей пешерою
Сияние твое.
В дыханьи чистом ладана
Истаиваю я.
Душой моей угадана
Святыня бытия.
29–30 мая (11–12 июня) 1923
235
Отчего же людям больно?
Разве только призрак боли —
Эта стонущая боль?
Чарований мне довольно,
Я хочу свободной воли
Над оковами неволь.
Рассказать бы здешним зорям.
Как в Эдеме светлы зори,
Как в Эдеме много зорь!
Над Летийским тихим морем
Не забудь о здешнем море,
Здешней жизни не позорь.
22 июня (5 июля) 1923
236
Насладиться б жизнью здешней,
И наивной ночью вешней
Помечтать бы под черешней
Да послушать соловья,
И, назло земным досадам,
Ты прошла бы тихим садом,
И со мною б села рядом,
И меня б ласкала взглядом,
Как пристойно милым ладам,
Незабвенная моя!
Все ж, томительные черти,
Вы поймите и поверьте.
Что любви не будет смерти.
Что бессильна ваша злость:
Негасимая лампада
И бесценная награда,
Но душа, поймите, рада
В пасть пылающего ада
22 июня (5 июля) 1923
237
Нашу любовь увенчали
(Помнишь, любимая, ты?)
Темные наши печали,
Светлые наши мечты.
— Я не забуду вовеки, —
(Помнишь, сказала мне ты?)
Да, вы не можете, реки,
Смыть ни единой черты.
— Все настоящее было, —
(Помнишь, промолвила ты?)
Смерть за порогом грозила
Вечной тоской пустоты.
Золотом стало нетленным.
(Знаешь, любимая, ты?)
Мы разгораньем блаженным
В вечных просторах слиты.
22 июня (5 июля) 1923
238
Жизни рада и не рада
Оглушенная душа.
Что ж тебе от солнца надо?
Слушай голос водопада,
Слушай шепот камыша.
Улыбайся, если можешь,
Если хочешь, горько плачь.
Дни, как цифры, подытожишь, —
В ту же землю кости сложишь,
24 июня (7 июля) 1923
239[71]
Обутый в грязь земную,
Предстал ты, юный бог.
Тебя не приревную
К нелепостям дорог.
На небе зори краше,
Любовь светлей цвела,
Но хочешь ведать наши
Безумные дела.
Ну что ж, приди, изведай,
Чем каждый в мире жив.
Не наградим победой
Питайся нашей жратвой,
Пей воду изо рва.
Ответим лживой клятвой
На все твои слова.
Что от тебя получим,
Затрем, сомнем, сожжем,
Тебя тоской измучим,
Измаем нудным сном.
Не вынесешь позора
Проклятых наших дней,
От нас уйдешь ты скоро, —
Так уходи скорей!
4–5 (17–18) июля 1923
240
Вы, святые, други Богу,
Укажите мне дорогу
В непроглядной этой тьме.
Перед смертью кстати ль бредни,
Что скопилися в уме!
Знаю, строгая наука —
Предвещаниям порука,
Знаю, разум так же свят,
Как и ваши наставленья,
И томительные бденья,
И мерцания лампад,
И на правду есть обманы,
Только вы единым словом
Правду скажете о новом
Мире сладких сердцу встреч.
17 (30) августа 1923
241
По кремнистым тем путям,
Где рассыпалися четки
Рос, неведомых толпам.
Общей молви не внимая,
Жди того, что скажет Бог
В день немеркнущего Мая
На конце твоих дорог.
Вместе с жизнью здесь ты сбросишь
Что ж с собою ты уносишь
Для безжалостных чудовиш
Изо всех твоих сокровищ
Сохрани Одну Любовь.
Чтобы там Ее ты встретил,
Все забудь, и все прости,
Безмятежно тих и светел
На безрадостном пути.
17 (30) августа 1923
242
Наливаясь медвяною кровью,
И скользит над безмерною новью,
Где молчанье с тоской сплетено,
Заплетает печальную радость,
Обещает иные края,
И медвяная сеется сладость
В этот мир, где томлюсь еще я.
И вечерние росы медвяны,
И вечерняя радость горька,
И мерцают далекие страны,
И свернулась змеею тоска.
27 мая (9 июня) 1924
243
Сердце мне ты вновь, луна, тревожишь;
Знаю, чары деять ты вольна,
Но моей печали не умножишь
Даже ты, печальная луна.
Ночь, свой белый гнет и ты наложишь,
И с тобою спорить мне невмочь,
Но тоски моей ты не умножишь,
Даже ты, тоскующая ночь.
4 (17) июня 1924
244
Склонив к твоим ногам усталые глаза,
Ликующим избитые потоком,
О всем, что было здесь, я верно рассказал,
О всем пленительном, о всем жестоком.
Стояла ты, светла, на светлых облаках,
Внимала ты моей бесстрастной речи,
И поднялась твоя надмирная рука,
Храня покой обетованной встречи.
И сохраненные два золотых кольца,
С моей руки, с твоей десницы дивной.
Гармонией небес звучали там в сердцах,
Гармонией таинственно-призывной.
И если с хохотом здесь шла передо мной
Толпа босых, веселых комсомольцев,
Твой непостижный взор, твой голос неземной
Их обратил в смиренных богомольцев.
И верил я тогда, — настанет день и час,
Мгновенное заблещет в свете вечном.
Ни судороги злой, ни безобразных спазм.
Один восторг в пыланьи бесконечном.
4 (17) июня 1924
245
Чет и нечет,
Обеспечит
Этот вор!
Рвет и мечет
За укор.
Изувечит, —
Вот позор!
Пусть хозяйка
Мужа ждет.
Ожидай-ка!
Все пропьет.
— Негодяйка! —
Заорет.
Плюх немало
Надает,
И, усталый,
Вдруг заснет.
Что томило,
Как стряхну?
Вот как было
В старину, —
Очень мило,
Ай-да ну!
Рать ходила
На войну,
Дома ж била
То жену,
То прислугу,
То детей, —
С перепугу
Все смирней.
16 (29) июня 1924
246[72]
Еще гудят колокола,
Надеждой светлой в сердце вея,
Но смолкнет медная хвала
По слову наглого еврея.
Он больно им колотит уши,
И навевает страхи он
В трусливые и злые души.
Кто примирит меня, арийца,
С пришельцем из других сторон?
Кто смоет имя: кровопийца?
Сливаясь в радостном трезвоне,
Нам возвестят: Русь ожила.
Опять в блистающей короне.
30 июня (13 июля) 1924
247
Дали стали очень жестки,
Ноги туги, мало сил.
В лавку здесь на перекрестке
Заходить я полюбил.
Проторил туда дорожку,
И узнал уж скоро я,
Что торгует понемножку
Там актерская семья.
Папиросы, соль, лук, рис…
Лица ласковы и кротки
У актера и актрис.
Нынче жарко, даже знойно.
За прилавком лишь одна
Продавщица так спокойна,
Так румяна и стройна!
Покупая папиросы,
Под доскою откидной
Вижу я, что ноги босы
У хозяйки молодой.
Низошло очарованье.
Обратило дом в чертог
Это светлое мельканье
Из-под юбки легких ног.
В сердце входит умиленье,
И табачное куренье
Облечется в фимиам.
5 (18) июля 1924
248[73]
Река времен имеет острова.
Хотя стремительно текут мгновенья,
Пристанет к острову забвенья.
Тогда она уходит в глубину,
Откуда ей не слышен шум потока,
И этот странный миг, подобный сну,
Переживает одиноко.
Уже твоя расширилась река,
Уже увидел близко жизни цель ты,
На островах широкой дельты.
12 (25) июля 1924
249[74]
Прозрачной ночью от вокзала
По царскосельской тишине
Прохожих встретилося мне.
Но по дороге на крылечке
Свивался в легкие колечки
Колечки эти оковали
Мой путь. Я на крылечко сел
И закурил. Мы помолчали,
И он, как видно, захотел
Поговорить. Ну что ж, прохожий,
Поговорим, уж так и быть.
Хотя совсем с тобой не схожий,
С тобой умею говорить.
Кто б ни был ты, простой рабочий,
Совслужащий или торгаш,
Ты сам в покое светлой ночи
Мне тему для беседы дашь.
Поговорили, как и все мы,
Как водится, о том, о сем.
Слегка и той коснулись темы,
Да не дивился он на это.
— Кому как нравится. Ну что ж!
Так и без обуви пройдешь.
— И образованные тоже,
На днях на Вырице видал,
Обутка — собственная кожа, —
Он мне раздумчиво сказал.
Поговорили очень мило,
А он сидел еще, уныло
Качая темной головой.
16 (29) июля 1925
250[75]
ЕЛЕНЕ АЛЕКСАНДРОВНЕ АННЕНСКОЙ
Что имя? В звуке вещем — тайна.
Она темна или ясна,
Но все ж даются не случайно
Нам, бедным людям, имена.
Когда рождается Елена,
Его или ее измена
Но мы не верим, что Елену
Парис троянский полонил.
Она влеклась к иному плену,
Ее пленил широкий Нил.
Мы знаем, — только тень царицы
Вместил суровый Илион,
А наготою чаровницы
Был очарован фараон.
Елена, заповедь едину
Храни в нерадостные дни:
Лукавая, не измени.
Терпи надменность и упреки:
Как, — помнишь, — фараон кричал,
Когда красавец черноокий
Тебя украдкой целовал!
Припомни вспышки фараона:
