И разорется, как ворона,
А с виду сущий эфиоп.
Козлом он пахнул, стадо пас,
И щеголял в звериной коже,
Но здесь не Фивы, и не Троя,
Не Приамид, не фараон,
И старым бредом Домостроя
5 (18) августа 1925
251
С волками жить, по-волчьи выть.
Какая странная пословица!
Но видно, так тому и быть:
Пословица не сломится.
Но вой не вой, — голодный волк
К тебе негаданно подкрадется.
Заспорить с ним — какой же толк!
Надейся, — все уладится.
Да надоело жить с барашками,
Вот и пошел ты в глушь лесов
Тропинками, овражками.
Вот и забрел к волкам в их логово,
И встретишь, — как их разгадать?
Смиренною иль строгого?
6 (19) августа 1925
252
Где дом любви, где дом разврата,
И он ликует, облекаясь
В ее девический наряд,
Вином распутства упиваясь,
И люди не его корят.
Они в распутстве видят пламень
Святой и пламенной любви,
И говорят: «Кто бросит камень?»
И говорят: «Благослови!»
28 декабря 1925 (10 января 1926)
253
И умирает человек.
0 ты, убийственное слово!
Как много зла ты нам несешь!
Обид и поношений шквал, —
И, никогда не уставая,
Ты жалишь тысячами жал.
Надежды чистой обаянье
Умеешь ты огнем обжечь,
И даже самое молчанье —
Еще несказанная речь,
И нераскрывшиеся губы
В своем безмолвии немом
Уже безжалостны и грубы,
Твоим отмечены значком.
Когда ты облечешься лаской
Приветливых и милых чар,
Ты только пользуешься маской,
1 (14) января 1926
254
Если б я был себе господином.
Разделился бы на два лица,
И предстал бы послушливым сыном
Перед строгие очи отца.
Все, что скрыто во мне, как стенами,
В этот час я пред ним бы открыл,
И, разгневан моими грехами,
Пусть бы волю свою он творил.
Но одно нам доступно: сознанье
Иногда, и с трудом, раздвоить.
На костры рокового пыланья
Мы не можем по воле всходить.
Если даже костер запылает,
Боязливо бежим от огней.
Тщетно воля порою дерзает, —
Наша слабость всей силы сильней.
12 (25) января 1926
255
Мы идем по всем тропинкам,
По песочкам и по глинкам,
По холмам и по долинкам,
Посмотри: мелькают пятки,
Икры стройные сильны.
Все движения вольны.
Мимо ржи, и мимо льны!
Быстро мчатся без оглядки!
На Кавказ, на Арзамас,
И на город, что поближе,
И на речку, что пониже,
Все бегут вразброд. Гляди же,
Сколько смеха и проказ!
Эти все пути людские,
Но, прозревший, поспеши
Отыскать пути прямые,
Нас приводят, в край далекий,
Где пирует Огнеокий,
Претворяя в нектар яд.
Если сам найти не можешь
Божьих праведных путей.
Отыщи среди людей,
Пред которым волю сложишь.
Для тебя он — лучший я,
Вознесенный над тобою
Не лукавою судьбою,
А твоею же душою,
12 (25) января 1926
256[76]
И хор миров — пустая тень.
Земле оставивши земное,
Она ушла в бессмертный день.
Погасли в страстной Камалоке
Последние огни страстей.
Иною глубиной глубоки,
Лежат пространства перед Ней.
Но не пугают эти дали
Разлуки нет, и нет печали,
Любовь вовеки не умрет.
И здешний мир принарядился
В обманы нежные земли,
И над могилой клен склонился,
И маргаритки расцвели.
Дитя рабочего народа
Придет цветочки воровать,
«И пусть у гробового входа
13 (26) января 1926
257
Насилье царствует над миром,
Насилье — благостное зло.
Свободу ставишь ты кумиром,
Но что, скажи, тебя спасло?
Среди народных возмущений,
Тебя лишивших всех охран
И выдавших на жертву мщений,
Он захватил кормило власти,
И успокоилися страсти,
И вот уют твой огражден.
В своем бессилии сознайся,
Не суесловь и не ропщи,
Перед насильем преклоняйся,
Свободы лживой не ищи.
24 января (6 февраля) 1926
258
Три девицы спорить стали
О красавце молодом.
— Он влюблен в меня. —
— Едва ли!
Чаще к нам он ходит в дом. —
— Ошибаетесь вы обе:
Он со мной в лесу гулял. —
Шепчет им старуха: — В нёбе
У него свинец застрял.
— Вы б его не сохранили:
Он Далекую любил.
Из земной докучной были
Он к Невесте поспешил. —
7 (20) февраля 1926
259
Разве все язвы и шрамы
Мстительно мы понесем
В эту обитель, куда мы
В смертный наш час отойдем?
— Создал я мир для тебя ли? —
Злобного спросит Отец.
— Этой блистающей дали
Ты ли положишь конец?
— Все колебанья эфира
Я из Себя излучил.
Даром все радости мира
Ты от меня получил.
— Гневною речью порочишь
Ты утомительный путь.
Иль, как ребенок, ты хочешь
Сладкое только слизнуть?
— Если уж так тебе надо,
Сам ты свой мир созидай, —
Без раскаленного ада
Благоухающий рай.
— В нем ты завоешь от скуки,
Вызов ты бросишь судьбе,
И недоступные муки
Станут желанны тебе.
— Но не творец ты, игрою
Миродержавной рожден,
Я же тебе не открою
Тайны пространств и времен. —
18–19 февраля (3–4 марта) 1926
260[77]
Ни презирать, ни ненавидеть
Я не учился никогда,
И не могла меня обидеть
Но я, как унтер Пришибеев,
Любя значенье точных слов,
Зову злодеями злодеев
И подлецами подлецов.
А если мелочь попадется,
Что отшлифована толпой,
Одна мне радость остается, —
Назвать клопом или клопой.
6 (19) марта 1926
261
Целуя руку баронессы,
Тот поцелуй я вспоминал,
С которым я во время мессы
К устам Распятие прижал.
Мне Эльза тихо говорила:
— Благодарю, мой милый паж!
Меня врагам ты не предашь. —
— О, госпожа, твой грех мне ведом,
Но и в грехе невинна ты.
Истомлена жестоким бредом,
Ты мне доверила мечты.
— Я погашу врага угрозы
И затворю его уста,
И расцветут живые розы
Благоуханного куста.
— Все совершится неизбежно,
И ты супругом назовешь
Того, кого ты любишь нежно,
Кому ты душу отдаешь! —
8 (21) марта 1926
262
Владеет отроком-пажом,
Но двери заперты упрямо, —
Там госпожа с духовником.
В каких проступках покаянье
Она смиренно принесла?
Иль только слушать назиданье
Она прелата призвала?
Иль, мужа своего ревнуя,
Благого утешенья ждет?
Иль совещается, какую
В обитель жертву принесет?
Или? Потупившись ревниво,
Стоит влюбленный паж, дрожа.
Но вот выходит торопливо
Монах, не глядя на пажа.
Его лицо все так же бледно.
Стремится к Господу аскет,
В молитве страстной и победной
О нет, любовью здесь не пахнет!
В дыхании молитвы чахнет
Паж веселеет, входит смело.
Графиня милая одна.
Она работает умело
Над вышиваньем полотна.
Он Эльзу к поцелую нудит.
— Мальчишка дерзкий, не балуй! —
И паж трепещет, — что же будет,
Нет, ничего, она смеется,
И как пажу не покраснеть!
— Тебе никак не удается
Твоею Эльзой овладеть!
— Какую задал мне заботу —
Тебя искусству ласк учить!
Что ж, граф уехал на охоту, —
Уж научу я, так и быть! —
Она мальчишку раздевает,
Нагая перед ним легла,
И терпеливо обучает
Веселым тайнам ремесла.
9 (22) марта 1926
263[78]
Последуешь последней моде
Иль самой первой, все равно.
В наряде, в Евиной свободе
Тебе не согрешить грешно.
И если даже нарумянишь
Свои ланиты и уста
И этим Кроноса обманешь,
Ты перед Эросом чиста.
Твои лукавые измены
Пусть отмечает Сатана,
Но ты, соперница Елены,
Пред Афродитою верна.
И если бы аскет с презреньем
Клеймил коварство женщин, «ты
Была б всегда опроверженьем
Его печальной клеветы».
19 марта (1 апреля) 1926
264
ХВАЛИТЕЛИ
Приглашены богатым Вором
И восхваляют все его согласным хором,
Но кислые гримасы им в ответ.
Все гости подбавляли жара,
Перед глазами Вора засверкал,
А он мычит: — Все это слабо, старо! —
От Вора вышед, за углом
Чуть приоткрывши щелку злости,
Смущенные, так говорили гости:
— Не сладить с этим чудаком!
Как ни хвали, все недохвалишь!
Сказать бы попросту: «Чего клыки ты скалишь?
Разбойник ты и вор!
Один из них, молчавший за обедом,
Теперь прислушавшись к таким беседам,
Им говорит:
— Вот это все ему в глаза бы вы сказали! —
И на него все закричали:
— Нельзя! Ужасно отомстит!
В бараний рог согнет! Всю жизнь нам испоганит! —
Но, возраженьем не смущен,
Им отвечает он:
— А все ж его хвалить кто за язык вас тянет? —
23 марта (4 апреля) 1926
265
РОПОТ ПЧЕЛ
— Для чего мы строим наши соты?
Кто-то крадет наш мед.
Мы бы жили без заботы,
Если б сами ели наш мед.
— Тот, кто крадет ваш мед,
Изменил чудесно всю природу.
Аромат цветов дает
Сладость вашему меду, —
Человек не даром крадет мед. —
8 (21) апреля 1926
266[79]
Мениса молодая,
Покоясь в летний зной,
Под тенью отдыхая,
Внимает песне той,
Которую в долине
Слагает ей пастух.
В томленьи да в кручине
Он напевает вслух.
Что сердце ощущает,
Что чувствует душа.
Все в песню он влагает:
— Мениса хороша!
И все в ней так приятно,
И все прелестно в ней,
Но милой непонятна
Печаль души моей.
— С зарею просыпаюсь,
При утренней звезде
К ней сердцем устремляюсь,
Ищу ее везде.
Увижу, и смущаюсь,
Боюсь при ней дышать,
Не смею, не решаюсь
Ей о любви сказать.
— Пленившися случайно,
Томлюся и стыжусь,
Люблю Менису тайно,
Открыться ей боюсь.
Вовек непобедима
К тебе, Мениса, страсть.
Вовек несокрушима
Твоя над мною власть. —
Мениса песню слышит,
И сердце в ней горит,
Она неровно дышит,
Томится и дрожит.
Приставши на колени,
Она из томной тени
Глядит на пастушка.
28 апреля (11 мая) 1926
267[80]
Я ноги в ручейке омыла,
Меня томил полдневный зной.
В воде прохладной так мне было
Приятно побродить одной.
Тирсис у стада своего.
На берег ручейка он вышел,
И я увидела его.
О чем он говорил, не знаю,
Но он так нежно говорил,
И вот теперь я понимаю,
Что он меня обворожил.
Я, расставаясь с ним, вздыхала.
Но, знать, далеко он ушел.
Всю ночь в постели я металась,
На миг я не закрыла глаз,
Напрасно сна я дожидалась,
И даже плакала не раз.
Когда румяною зарею
Восток туманы озлотил,
Мне стало ясно, что со мною:
Тирсис меня обворожил.
Теперь мне страшно выйти в поле,
И страшно подойти к ручью.
Но все ж я вышла поневоле,
И вот я у ручья стою.
Вода ручья меня пугает,
Я пламенею и дрожу,
Рука же юбку поднимает,
И робко я в ручей вхожу.
Тирсис к ручью идет с улыбкой.
Ручей меня не защитил,
Не сделал золотою рыбкой:
Тирсис меня обворожил.
28 апреля (11 мая) 1926
268
— Что дурак я, знаю сам,
Но ведь это не нарочно.
Что ж нам делать, дуракам? —
Посмеялись: — Это точно! —
— Отчего же
