Красуйся и греми,
Но осторожней будь, и, желуди роняя,
Свиней не раскорми, —
Ведь свиньи буржуазны,
И все дела их безобразны.
И третья: до поры,
Коль нравится, сгибайся,
Но палкой станешь, так старайся,
Бей буржуазные ковры.
9 (22) января 1925
5
И быстрым бегом, и статьями.
И точно, был на загляденье конь:
В глазах — огонь,
И хвост трубою,
И шея крепкая дугою,
Спина сильна и широка.
Могучего носил он седока
На мирном и на бранном поле,
Всегда его послушен воле.
Седок доволен был конем
Ему покорным,
Поил его и медом, и вином.
Кормил зерном отборным.
От зависти взревели лошаки:
— Мы не потерпим зла конизма!
Верней, научнее заветы лошакизма! —
И скалили клыки.
Вступил на скользкий путь дискуссий,
Но, закопыченный, устал,
И зачихал.
— Наш доблестный товарищ болен сапом! —
Ревут все лошаки. Развязка не долга:
Сгрудившися, берут его нахрапом,
Да и ведут лечиться в дальние луга.
Я видел иногда: мальчишка,
Изрядный шалунишка
Капризничает и шумит,
Кричит,
Визжит,
Но няня строгая подходит,
И за руку его подалее уводит:
Короче говоря,
Вот какова мораль у этих басен:
Когда даешь уроки Октября,
То будь в отъезд согласен.
8 (21) января 1925
6[85]
НЕДОРАЗУМЕНИЕ С НЕВОЮ
Перетерпев судеб удары,
Мы в удареньях знатоки.
Хотя и храбры, но жидки,
И также знаем мы, что все напитки
Бывают жидки,
Какой ни примешай к ним густоты,
И если говорим мы про хвосты.
Так мы не говорим: прохвосты,
Все эти истины, конечно, просты,
И ведомы, бесспорно, всем.
Чтоб присказка была, потом же будет сказка,
Нева не хочет быть Невой,
Уж каламбур наскучил ей избитый,
И плещется она волной сердитой,
Когда ей пушки говорят: не вой!
Шумит, ревет, взывает в злости ярой.
— Хочу быть Розой или Кларой! —
Склонилась наконец к ее моленью власть,
Ей дали имя Роза,
Но что же за напасть!
Бунтует Роза, нет зимой мороза.
Кондукторша стояла у окна
Чрез Розу проходящего вагона,
И объяснила так она
Причину бунта, рева, стона:
— Вишь, на подъем она легка,
Наделает немало злого.
Да что с воды спросить? Жидка,
Нелегкие деньки
К нам в Ленинград приходят:
Волна вслед за волной повсюду колобродят,
Жидки.
Услышал эти речи
Внимательный и верный комсомол
И, взяв кондукторшу за плечи,
В милицию отвел.
Что жидко здесь, и что здесь густо,
Все объяснили ей. Идет домой,
Кричит: — Чтоб всем вам было пусто!
Вы слышите здесь недоразуменье,
Поставлено неверно ударенье.
Всем надо знать, что воды у реки,
Так точно, как и все напитки,
Бывают жидки,
А не жидки,
И говоря неверно,
Вождей заденешь Коминтерна.
4 (17) января 1925
7
НЭПМАНСКИЕ КРЕСТИНЫ
Средь множества затей
Задумал окрестить ребенка,
Не пролетарское ничуть,
Чтоб революцией не пахло.
Чтоб буржуазность не зачахла.
Что прежде украшало грудь
Чинуши старого? Владимир.
Чтоб дух чинуш не вымер,
Так назвал сына нэпман. Но, идя
К делам, он коммуниста встретил,
И тот с улыбкою заметил:
— Вы имя пролетарского вождя
Сынку-то дали: Ленин
Владимир был. Хвалю!
Отныне к красному Кремлю
Да будет путь ваш неизменен. —
И нэпман мой внезапно скис:
Затея глупая поникла.
Кричит, упившися до положенья риз:
— Судьбы-насмешницы каприз!
Зачем не вспомнил я Тезея и Перикла?
Историю бы почитать,
И он вопит, сердито глядя на ночь:
— Вот, ожиданием живи,
Родится ль Диоген Иваныч! —
Нет, нэпман, как ребенка ни зови,
Имен старинных взрывши рухлядь,
Все это будет только тухлядь
И соглашательская ложь,
И если сына назовешь
Сократом или Ариостом,
Смотри, не вырос бы прохвостом.
1 (14) января 1925
8
Из дальних странствий возвратясь,
Орел застал большие перемены:
Где возвышались замковые стены,
Теперь развалины и грязь,
И вместо прежних сладких арий
Он слышит кваканье болотных тварей.
Премудрую Сову Орел спросил
(Он, видно, не читал газеты):
— Скажи, кто эти стены повалил?
Кто сбросил все мои портреты? —
Сова ему в ответ: — Орел, поверь,
Низы не так, как прежде, слабы:
