Скачать:TXTPDF
Неизданный Федор Сологуб. Фёдор Сологуб, Маргарита Михайловна Павлова, Александр Васильевич Лавров

творчества Сологуба. При достаточно инертной поэтической системе, присущей ему, только обширный комплекс произведений разного времени позволяет судить о динамике творческого процесса и, одновременно, выявить изменения и тематические сдвиги, происшедшие в его поэзии послереволюционных лет. Отчасти этим требованиям удовлетворяет книга Г. Пауэр: «Ф. Сологуб. Неизданное и несобранное» (Мюнхен, 1989), в которой помешены 288 поэтических текстов, 180 из них опубликованы впервые. Сборник составлен на основе материалов Сологуба в ЦГАЛИ (Ф. 482)[13]. Однако в них почти отсутствуют неиздававшиеся стихотворения позднего периода (в публикации приведено только 6 ранее неизвестных текстов за 1920–1927 гг.). Настоящая подборка в значительной мере дополняет мюнхенское издание, в нее вошло более 100 текстов 20-х годов, которые по-своему расширяют и в определенном смысле корректируют наше представление о творчестве поэта последних лет жизни.

Прежде всего, в лирике 20-х годов разрушается миф об аполитичности Сологуба, старательно создававшийся им самим («Какое б ни было правительство // И что б ни говорил закон, // Твое мы ведаем водительство // О светозарный Аполлон!»)[14]. Вплоть до 1917 г. отклики нате или иные события общественной и политической жизни в его творчестве действительно были эпизодическими; большую часть «злободневных» произведений он написал во время революции 1905–1907 гг. и затем в годы первой мировой войны. В целом же гражданские и современные мотивы никогда не определяли поэтического лица Сологуба, но, скорее, растворялись в общем потоке его лирики, по своей сути интровертированной и онтологической.

Начиная с 1917 г. под влиянием поэтических катаклизмов в поэзии Сологуба ощутимо усиливается тема отечества; в «Петроградском голосе», «Новых ведомостях», «Вечернем звоне» он печатает ряд стихотворений публицистического и гражданского пафоса («Разрушать гнезда не надо…», «Как сладко мы ее любили…», «Пылают смрадно адовы…», «Пути истории, как прежде, слишком узки…» и др.). К середине 20-х годов связь с современностью в творчестве поэта становится равноправной силой, наряду с силами, уводящими от действительности. В поздней лирике преобладает не абстрактное отрицание жизни как таковой — в метафизическом смысле, но отвержение данного, конкретного, пережитого сюжета русской истории, воспринятого Сологубом под знаком однозначного неприятия (см. ниже цикл из 15 антисоветских басен в наст. публикации).

Настойчивое желание поэта полностью освободиться от своего времени и всецело погрузиться в созидание трансцендентной лирики оказалось неисполнимым. Живая жизнь непрестанно прорывалась в его поэзию, о чем свидетельствуют резкие иронические или брезгливые интонации многих стихотворений («Дитя рабочего народа // Придет цветочки воровать. // „И пусть у гробового входа // Младая будет жизнь играть“»; или: «Был в стихах когда-то бархат, // А теперь он весь захаркат. // И на сладкий аромат // Навонял советский мат» и т. п.). Очевидно, пренебрежение современностью, активно высказываемое Сологубом в произведениях 20-х годов («мой мир — коралловый атолл»), носило декларативный характер и не отвечало объективному содержанию его творчества.

Другая отличительная черта поздней лирики — резкое возрастание текстов, отмеченных «волей к смерти», которые и всегда придавали поэзии Сологуба особый, некрофильский — по замечанию К. В, Мочульского[15], колорит. Характерно также, что одновременно с угасанием витальных сил в творчестве поэта почти исчезают стихотворения алголагнической тематики, составлявшие в 1880–1900-е гг. большой пласт художественных текстов. Мазохический «вызов» — требование запретного удовольствия ценою унижения и лишения, демонстрация собственной униженности — устойчивый мотив ранней лирики — в стихотворениях позднего периода претворяется в настойчивое требование последнего запредельного счастья, которое мыслится в соединении с безвременно ушедшей возлюбленной в вечной жизни. Вероятно, основополагающим в этой связи для всей лирики 20-х годов является цикл «Анастасия». Цикл состоит непосредственно из 16 стихотворений[16]. Однако текстов, прямо или косвенно связанных с трагической гибелью Анастасии Николаевны Чеботаревской-Сологуб (покончила с собой 23 сентября 1921 г.), оставшихся за пределами цикла, значительно больше — несколько десятков. Все они объединены одним, все поглощавшим поэта желанием — волей к встрече. По содержанию и времени написания (1921–1923) к циклу «Анастасия» примыкают следующие стихотворения: «Вновь тайна предо мной, но эта тайна чья?..», «Воображение влечет…», «Все дороги земные не прямы…», «Все так, земного не отдаст могила…», «Душа судьбы необычайной…», «Все тот же путь, не ближе, не короче…», «Если солнца в небе нет…», «Жестокая слукавила…», «За оградой старых стен…», «Из низменных страстей, из гнусных утомлений…», «Насладиться б жизнью здешней…», «Нашу любовь увенчали…», «Не клятвами любовь твоя была сильна…», «Пренебрегая дольным миром…», «Проходи, босой и кроткий…», «Росою травы живы…», «Склонив к твоим ногам усталые глаза…» и др.

Смерть, воспринятая как ступень к грядущему воскресению, интонирует все позднее творчество Сологуба и придает ему исключительную монолитность и особый орфеический тон. В своих многочисленных молитвенных обращениях к Творцу поэт как бы дерзает повторить подвиг великого певца древности, скорбь которого об усопшей возлюбленной сокрушила волю богов.

Одновременное усиление в поэзии 20-х годов двух на первый взгляд противоположных тенденций (связи с современностью и «воли к смерти») по своей сути не являлось конфликтным. Резкое неприятие и отрицание советского режима, осложненное болью личной потери, сопровождалось обострением чувства одиночества, которое по-своему стимулировало творческий процесс. Творчество, всегда являвшееся для Сологуба самой высшей ценностью, в 20-е годы становится для него и единственной реальностью.

С точки зрения интенсивности поэтического труда последние годы жизни поэта уникальны, особенно 1925–1926 гг. При хронологическом расположении текстов легко заметить, что Сологуб писал почти ежедневно, иногда по два, три или даже четыре стихотворения в день. При такой интенсивности художественный уровень произведений достаточно часто опускался ниже «планки», установленной им в лучших образцах лирики. Обилие несовершенных опусов, несомненно, не отнимает у Сологуба имени большого поэта. Кроме того, резкое колебание художественного уровня текстов в определенном смысле предполагалось своеобразием его поэтической системы и подчинялось авторскому заданию.

Например, сравнивая лексику шедевров и так называемых неудавшихся стихотворений, можно заметить, что она чрезвычайно однородна и однообразна. Одними и теми же словами Сологуб изъясняется и в лучших, и в слабейших произведениях и, при резко ограниченном словоупотреблении и высокой частотности отдельных словосочетаний, достигает противоположных результатов. При сквозном прочтении его поэтических текстов создается иллюзия сознательного языкового пасьянса, к которому прибегал автор. Подобно шахматисту, просчитывающему все возможные варианты партии с данным числом фигур, Сологуб, казалось, «просчитывал» возможные варианты сочетаний опорных слов и образов, чтобы создать из них единственныйсовершенный текст. Со всей определенностью это устремление поэт выразил в стихотворении «Скучная лампа моя зажжена…» (1898):

Господи, если я раб,

Если я беден и слаб,

Если мне вечно за этим столом

Скучным и нудным томиться трудом,

Дай мне в одну только ночь

Слабость мою превозмочь

И в совершенном созданьи одном

Чистым навеки зажечься огнем.

В свете герменевтических поисков Сологуба вполне объяснимо, почему он не уничтожал слабые, «графоманские» сочинения. Они были рабочим материалом, необходимым при установке на создание идеального текста, некоей магической словесной формулы, — нельзя снимать леса, пока здание не достроено. Гигантский труд Сологуба за 50 лет творческой жизни может быть уподоблен поиску «философского камня» поэзии, и в этом смысле материалы к полному собранию стихотворений являются памятником уникальной творческой лаборатории поэта-символиста.

В настоящей публикации стихотворения расположены согласно хронологическому принципу, за исключением цикла 15 басен 1924–1925 гг., который печатается автономно в целях сохранения художественного целого. Подавляющее число текстов в материалах к собранию датировано. Даты, не проставленные автором, восстановлены с помощью библиографии к стихотворениям, подготовленной Сологубом (ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 1. № 543–544).

Библиография состоит из трех разделов: стихотворения, включенные в собрания сочинений; стихотворения, опубликованные в сборниках и в периодике; ненапечатанные стихотворения. Каждый из разделов представлен рукописной картотекой, карточки расположены в алфавитной последовательности по первой строке. Кроме того, библиография содержит общую, сквозную для всех текстов хронологическую картотеку, с помощью которой, за редким исключением, можно выявить дату написания текста[17].

Стихотворения, написанные после 1918 г., Сологуб, как правило, отмечал двойной датой: по старому и по новому стилю (в скобках). Систематически двойные даты он начал использовать после 1921 г., в связи с чем многие тексты 1918–1921 гг. в материалах к полному собранию стихотворений датированы только по старому стилю, которому Сологуб отдавал предпочтение. В то же время на карточках авторского библиографического указателя в подавляющем большинстве случаев в датировке сделаны дополнения с учетом нового стиля. В настоящей публикации стихотворения, написанные после 1918 г. и датированные Сологубом по старому стилю, печатаются в целях единообразия в соответствии с поздними поправками.

В связи с тем, что все известные библиографические указатели к творчеству Сологуба наиболее ущербны в области лирики, существенной трудностью при составлении настоящей подборки было выявление неопубликованных произведений. Проследить все прижизненные публикации стихотворений поэта в провинциальных и даже в столичных газетах — задача трудноисполнимая. Библиография самого Сологуба не является исчерпывающей, в ней не всегда учитывается факт газетной или зарубежной публикации. В отдельных случаях на библиографической карточке писателем сделаны пометы о передаче стихотворения издателю, например: Гржебину, Ионову[18] — т. е. во «Всемирную литературу», или: в «Алконост» — т. е. С. М. Алянскому[19]; никаких дополнительных сведений о дальнейшей судьбе переданного текста, как правило, картотека не содержит.

Кроме того, в авторском указателе встречаются библиографические данные, требующие проверки: вероятно, иногда поэт выносил на карточку сведения о предполагавшейся публикации, которая по каким-то причинам не состоялась.

Таким образом, при сравнительно массивной подборке из ненапечатанных стихотворений следует допустить известную степень риска — абсолютной уверенности в правомерности включения в публикацию всех (и каждого в частности) текстов, вероятно, быть не может. Критерием отбора стихотворений в данном случае служила библиография Сологуба, а также библиографический указатель Г. Пауэр[20], в котором учтены посмертные публикации стихотворений поэта по 1988 г. включительно.

Тексты воспроизводятся по авторизованной машинописи, по верхнему слою; разночтения и варианты строк или строф в примечаниях не даются, за исключением разночтений в первой строке стихотворения, существенной для библиографических указателей. Орфография текстов приведена в соответствие с современной языковой нормой.

Вступительная статья, публикация и комментарии М. М. Павловой.

Стихотворения

1[21]

МОЛИТВА ПОКАЯНИЯ

Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче.

Открой мне двери покаяния,

Создатель и Спаситель мой!

Душа моя к святому зданию

Возносится в храм светлый Твой.

Мольбу Ты слышишь о прощении,

Спаситель и Создатель мой.

Ты милостив, — святым забвением

Все язвы грешные покрой.

Наставь меня на путь спасения,

Невеста неневестная!

Прости мой грех, мое падение,

Пречистая, пречестная.

В грехах прожив все годы лучшие,

Грехами душу осквернив,

В слезах стою, овца заблудшая,

К Твоим ногам главу склонив.

И все грехи мои позорные

Я вижу пред

Скачать:TXTPDF

творчества Сологуба. При достаточно инертной поэтической системе, присущей ему, только обширный комплекс произведений разного времени позволяет судить о динамике творческого процесса и, одновременно, выявить изменения и тематические сдвиги, происшедшие в