определенного ответа пока не дал, просил написать мне в Петербург к 13 февр<аля>. А вообще-то надо бы приготовить лекции две. Миленькая Малимочка, очень мило будет, если Ты к моему возвращению приготовишь мне кое-какие выписочки к темам:
1. Цена жизни и самоубийство (из меня).
2. Дульцинея Некрасова (из Некрасова. Он стоит на полке рядом с печкой).
3. О женщине, развитие того, что я говорил в Москве сотруднику «Моск<овской> газеты», из меня и других. Эта тема в провинции интересует; в Тамбове, напр<имер>, за обедом был разговор об этом в связи с бывшею там недавно лекциею Абрамовича против женщин[541] и арцыбаш<евской> «Ревностью»[542]. — Пиши теперь в Нижний Новгород, Владимиру Михайловичу Владиславлеву, Мартыновская, 15. — Целую крепко. Веселись в Петербурге. Сходи на Мейерхольдовского Пинеро, — кажется, занятно[543].
Твой Малим.
46
5 февраля <1914 г.> Пенза.
Миленькая Малимочка,
Вчера два раза в Саратове заходил на почту, ничего не нашел. Был в Радищевском музее[544]. Картины очень неинтересны; только и есть, что четыре небольшие Борисова-Мусатова. Много копий, и весьма посредственных. Лучше там фарфоровые вещицы Императ<орского> фарфорового завода; старые вещи, — кошельки, бумажники, шитые бисером; китайские кое-какие вещи; стол письменный и кресло Тургенева. — Потом зашел к Храпковскому, как раз в то время, когда он тоже ходил ко мне; но на подъезде его встретил, и посидели у него немного. Коммерческое собрание устраивает четверги, приглашает для этого лекторов из Москвы и Петербурга, иногда местных. Я читал не в четверг, а в понедельник, в виде исключения[545]. Передо мною в четверг был вечер о футуризме[546]. Четыре местных молодых шалопая выпустили глупый альманах под футуристов, назвали себя психо-футуристами. Публика и газеты местные приняли это всерьез; в газетах было много статей, публика альманах жадно раскупала. На вечере в Коммерческом клубе эти господа открыли, что они пошутили, чтобы доказать, что футуризм — нелепость[547]. Теперь саратовцы очень сердятся на то, что их одурачили. — Вечером, перед самым отъездом на вокзал, получил Твою телеграммку. — Ехал отлично. Поезд беспересадочный, и хотя без плацкарты, но я поместился в маленьком отделении, ехал один, и спал отлично. Сейчас только приехал в Пензу, и прежде всякого другого дела пишу тебе. — Пиши в Нижний Новгород, Мартыновская, 15, Владимиру Михайловичу Владиславлеву, для меня. — Телеграфируй чаще.
Целую крепко.
Твой Малим.
47
6 февраля < 1914 г. > Пенза.
Миленькая Малимочка,
Вчера получил Твое письмо. Антикваров в Пензе не слышно, как и в Саратове их не было. — Вчера днем был в театре на репетиции. У них были уже две репетиции до меня. Что можно было, поправил, но в общем не так плохо, как можно было ждать для провинции[548]. Лилит играет Эльяшевич, которая в прошлом году была в Троицком театре миниатюр. Она из Смольного института, кончила двумя годами позже Тхоржевской[549]. Катя — Россова, тоже молодая актриса. Сухов плох, хамоват, Михаил напоминает александринского Михаила, только пошершавее. — Лекцию читал в том же театре. Помещается человек до 700. Передние ряды пустовали, но все же было довольно много публики[550]. — Пенза — город сероватый. Ничего интересного в нем нет. — Купи последние номера «Огонька» и «Солнца России». В «Огоньке» есть мои стишки «Жизни, которой не надо»[551], а в «Солнце России» — рассказ и портрет[552]. — Если будешь писать скоро, то еще можно успеть в Нижний Новгород, но вернее теперь посылать телеграммы. — Позвони Разумнику, скажи, что я нигде не получал корректур[553]. — Телеграмму Твою вчера вечером получил, спасибо. Телеграфируй почаще. — Если будет время, пошли кого-нибудь подписаться на «Ниву» с доставкой. — Пока больше ничего интересного нет. Крепко целую. Будь здорова, веселись.
Твой Малим.
48
7 февраля <1914 г. Сызрань>
Миленькая Малимочка,
Вчера днем был на репетиции[554]. Старались, сколько умели. Женщины, как часто в театре, лучше мужчин. Катя совсем недурна, — Россова, дочь актера Россова[555]. Костюмы, декорации, обстановка — все это, конечно, весьма убогое. Здание театра небольшое, принадлежит клубу торгово-промышленных служащих. В городе строится новый театр, большой, и существует большой летний театр с хорошею труппою: там играют Рутковская, Шахалов[556] и др. Заботится об этом летнем театре кружок любителей драматического театра. Эти любители угощали меня после репетиции обедом в местном самом шикарном ресторане Гранд Отель, или Татары. Эти любители: адвокат, член суда, гласный думы, еще какой-то субъект; был и Константинов[557]. Шикарность ресторана выражалась в том, что играл венский дамский оркестр. Члены кружка хвастались, что Пенза — очень театральный город, и что здесь начинал Мейерхольд[558]. После обеда зашел к единственному местному старьевщику. Ничего интересного у него не оказалось. Было только полдюжины тарелок, по-видимому, поддельный сакс; конечно, я их не купил. Взял только дешевенькое колечко, серебряное, камень розовый, днем зеленый, и пару китайских туфель. Вечером был на спектакле; был за кулисами. Из мужчин оказались недурны Нагаев (Чернецов) и Савельев (мужик). Россова и Эльяшевич отказались от мысли о трико, и были босые в 1<-м> действии, а Лилит — и в 3<-м> и в 5<-м>. Для танца игралась лунная соната, первая часть, а танец мы скомпоновали при помощи Инсаровой, которая танцует; вышло довольно прилично. Публика слушала чрезвычайно внимательно, после каждого акта — вызовы актеров и автора. Мне поднесли корзину цветов и лавровый веночек, причем один из членов театрального кружка произнес краткую речь, а потом оркестр заиграл туш. Было очень забавно. — Потом в гостиницу и на вокзал. Пишу в вагоне, в Сызрани, скоро буду в Самаре. Получил же я в Пензе от театра 50 р. (25 % валового сбора, расценка здесь вообще низкая), и от лекции в мою пользу осталось 151 р. 97 к. — Целую крепко.
Твой Малим.
Цветы оставил актрисам, а веночек запихал в чемодан.
49
8 февр<аля 1914 г.> Самара.
Миленькая Малимочка,
Вчера днем ничего особенного не случилось. Была у меня здешняя устроительница, член комитета Народных Университетов, Нина Андреевна Хардина, содержательница частной женской гимназии, типичная учительница. Лекция была в Пушкинском Доме. Цены удвоенные: от 10 к. до 2 р. Зал набит битком, даже на сцене не меньше сотни сидящих и стоящих[559]. Публика самая разнообразная. Лекция для многих трудна, но аплодировали усердно; в конце я читал стихи[560]. Слушали, как всегда, чрезвычайно внимательно. На лестнице при выходе опять аплодисменты. Члены комитета Нар<одных> Ун<иверситетов> говорят, что никогда еще у них не было такого скопления публики; даже Фриче[561] (он в эти города часто ездит) не делал им сборов. — После лекции посидел часа 1 ½ у Хардиной. Были учителя, учительницы, врачи все больше из членов Нар<одных> Ун<иверситетов>. Публика очень ограниченная, типичные либеральные провинц<иальные> педагоги, погруженные в свои местные интересы, т<ак> ч<то> было довольно-таки скучно. — Через полчаса еду дальше, в Казань[562]. Писем теперь писать не стоит, — телеграфируй. — Объявление о Дневнике Писателей[563] дать недурно. В вагоне я подумаю и пришлю Тебе мой проект объявления. — Для Шиповника рассказ дам[564]. Поговори о гонораре. Хотелось бы взять с них 600 р. за лист. Впрочем, об этом я Тебе телеграфирую. Ну вот пока все. Будь здорова и весела. Скоро буду дома[565]. Целую.
Твой Малим.
50
21 февраля <1914 г.> Вагон.[566]
Миленькая Малимочка,
Вчера читал в Кишиневе, в театре Благородного собрания[567]. Зал большой, в два яруса, но читать не трудно. Публики было много, хотя ложи были не все заняты, и первый ряд тоже. Учащихся не пускали, но все-таки молодежи было много. Слушали внимательно, аплодировали, всё, как водится[568]. — Утром на вокзале встретил меня Прейгер[569]; поехал со мною в гостиницу. Город довольно грязный и неинтересный. Немного напоминает Екатеринодар, но меньше, хуже и грязнее. Впрочем, гостиница у меня была чистенькая. — Прейгер уверял, что в ней останавливается вся аристократия, — номер с балконом, с видом на собор, вообще довольно мило. Антикваров в городе нет, ковров тоже нигде не продается, музей закрыт, а в нем, говорят, есть хорошие образцы. Пообедал в гостинице, борщ, шашлык и сыр; выпил красного вина. Немного походил по городу. Купил музыкальный календарь, одеколон, пластырь. В 8 ½ за мною зашел Прейгер. Благородное собрание очень близко, на той же улице, пройти один квартал. Перед лекциею ко мне пришли два еврея, сотрудник «Бессараб<ской> Жизни» и редактор «Голоса Кишинева»[570]. Редактор почти приличен, а сотрудник очень грубый и сердитый, принялся очень нагло выговаривать мне, зачем я не был в их редакции. Потом в антракте явился еще еврей, начинающий поэт. Хочет издать свои стихи, и требует, чтобы я их просмотрел; привезет их в Петербург. Я предупредил, что очень занят и не сумею скоро просмотреть; но он возразил мне очень нагло: «Но ведь это — ваша обязанность». Замечательные нахалы! Кажется, исключительная особенность Кишинева.
Выехал из Кишинева утром. Прейгер провожал, поднес коробку конфет.
Целую крепко.
Твой Малим.
51
22 февр<аля 1914 г.> Херсон.
Миленькая Малимочка,
Вчера в вагоне продолжал рассказ, сегодня утром, подъезжая к Херсону, кончил. Завтра постараюсь его послать, хотя половину. — Херсон — городок чистенький. Гостиницы неважные. На улицах попрошайки. Тепло, но зелени еще нет. — В гостинице встретил Гр. Сп. Петрова, который вчера здесь читал лекцию[571]. Он посидел у меня в номере, потом мы с ним прошли по городу. Он тоже советует освободиться от всяких импресариев. Между прочим, на будущий год предлагает пользоваться услугами его секретаря за маленькое вознаграждение с города (у Гр. П<етрова> два секретаря: один, передовой, получает 1000 р. в месяц, другой — 300 р.; проезд и содержание входит в эту сумму). — Зашел на почту, потом в магазин Шаха. Пока я там выбирал открытки, всё приходили за билетами, больше барышни и дамы (при мне было человек 6)[572]; там же, в магазине, купил книгу «В спорах о театре»[573]. Ехал великолепно. Хотя поезда были не плацкартные, но всю дорогу я ехал один в купе, так что и читал и писал без помехи; спал также беспрепятственно. — Гвоздику мне продали из Бордигеры, два цветка по 15 к. — Пока больше ничего. — Целую крепко.
Твой Малим.
52
6 марта <1914 г.> Вагон.[574]
Миленькая Малимочка,
Приехал я в Вологду весьма благополучно, остановился в очень симпатичной гостинице «Золотой якорь». Была уже ночь, я залег спать. Днем вчера ходил по городу, был в музее Общества изучения Севера (крохотный и неинтересный), в домике Петра Великого (ничего интересного, кроме била 1706 года) и наконец в земском кустарном складе. Купил кружева вологодские, тотемскую сарпинку. До антиквара не успел добраться, но по случаю в земском же складе у кассирши купил платок. Обедал в своей гостинице. В это время ко мне пришел местный поэт, ученик фельдшерской школы.
