лютом зное,
С бойцов свирепых льется пот.
Судьба одна в игре и в бое,
Уж не везет, так не везет.
Зарезан дважды-побежденный,
А победитель, кровью пьян,
К ручью приникнул, утомленный,
Изнемогающий от ран.
Взглянул в последний раз он тупо
На раскаленный небосклон.
Шакалы ночью на два трупа
Сбежалися со всех сторон.
1 февраля 1891
61
Зверь-человек купается от века
В напрасно-пролитой крови!
Но разве нет на свете человека.
Достойного любви?
И разве осужден я вечно
Скитаться с холодом в душе,
В своем заржавленном ковше
Как жадно я искал
В толпе завистливой и злобной,
Души, ему хоть в чем-нибудь подобной!
Увы! Кого я ни встречал, —
Старик ли, дева ль с пылким взором,
Муж, полный зрелой красоты, —
Неотразимым приговором
Житейской пошлости черты
На них читалися так ясно,
Что и сомнение напрасно.
11 июня 1891
62
Избрать из двух грозящих зол
Одно, где менее мученья?
Минуты даже для сравненья.
И затруднительно решить,
Что легче, розги иль крапива.
Крапивой высекут, — так жжет.
Как будто вырвался из пекла,
Ах, лучше бы крапивой секла!
Но опыт мальчику твердит,
Что все же розги выбрать надо:
Укус крапивы ядовит,
И в розгах нет такого яда.
Крапивы зуд невыносим.
Укусы долги и жестоки,
А после розог только дым
Стыда раскрашивает щеки.
11 июня 1891
63
Вдоль реки заснувшей прохожу лугами
По траве росистой голыми ногами,
И гляжу на звездный недоступный строй,
И мечта забавит легкою игрой.
От лучей палящих ноги загорели,
А во тьме посмотришь, кажется, что белы,
Да и все иное, чем бывает днем, —
Дальняя избушка кажется холмом,
Мглистая дорога кажется рекою,
А туман в лошине — снежной пеленою.
Спать давно пора бы, а домой идти, —
Словно позабыты к дому все пути.
Точно чародейка шарф из мигов вяжет,
А когда окончит, никогда не скажет,
И следишь мельканье чародейных спиц,
Вещее сверканье полевых зарниц,
И не видишь молний, и не слышишь грома,
Но душе зарница каждая знакома,
И с паденьем каждой пасть в траву готов.
Позабыться в беге неразгадных снов,
Прикоснуться к тайне, к волшебству и к чуду,
Посмотреть, каким же я в Эдеме буду.
17 июля 1891
64
Старик улыбчивый, ты медлишь на пороге,
И смотришь на толпу играющих детей.
Хоть ноги голые марает грязь дороги,
Забавны милые беспечностью своей.
Но думы у меня безрадостны и строги,
Когда гляжу на них, они в душе моей,
Как зарево больших и медленных огней.
Обнявших светлые, надменные чертоги.
Давно определен, бессмысленно суров,
Начертан наш удел, о дети бедняков!
И пусть в иной душе, из милых глаз мерцая,
Зародыш гения дает свои ростки,
Бессмысленная жизнь, и косная, и злая,
Покровом тягостным сомнет его цветки.
4 августа 1891
65
Влечется злая жизнь! Ни счастья, ни свободы!
Ленивей тяжких змей ползут немые дни,
Летят, как ураган, стремительные годы,
И гаснет радость грез, как бледные огни.
Заставлены пути, заграждены исходы.
Не трать остатка сил, неправды не кляни.
Пускай твою ладью неведомые воды
Несут лесным ручьем в таинственной тени.
Лежи на дне ладьи, следи ветвей мельканье,
И слушай сонных струй ленивое роптанье,
И жди, спокойно жди. Бездействие не стыд.
Когда для битвы нет оружия и силы.
Усталого раба ничто не устрашит, —
Ни холод жизни злой, ни холод злой могилы.
7 августа 1891
66
За мрак изображений
Меня ты не брани, —
Такие наши дни!
Суровых песнопений
Моих ты не кляни, —
То в мглистости томлений
Горяшие огни!
Страданий не тая,
За черною горою
Встать красною зарею, —
Вот заповедь моя.
29 сентября 1891
67
Жди удивительного чуда
Иль предсказания оттуда,
Где у людей едва-едва
1889–1892
Вытегра
68
И случайно придавила
Голою стопой
Он головкой лиловатой
Никнет до земли.
Вдруг к былинке полусмятой
Чьи-то кудри прилегли.
Смотрит девушка, вздыхая,
Осторожно выпрямляя
Тонкий стебелек.
Говорит она тихонько:
Взбрызнуть венчик твой легонько
Свежею водой?
Иль от солнца в тень лесную
Мне тебя пересадить? —
Шепчет он: — Сам оживу я, —
Не мешай мне жить! —
19 марта 1892
69
Прохожу я тропы и дороги,
Не обувши стремительных ног.
Пробегают свободные ноги
По просторам свободных дорог.
Вот мои сапоги-скороходы,
Те же в прошлый и нынешний год.
Их окрасили солнце и воды,
26 июня 1892
70
Пламеннее солнца сердце человека,
И душа обширней, чем небесный свод,
И живет от века до иного века,
Что в душе созреет в урожайный год.
Как луна печальна, как вода текуча
В свете переменном зыбкая мечта.
Пусть ее закроет непогодой туча, —
Сквозь века нетленна, светит красота.
10 июля 1892
71
Много вижу следов на песке прибережных дорог.
Вот оттиснулись гвозди огромных мужицких сапог;
Вот следы от девичьих ботинок, и узких, и тесных,
Сжавших парочку ножек, хоть белых, но вряд ли
прелестных;
Здесь ряды мелких ямок песок прибережный сберег, —
Это — оттиски пальцев разутых ребяческих ног;
Вот еще свежий след вижу я, — поперек всей дороги
Точный слепок оставили голые девичьи ноги.
Хороши эти слепки, и кажется мне, что прошла
Здесь русалка нагая и вниз по реке уплыла.
1 апреля 1893
72
Иду я и заглядываю
В окошечки домов,
И радостно загадываю:
Кого пронзит из дев иль вдов?
Вот Троично-березовая
Раздвинется стена,
И глянет нежно-розовая
Из светлого окна.
6 апреля 1893
73
Не улыбайся, день прекрасный.
Мне в запыленное окно,
В моей душе темно, темно.
Куешь ты стрелы золотые,
Надменно-горькие лучи.
О солнце! ливни огневые
В мое окошко не мечи.
Простился я с надеждой прежней,
Не жду спасенья от небес,
И цели жизни безнадежней
Умом осмеянных чудес.
7 апреля 1893
74
И на просторы, и в окно.
Меня печалит свет бесстрастный.
Всем проливаемый равно.
Куешь ты стрелы золотые,
Надменно-горькие лучи.
О, солнце! ливни огневые
В мое окошко не мечи.
Не тешусь я надеждой сладкой.
Я знаю, — вещий, ты воскрес,
Чтоб вечной, яркою загадкой
Сиять в обилии чудес.
7 апреля 1893
75
Противоречия во всем:
Мы любим то, что нам приятно,
Но сердцу скучно, если в нем
Все слишком мило и опрятно.
Всегда нас тянет преступить
Ограды правил и закона.
В стихах мы даже согрешить
Хотим попранием канона.
А в жизни мир и тишину
Для отдыха мы только ищем,
Но отдохнем, и в ширину,
И в глубину, и в вышину
Летим, и падаем, и рыщем.
Мы любим столкновенье воль,
И бури всякие нам милы,
Лишь испытанья нашей силы.
9 июля 1893
76
Обнажились гладкие каменья,
Тихой струйкой вьется мой ручей.
В нем блестят разбрызганные звенья
Ярких, жарких солнечных лучей.
В воду загорелыми стопами
И потом с ручейными мечтами
31 июля 1893
77
В переулке одиноко
Я иду. Прохожих нет.
Зажигается далеко
Скучно все вокруг и темно,
Все как будто бы в бреду,
И в душе тоскливо, томно.
Я, понурившись, иду.
Небо в тучи обложил.
Дождик лужицы насеял,
Что мне лужицы ночные!
Обходить их не хочу,
И порою в них босые
Ноги тихо омочу.
С каждым их холодным всплеском,
С каждым вздохом темных вод
Дальний свет призывным блеском,
Разгорался, зовет.
А куда же мне идти?
Неотвязная истома
Все запутала пути.
13 сентября 1893
78
Волны моря
Гулко стонут.
Полны горя,
Челны тонут.
Челн, непогодой сколоченный.
Парус, наставленный горем.
Вьюгой страданья измоченный, —
Мы ли со смертью заспорим?
Гулко волны
Стонут в море.
Тонут челны,
Полны горя.
10 октября 1893
79
Друг моей печали.
Муза слез и страха,
Из небесной дали,
Из земного праха
Мы с тобой свивали
Яркие виденья,
Знойные картины:
Горе преступленья,
Сладость примиренья,
Бешенство проклятий,
Радость вдохновенья,
Юный пыл объятий,
Зелье сладострастья.
Стыл огонь с годами.
Вьюгою ненастья,
Бурными ветрами
Песни разносились
В мраке безответном.
Лучше б не родились
В мире неприветном
Наши песни, муза:
Нет с удачей в мире,
Нашей скорбной лире.
1 декабря 1893
80
Не наряд тебя красит, о нет!
Что корсет? Безобразный обман!
Без него восхитителен стан.
А в ботинке видна ли нога?
Хороша ты, когда ты боса,
И сияет, когда ты нага,
Молодая, живая краса.
Для толпы, для чужих и друзей,
Ну, а я, — я, любимая, рад
Непокрытой красою твоей
Любоваться, когда мы одни,
Пусть вино зашипит, загорятся огни,
Засверкает твоя нагота,
И на ложе возлегши с тобой,
Под горячей моею рукой
И надменно могу сознавать,
И любовью моей утомить,
3 декабря 1893
81
Мы лежали на мшистой постели,
Задыхаясь от зноя любви.
Билось сердце в груди у тебя, как дитя в колыбели.
Чад любви, яд любви разливался в крови.
Мы лежали на мшистой постели,
Задыхаясь от зноя любви.
Упоительный чад разливался
В наших юных и знойных телах,
Распустилась коса, и твой пояс давно развязался,
Разорвалась рубашка на белых плечах.
Упоительный чад разливался
В наших юных и знойных телах.
4 декабря 1893
82
Больна моя любовь, —
Жестокие страданья!
Припоминаю вновь
Все пылкие желанья,
И беспредметная тоска
Над бедною любовью,
Как ведьма темная, дика,
И сердце истекает кровью,
И наконец ясна
Моя любовь больна,
И умереть ей сладко.
6 декабря 1893
83
ПОРОЧНАЯ ЛЮБОВЬ
Бродя в мечтаниях безумных,
На перекрестке улиц шумных
Внезапно встретил я тебя.
Лицом поблекшим и унылым
Ты разбудила сон теней
По неоплаканным могилам
Души растоптанной моей.
На синеву и желтизну.
Надежд кочующие птицы
Умчали в даль твою весну.
Надменной злобою сверкали
Глаза усталые твои,
Огни желанья и печали
Точа последние струи.
Твоим сочувствием невнятным,
Я за тобою вслед глядел,
И вожделеньем непонятным
14 декабря 1893
84
Ты, смуглый ангел, любишь соль
И ненавидишь сласти.
О, милый друг мой, мудрено ль,
Что в ясных глазках мало страсти!
А я все сладкое люблю,
И страстен я душой жестокой,
И я любви твоей молю,
Но не любви к тебе глубокоокой.
19 января 1894
85[30]
Все, что природа мне дала,
Все, чем судьба меня дарила, —
Все злая доля отняла,
Все буря жизни сокрушила.
Я зажигал, моляся Богу,
Некошный смотрит на дорогу.
Свободы, равенства и братства,
И он разрушен не врагом,
Своим же в злобе святотатства.
Дерзнул я истине служить,
Но, сняв с богини покрывало,
Не захотел благословить
Того, что предо мной предстало.
Я звал пророков и певцов.
Их правдой жаждал я упиться,
Но перед правдой мудрецов
Не хочет сердце преклониться.
Я стал испытывать себя, —
Пороки, ложь и мрак полночный,
Все молодое загубя,
Царят в душе давно порочной.
Смотрю вокруг, — и мрак