парчей снегов завышало
Мoe печаль, мое молчание.
Прошли минуты слишком краткие,
Но сердце кроткое обрадую
Привычкой к вам, о будни серые.
17 февр. 1913.
«Волна морская – веселый шум…»
Волна морская – веселый шум.
Еще ль мне надо каких-то дум?
Опять ли буду умнее всех?
Ужель забуду, что думать – грех?
27 июня 1913. Тойла.
«Иду, цветы сбираю…»
Иду, цветы сбираю.
Зачем же их гублю?
Цветущими играю,
Которых так люблю.
Сорвал немного веток,
И бросил в поле. Нет,
Губить цветущих деток
Цветите в ясном поле,
Невинные цветы,
В моей и в Божьей воле
Возникшие мечты.
27 июня 1913 г. Тойла.
«По дорожке солнечного сада…»
По дорожке солнечного сада
Вкруг лужайки медленно иду.
Вянут маки. Желтая досада
Угнездилас в солнечном саду,
И дрожать незримо капли яда,
Растворясь в лазоревом бреду.
Сердце ноет. Ах, счастливый жребий
Мне игра полночная дала!
И от зависти в безумном небе
Стала Венус мраморно-бела,
И, пролив таинственные слезы,
Сходит долу исполнять угрозы.
31 июля 1913 г. Тойла.
«Березка над морем…»
Березка над морем
На высокой скале
Улыбается зорям,
Потонувшим во мгле.
Широко, широко
Подь скалою глубоко
Закипает волна.
О волны! о зори!
Тихо тающий сон
В вашем вечном просторе
Над скалой вознесен.
сент. 1913 г. Тойла.
«Путь над морем вдруг обманет…»
(Александру Тамамшеву).
Путь над морем вдруг обманет,
И на выступ скал он станет, —
Зеленеющий карниз.
Только с краю, точно срезан,
Ряд уже непрочных плит
С диким скрежетом железа
На морской песок слетит.
Ты замрешь в неловком жесте,
Но за их паденьем вслед
Полетит с тобою вместе
5 сент. 1913 г. Тойла.
«Две проститутки и два поэта…»
Две проститутки и два поэта,
Екатерина и Генриета,
Иван Петрович Неразумовский
И Петр Степаныч Полутаковский,
Две проститутки и два поэта
Сошлись однажды, – не странно-ль это? —
У богомолки княжны Хохловой
В ее уютной квартире новой.
Две проститутки и два поэта
Но богомолка их поит чаем,
И ведь не скажут: «Ах, мы скучаем!»
Две проститутки и два поэта,
Как вам противна диета эта!
Но что же делать? Княжна вам рада,
В ее гостиной скучать вам надо.
Две проститутки и два поэта,
Зачем в гостиной у доброй княжны
Вы так приличны и тошно-важны?
Две проститутки и два поэта,
И тот и этот, и та и эта,
Вновь согрешите в стихах и в прозе,
И в ресторане, и на морозе.
15 сент. 1913 г. Спб.
«По силе поприще едино…»
По силе поприще едино
Пройди со мной
В пути, где яркая кручина
И темный зной.
Хотя одно пройди со мною,
А сможешь, два.
Юдолью бедственной земною
Иду едва.
А может быть, с тобой прошли бы
До склона дней
Мы вместе жесткие изгибы
Моих путей
Навстречу пламенному Змеею
Рука с рукой?
Но разве я просить посмею
Любви такой!
Не я ли выбрал эту долю
Не я ли девственную волю
Повергнул в прах?
Пройди ж со мною хоть немного,
И это я, как милость Бога,
Приму, мой друг.
15 сент. 1913 г. Спб.
«Еврей боится попасть в шеол, как христианин в ад…»
Еврей боится попасть в шеол, как христианин в ад.
Сказать по правде, а я порой шеолу был бы рад.
В докучной смуте, во тьме ночной, в мельканьи наших
дней
Напиток мерзкий и лжи и зла, хоть и не хочешь, пей.
И разве горше или темней в безумных муках дна,
Чем в этих жутких, немых на век силках земного сна?
16 сент. 1913 г. Спб.
«Призрак моей гувернантки…»
Призрак моей гувернантки
Часто является мне.
Гнусные звуки шарманки
Слышу тогда в тишине.
Bcе уже в доме заснули,
Ночь под луною светла;
Я не пойму, на яву-ли
Или во сне ты пришла.
Манишь ты бледной рукою
Где над холодной водою
Тусклая тина пруда.
Разве же я захотела,
Чтоб разлюбил он тебя?
В буйном неистовстве тела
Что же мы знаем, любя?
Ручку шарманки вертел.
Помню, – в беседке обманщик
Милый со мною сидел.
Мимо прошла ты, взглянула
С бледной улыбкою губ…
Помню смятение гула,
Что же земные все реки?
Из-за предельной черты
В нашем союзе навеки
Третья останешься ты.
18 сент. 1913 г
«Любви томительную сладость неутолимо я люблю…»
Любви томительную сладость неутолимо я люблю.
Благоухающую прелесть слов поцелуйных я люблю.
Лилею соловей прославить, – в прохладе влажной льется
А я прославлю тех, кто любит, кто любит так, как я
люблю.
Об утолении печалей взыграла легкая свирель.
Легко, легко тому, кто любит, кто любит так, как я
люблю.
Плясуньи на лугу зеленом, сплетаясь, пляски завели.
Гирлянды трель, влекомых пляской к лесным прогалинам,
люблю.
Улыбки, ласки и лобзанья в лесу и в поле расцвели.
Земля светла любовью, – землю в весельи милом я люблю.
20 сент. 1913 г. Спб.
«Продукты сельского хозяйства…»
Продукты сельского хозяйства
Не хуже поместятся в стих,
Чем описанья негодяйства
Нарядных денди и франтих.
Морковки, редьки и селедки
Годны не только для еды.
Нам стих опишет свойства водки,
Вина и сельтерской воды.
Дерзайте ж, юные поэты,
И вместо древних роз и грезь
Вы опишите нам секреты
Всех ваших пакостных желез.
22 сент. 1913 г.
«Не снова ли слышны земле…»
Не снова ли слышны земле
Вещания вечно святые?
Три девушки жили в селе,
Сестрицы родные.
И в холод, и в дождик, и в зной
Прилежно работали вместе
С другими над нивой родной, —
Но вот, заневестясь,
Босые пошли по дорогам,
Отправились Бога искать
В смирении строгом.
В веселии тенистой рощи.
Там рака в чеканном сребре,
В ней скрыты нетленные мощи.
Умильные свечи горят,
И долгие служат молебны,
Но девушки грустно стоять, —
Ведь им чудеса непотребны.
Обычность для них хороша,
Весь мир непорочен для взора,
Покров безмятежных небес
Хранить их от вражеской встречи, —
И ладан, и свечи!
Воскресшего Бога мы ищем.
В тоске безконечных дорог
Откройся же странницам нищим!
И долго скитались они
В томленьях тоски вавилонской.
Не в сени церковной, а вне
Им встретился старец афонский.
Он был неученый простец,
Не слышал про Канта и Нитче,
Но правда для верных сердец
Открылася в старческой притче.
И миp для исканий не пуст,
И вот наконец перед ними
В дыхании старческих уст
Звучит живоносное имя,
Которым в начале веков,
В надмирном ликующем дыме
Воздвиглись круженья миров, —
Святейшее имя!
Святейшее имя, в веках
Омытое жертвенной кровью,
И злобу любовью.
Воздвигнуты творческим словом
В блаженном восторге игры,
В веселии новом.
И радостны сестры, – в пути
Нашли воплощенного Бога.
Но нет, бесконечна дорога.
Просторам воскресшей земли
Вещают святые надежды.
Склоняйтесь пред ними в пыли!
Лобзайте края их одежды!
23 сент. 1913 г. Спб.
«Конь Аполлона…»
– Конь Аполлона!
Я недостойна
Твоих копыт.
Вождь не такую
Скует подкову
Тебе Гефест.
– Молчи, подкова!
Тебя я выбрал,
Тебя хочу.
Я Аполлона
Стремлю с Олимпа
К земным путям.
25 сент. 1913 г. Спб.
«Бай, люби ребенка, баюшки баю…»
Бай, люби ребенка, баюшки баю!
Беленькую рыбку, баюшки баю,
Зыбко убаюкай моего бебе
В белой колыбельке, баюшки баю.
Будешь, будешь добрый, улыбнусь тебе.
Позабудь про буку, баюшки баю.
Бьется в колыбельку басня о судьбе.
Зыбок твой кораблик, баюшки баю.
Бури ты не бойся, белый мой бебе,
Бури разбегутся, баюшки баю.
26 сент. 1913 г. Спб.
«Восстановители из рая…»
Восстановители из рая
И радость обнаженных тел.
Когда босые алы ноги
На небе голубеют боги
Когда в пленительную воду
Войдешь, свободный от одежд,
Вещают милую свободу
Струи, прозрачнее надежд.
Когда оно обнажено,
Когда веселым вихрем смело
В игру стихий увлечено,
Какая бодрость в нем и нега!
Какая чуткость к зовам дня!
Живое сочетанье снега
И вечно-зыбкого огня!
12 нояб. 1913 г. Спб.
«Приходи, мой мальчик гадкий…»
К самой кроткой из подруг.
Я смущу тебя загадкой,
Уведу на светлый луг.
Там узнаешь ты, как больно
Жить рабыням бытия,
Кто мечтает своевольно
И безумно, так, как я.
Расскажу я, что любила
Я другого, не тебя,
Что другому изменила,
Всё-ж тебя не полюбя.
Оттолкнуть меня ногой.
Мы с другой прекрасны обе,
Но мечты его – другой.
И твоей любви мне надо,
Чтоб любимому отмстить,
Чтобы горькая досада
Ну, не плачь, мой мальчик. Делай
Всё со мной, что хочешь ты,
Разорви одежды смело,
Брось нагую на цветы.
11 дек. 1913 г. Вагон. Жлобин – Орша.
«Люблю я все соблазны тела…»
Люблю я все соблазны тела
И все очарованья чувств,
Bcе грани дольнего предела
И все создания искусств.
Когда-нибудь в немом эфире
Моя охолодеет кровь,
Но Ты, Господь, живущий в мире,
Благослови мою любовь.
Прости грехи моей печали
И муку страстную мою
За то, что на Твои скрижали
Порою слезы я пролью.
И ныне, в этой зале шумной,
Во власти смеха и вина,
К Тебе, Отец, в мольбе бездумной
Моя душа обращена.
Ночь на 1 января 1914 г.
Молитва покаяния
Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче.
Открой мне двери покаяния,
Душа моя к святому зданию
Возносится в храм светлый Твой.
Мольбу Ты слышишь о прощении,
Ты милостив, – святым забвением
Все язвы грешные покрой.
Наставь меня на путь спасения,
Невеста неневестная!
Пречистая, пречестная.
В грехах прожив все годы лучшие,
Грехами душу осквернив,
В слезах стою, овца заблудшая,
К Твоим ногам главу склонив.
И все грехи мои позорные
Я вижу пред собой,
И низко голова покорная
Лежит перед Тобой.
Внимай мольбе, Господь немстительный,
Меня жестоко не казня:
Твоею благостью спасительной
3 мая 1878
Луна скользит меж легких туч,
И дремлет серебристый луч
Над спящею землею.
Русалке любо выплывать
И тихо косами играть
Над темною рекою.
В воде любуяся собой,
Поет русалка под луной.
Несутся грустно звуки
Томления и муки.
Кого-то ждет, кого-то жаль,
О ком-то всё тоскует,
Кого-то зачарует.
9мая 1878
«Убежать бы в леса, отдохнуть…»
В их широких и вольных чертогах,
Где вливался б в усталую грудь
Вольный воздух, прозрачен и легок!
Не за то не люблю здешний шум,
Что не дружен он с миром мечтаний.
Не развеять ему тихих дум,
Светлых снов и святых упований.
Но, чем радостней город шумит,
Тем сжимается сердце печальней,
Тем пугливее ум мой бежит
За мечтою волшебной и дальней,
И чем ярче блестит предо мной
В дикой мгле образ вечной свободы,
Тем страшней для души молодой
Моря жизни суровые воды.
3 июня 1878
«Желанье страстное – сорвать…»
Желанье страстное – сорвать
На мне лежащую печать,
Печаль и страстное томленье,
Надежда – тяжкого мученья
Боязнь жестокого мученья,
К чему-то смутное влеченье, —
Вот чем наполнен день с утра.
24 июня 1878
Яр-хмель
Земля покрыта мглой холодной,
Обвита снежной пеленой,
Бездушной, мертвенной, бесплодной.
И не бежит своей тропой.
Ветров безгласная рабыня.
И мрачно-тихих гор твердыня
Его не сдержит пред собой.
По всей поверхности унылой
И спят глубоко в недрах силы,
Но Солнцебог прогнал туманы,
Оковы холода разбил,
И вихри, бури, ураганы
Лучами солнца он сразил,
И зиму взором победил.
Яр-Хмель дохнул, – весна настала,
Природа вышла из оков,
И хлынула и побежала,
И залила снега лугов.
Земля покрылася цветами,
И воздух жизнью задышал,
И над зелеными лугами,
И над долами, над горами
Природы голос прозвучал.
Лес вырос днем, и золотые
Лучи в нем весело прошли.
За днями ночи хмелевые,
Тихи, загадочно-немые
И нежно-страстные текли.
Земля пылает страстью тихой,
Любовью чистой и святой,
Забавой не нарушен дикой,
Храним живою тишиной.
В кустах горячее дыханье.
Поет так сладко соловей.
Здесь нет тоски и ожиданья,
Веще и шепот, и лобзанья,
И блеск неведомых очей.
Они так скоро пролетели,
Часы тех сладостных ночей,
В лесу уж листья пожелтели,
И птицы вольные не пели,
И становилось холодней.
Яр-Хмель уж землю покидает,
И опечалилась она,
И слезы светлые роняет,
И Бога тихо упрекает,
Пред ним недвижна и бледна.
Не плачь, сказал ей бог могучий, —
Возьми подарок от меня,
Из всех даров природы лучший,
И помни бога, дар храня.
К тебе, подруге темноокой,
Вернусь; лаская и любя,
Весною посещу тебя. —
И
