угадана
Святыня бытия.
29 – 30 мая (11 – 12 июня) 1923
«Отчего же людям больно…»
Отчего же людям больно?
Разве только призрак боли —
Эта стонущая боль?
Чарований мне довольно,
Я хочу свободной воли
Над оковами неволь.
Рассказать бы здешним зорям,
Как в Эдеме светлы зори,
Как в Элеме много зорь!
Над Летийским тихим морем
Не забудь о здешнем море,
Здешней жизни не позорь.
22 июня (5 июля) 1923
«Насладиться б жизнью здешней…»
Насладиться б жизнью здешней,
И наивной ночью вешней
Помечтать бы под черешней
Да послушать соловья,
И, назло земным досадам,
Ты прошла бы тихим садом,
И со мною б села рядом,
И меня б ласкала взглядом,
Как пристойно милым ладам,
Незабвенная моя!
Все ж, томительные черти,
Вы поймите и поверьте,
Что любви не будет смерти,
Что бессильна ваша злость:
Негасимая лампада
И бесценная награда,
Но душа, поймите, рада
В пасть пылающего ада
22 июня (5 июля) 1923
«Нашу любовь увенчали…»
Нашу любовь увенчали
(Помнишь, любимая, ты?)
Темные наши печали,
Светлые наши мечты.
– Я не забуду вовеки, —
(Помнишь, сказала мне ты?)
Да, вы не можете, реки,
Смыть ни единой черты.
– Все настоящее было, —
(Помнишь, промолвила ты?)
Смерть за порогом грозила
Вечной тоской пустоты.
Золотом стало нетленным.
(Знаешь, любимая, ты?)
Мы разгораньем блаженным
В вечных просторах слиты.
22 июня (5 июля) 1923
«Жизни рада и не рада…»
Жизни рада и не рада
Оглушенная душа.
Что ж тебе от солнца надо?
Слушай голос водопада,
Слушай шепот камыша.
Улыбайся, если можешь,
Если хочешь, горько плачь.
Дни, как цифры, подытожишь, —
В ту же землю кости сложишь,
24 июня (7 июля) l923
«Обутый в грязь земную…»
Обутый в грязь земную,
Предстал ты, юный бог.
Тебя не приревную
К нелепостям дорог.
На небе зори краше,
Любовь светлей цвела,
Но хочешь ведать наши
Безумные дела.
Ну что ж, приди, изведай,
Чем каждый в мире жив.
Не наградим победой
Питайся нашей жратвой,
Пей воду изо рва.
Ответим лживой клятвой
На все твои слова.
Что от тебя получим,
Затрем, сомнем, сожжем,
Тебя тоской измучим,
Измаем нудным сном.
Не вынесешь позора
Проклятых наших дней,
От нас уйдешь ты скоро, —
Так уходи скорей!
4 – 5(17 – 18) июля 1923
«Вы, святые, други Богу…»
Вы, святые, други Богу,
Укажите мне дорогу
В непроглядной этой тьме.
Перед смертью кстати ль бредни,
Что скопилися в уме!
Знаю, строгая наука —
Предвещаниям порука,
Знаю, разум так же свят,
Как и ваши наставленья,
И томительные бденья,
И мерцания лампад,
И на правду есть обманы,
Только вы единым словом
Правду скажете о новом
Мире сладких сердцу встреч.
17(30) августа 1923
По кремнистым тем путям,
Где рассыпалися четки
Рос, неведомых толпам.
Общей молви не внимая,
Жди того, что скажет Бог
В день немеркнущего Мая
На конце твоих дорог.
Вместе с жизнью здесь ты сбросишь
Что ж с собою ты уносишь
Для безжалостных чудовищ
Изо всех твоих сокровищ
Сохрани Одну Любовь.
Чтобы там Ее ты встретил,
Все забудь, и все прости,
Безмятежно тих и светел
На безрадостном пути.
17(30) августа 1923
«Наливаясь медвяною кровью…»
Наливаясь медвяною кровью,
И скользит над безмерною новью,
Где молчанье с тоской сплетено,
Заплетает печальную радость,
Обещает иные края,
И медвяная сеется сладость
В этот мир, где томлюсь еще я.
И вечерние росы медвяны,
И вечерняя радость горька,
И мерцают далекие страны,
И свернулась змеею тоска.
27 мая (9 июня) 1924
«Сердце мне ты вновь, луна, тревожишь…»
Сердце мне ты вновь, луна, тревожишь;
Знаю, чары деять ты вольна,
Но моей печали не умножишь
Даже ты, печальная луна.
Ночь, свой белый гнет и ты наложишь,
И с тобою спорить мне невмочь,
Но тоски моей ты не умножишь,
Даже ты, тоскуюшая ночь.
4(17) июня 1924
«Склонив к твоим ногам усталые глаза…»
Склонив к твоим ногам усталые глаза,
Ликуюшим избитые потоком,
О всем, что было здесь, я верно рассказал,
О всем пленительном, о всем жестоком.
Стояла ты, светла, на светлых облаках,
Внимала ты моей бесстрастной речи,
И поднялась твоя надмирная рука,
Храня покой обетованной встречи.
И сохраненные два золотых кольца,
С моей руки, с твоей десницы дивной,
Гармонией небес звучали там в сердцах,
Гармонией таинственно-призывной.
И если с хохотом здесь шла передо мной
Толпа босых, веселых комсомольцев,
Твой непостижный взор, твой голос неземной
Их обратил в смиренных богомольцев.
И верил я тогда, – настанет день и час,
Мгновенное заблещет в свете вечном,
Ни судороги злой, ни безобразных спазм,
Один восторг в пыланьи бесконечном.
4(17) июня 1924
«Чёт и нечет…»
Чёт и нечет,
Обеспечит
Этот вор!
Рвет и мечет
За укор.
Изувечит, —
Вот позор!
Пусть хозяйка
Мужа ждет.
Ожидай-ка!
Всё пропьет.
– Негодяйка! —
Заорет.
Плюх немало
Надает,
И, усталый,
Вдруг заснет.
Что томило,
Как стряхну?
Вот как было
В старину, —
Очень мило,
Ай-да ну!
Рать ходила
На войну,
Дома ж била
То жену,
Tо прислугу,
То детей, —
С перепугу
Всё смирней.
16 (29) июня 1924
«Еще гудят колокола…»
Еще гудят колокола,
Надеждой светлой в сердце вея,
Но смолкнет медная хвала
По слову наглого еврея.
Он больно им колотит уши,
И навевает страхи он
В трусливые и злые души.
Кто примирит меня, арийца,
С пришельцем из других сторон?
Кто смоет имя: кровопийца?
Сливаясь в радостном трезвоне,
Нам возвестят: Русь ожила.
Опять в блистающей короне.
30 июня (13 июля) 1924
«Дали стали очень жестки…»
Дали стали очень жестки,
Ноги туги, мало сил.
В лавку здесь на перекрестке
Заходить я полюбил.
Проторил туда дорожку,
И узнал уж скоро я,
Что торгует понемножку
Там актерская семья.
Папиросы, соль, лук, рис…
Лица ласковы и кротки
У актера и актрис.
Нынче жарко, даже знойно.
За прилавком лишь одна
Продавшица так спокойна,
Так румяна и стройна!
Покупая папиросы,
Под доскою откидной
Вижу я, что ноги босы
У хозяйки молодой.
Низошло очарованье,
Обратило дом в чертог
Это светлое мельканье
Из-под юбки легких ног.
В сердце входит умиленье,
И табачное куренье
Облечется в фимиам.
5(18) июля 1924
«Река времен имеет острова…»
Река времен имеет острова.
Хотя стремительно текут мгновенья,
Пристанет к острову забвенья.
Тогда она уходит в глубину,
Откуда ей не слышен шум потока,
И этот странный миг, подобный сну,
Переживает одиноко.
Уже твоя расширилась река,
Уже увидел близко жизни цель ты,
На островах широкой дельты.
12(25) июля 1924
«Прозрачной ночью от вокзала…»
Прозрачной ночью от вокзала
По царскосельской тишине
Прохожих встретилося мне,
Но по дороге на крылечке
Свивался в легкие колечки
Колечки эти оковали
Мой путь. Я на крылечко сел
И закурил. Мы помолчали,
И он, как видно, захотел
Поговорить. Ну что ж, прохожий,
Поговорим, уж так и быть.
Хотя совсем с тобой не схожий,
С тобой умею говорить.
Кто б ни был ты, простой рабочий,
Совслужащий или торгаш,
Ты сам в покое светлой ночи
Мне тему для беседы дашь.
Поговорили, как и все мы,
Как водится, о том, о сем.
Слегка и той коснулись темы,
Да не дивился он на это.
– Кому как нравится. Ну что ж!
Так и без обуви пройдешь.
– И образованные тоже,
На днях на Вырице видал,
Обутка – собственная кожа, —
Он мне раздумчиво сказал.
Поговорили очень мило,
А он сидел еще, уныло
Качая темной головой.
16(29) июля 1925
Елене Александровне Анненской
Что имя? В звуке вещем – тайна.
Она темна или ясна,
Но все ж даются не случайно
Нам, бедным людям, имена.
Когда рождается Елена,
Его или ее измена
Но мы не верим, что Елену
Парис троянский полонил.
Она влеклась к иному плену,
Ее пленил широкий Нил.
Мы знаем, – только тень царицы
Вместил суровый Илион,
А наготою чаровницы
Был очарован фараон.
Елена, заповедь едину
Храни в нерадостные дни:
Лукавая, не измени.
Терпи надменность и упреки:
Как, – помнишь, – фараон кричал,
Когда красавец черноокий
Тебя украдкой целовал!
Припомни вспышки фараона:
Чуть что, сейчас же хлоп да хлоп,
И разорется, как ворона,
А с виду сущий эфиоп.
Козлом он пахнул, стадо пас,
И шеголял в звериной коже,
Но здесь не Фивы, и не Троя,
Не Приамид, не фараон,
И старым бредом Домостроя
5(18) августа 1925
«С волками жить, по-волчьи выть…»
С волками жить, по-волчьи выть.
Какая странная пословица!
Но видно, так тому и быть:
Пословица не сломится.
Но вой не вой, – голодный волк
К тебе негаданно подкрадется.
Заспорить с ним – какой же толк!
Надейся, – все уладится.
Да надоело жить с барашками,
Вот и пошел ты в глушь лесов
Тропинками, овражками.
Вот и забрел к волкам в их логово,
И встретишь, – как их разгадать? —
Смиренного иль строгого?
6(19) августа 1925
«Где дом любви, где дом разврата…»
Где дом любви, где дом разврата,
И он ликует, облекаясь
В ее девический наряд,
Вином распутства упиваясь,
И люди не его корят.
Они в распутстве видят пламень
Святой и пламенной любви,
И говорят: «Кто бросит камень?»
И говорят: «Благослови!»
28 декабря 1925 (10 января 1926)
И умирает человек.
О ты, убийственное слово!
Как много зла ты нам несешь!
Обид и поношений шквал, —
И, никогда не уставая,
Ты жалишь тысячами жал.
Наделены чистой обаянье
Умеешь ты огнем обжечь,
И даже самое молчанье —
Еще несказанная речь,
И нераскрывшиеся губы
В своем безмолвии немом
Уже безжалостны и грубы,
Твоим отмечены значком.
Когда ты облечешься лаской
Приветливых и милых чар,
Ты только пользуешься маской,
1(14) января 1926
«Если б я был себе господином…»
Если б я был себе господином,
Разделился бы на два лица,
И предстал бы послушливым сыном
Перед строгие очи отца.
Всё, что скрыто во мне, как стенами,
В этот час я пред ним бы открыл,
И, разгневан моими грехами,
Пусть бы волю свою он творил.
Но одно нам доступно: сознанье
Иногда, и с трудом, раздвоить.
На костры рокового пыланья
Мы не можем по воле всходить.
Если даже костер запылает,
Боязливо бежим от огней.
Тщетно воля порою дерзает, —
Наша слабость всей силы сильней.
12(25) января 1926
«Как нам Божий путь открыть..»
Мы идем по всем тропинкам,
По песочкам и по глинкам,
По холмам и по долинкам,
Посмотри: мелькают пятки,
Икры стройные сильны,
Все движения вольны.
Мимо ржи, и мимо льны!
Быстро мчатся без оглядки!
На Кавказ, на Арзамас,
И на город, что поближе,
И на речку, что пониже,
Все бегут вразброд. Гляди же,
Сколько смеха и проказ!
Эти все пути людские,
Но, прозревший, поспеши
Отыскать пути прямые,
Нас приводят, в край далекий,
Где пирует Огнеокий,
Претворяя в нектар яд.
Если сам найти не можешь
Божьих праведных путей,
Отыщи среди людей,
Пред которым волю сложишь.
Для тебя он – лучший я,
Вознесенный над тобою
Не лукавою судьбою,
А твоею же душою,
12(25) января 1926
И хор миров – пустая тень.
Земле оставивши земное,
Она ушла в бессмертный день.
Погасли в страстной Камалоке
Последние огни страстей.
Иною глубиной глубоки,
Лежат пространства перед Ней.
Но не пугают эти дали
Разлуки нет, и нет печали,
Любовь вовеки не умрет.
И здешний мир принарядился
В обманы нежные земли,
И над могилой клен склонился,
И маргаритки расцвели.
Дитя рабочего народа
Придет цветочки воровать,
«И пусть у гробового входа
13(26) января 1926
«Насилье царствует над миром…»
Насилье царствует над миром,
Насилье – благостное зло.
Свободу ставишь ты кумиром,
Но что, скажи, тебя спасло?
Среди народных возмущений,
Тебя лишивших всех охран
И выпавших на жертву мщений,
Он захватил кормило власти,
И успокоилися страсти,
И вот уют твой огражден.
В своем бессилии сознайся,
Не суесловь и не ропщи,
Перед насильем преклоняйся,
Свободы лживой не ищи.
24 января (6 февраля) 1926
«Три девицы спорить
