следим
Мы, вещие, кружение
Медлительных веков
И легкое сожжение
Заморских табаков.
Прими мое курение
С ним шлю тебе моление,
И душу с ним отдам
В тот час, когда курносая
С улыбкой ледяной
Примчится, длиннокосая,
За мной.
17 aвгуста 1919
«Бесконечно длинный…»
Бесконечно длинный,
весь из светлой стали,
Льется под колеса
в дальние края,
И, качаясь томно
от надежды беглой
до святой печали,
Уношусь безвольно,
и мечтаю я.
Поле зеленеет,
ландыш дышит нежно,
солнце светит ясно…
По лесным тропинкам
в тишину и в тени
хорошо б идти…
Тяжкие колеся
громыхают мерно,
но душа бесстрастна,
Мудрости покорной
на земле жестокой
все равны пути.
22 мая 1920 Химки – Москва. Вагон
«Поэт, ты должен быть бесстрастным…»
Поэт, ты должен быть бесстрастным,
Как вечно справедливый бог,
Чтобы не стать рабом напрасным
Ожесточающих тревог.
Bоспой какую хочешь долю,
Но будь ко всем равно суров.
Одну любовь тебе позволю,
Любовь к сплетенью верных слов.
Одною этой страстью занят,
Работай, зная наперед,
Что жала слов больнее ранят,
Чем жала пчел,дающих мед.
И муки и услады слова, —
В них вся безмерность бытия.
Не надо счастия иного.
Вот круг, и в нем вся жизнь твоя.
Что стоны плачущих безмерно
Осиротелых матерей?
Сквозь дым страстей смотреть на свет?
Иными мерами измерить
Заставь заплакать, засмеяться.
Но сам не смейся и не плачь,
Суда бессмертного боятся
Всё ясно только в мире слова,
Вся в слове истина дана.
Всё остальное – бред земного
Бесследно тающего сна.
22 – 23 мая 1920 Москва
«В стихийном буйстве жизни дикой…»
В стихийном буйстве жизни дикой
Бесцельно, суетно спеша,
Томясь усталостью великой,
Хладеет бедная душа.
Замкнись, же в тесные пределы,
В труде упорном отдохни,
И думы заостри, как стрелы,
И разожги свои огни.
23 мая 1920 Москва
«Не свергнуть нам земного бремени…»
Не свергнуть нам земного бремени.
Изнемогаем на земле,
Томясь в сетях пространств и времени,
Во лжи, уродстве и во зле.
Весь мир для нас – тюрьма железная,
О родине мечта мятежная
Отрадную приносит весть.
Поднимешь ли глаза усталые
От подневольного труда —
Вдруг покачнутся зори алые
Качается, легко свивается
Пространств тяжелых пелена,
И, ласковая, улыбается
Душе безгрешная весна.
24 мая 1920 Москва
«Снова покачнулись томные качели…»
Снова покачнулись томные качели.
Мне легко и сладко, я люблю опять.
Птичьи переклички всюду зазвенели.
Мать Земля не хочет долго тосковать.
Нежно успокоит в безмятежном лоне
Всякое страданье Мать сыра Земля,
И меня утешит на последнем склоне,
Простодушным зельем уберет поля.
Раскачайтесь выше, зыбкие качели!
Рейте, вейте мимо, радость и печаль!
Зацветайте, маки, завивайтесь, хмели!
Ничего не страшно, ничего не жаль.
24 мая 1920 Москва
«Поднимается дева по лесенке…»
Поднимается дева по лесенке
И поет, соловьем заливается.
Простодушный напев милой песенки
С ароматом весенним свивается.
Ах, веселые, нежные песенки
Сладко петь и на узенькой лесенке.
Поднимается к тесной светелочке,
Веселей голубка сизокрылого.
Там любимые книги на полочке,
На столе фотография милого.
Ах, уютно в непышной светелочке, —
Память милого, книги на полочке.
Вот вошла, открывает окошечко
И поет, соловьем заливается.
На плечо к ней вскарабкалась кошечка
И к веселой хозяйке ласкается.
Ах, весна улыбнулась в окошечко,
Забавляет, мурлыкает кошечка.
29 -30 мая 1920 Москва
«В норе темно и мглисто…»
В норе темно и мглисто,
Навис тяжелый свод,
А под норою чисто
Стремленье горных вод.
Нору мою оставлю,
Построю крепкий дом,
И не простор прославлю,
Не светлый водоем,
Прославлю я ограды
И крепость новых стен,
И мирные отрады,
Тебя, оград строитель,
Прославить надо мне.
Ликующий хранитель,
Живи в моем огне.
Все ночи коротая
В сырой моей норе
И утром насекая
Заметки на коре,
Скитаяся в пустыне,
В пыли дневных дорог,
В безрадостной гордыне
Я сердцем изнемог.
Устал я. Сердцу больно.
Построить дом пора.
Скитаний мне довольно.
Прощай, моя нора!
Хочу я новоселья,
Хочу свободных слов,
Цветов, Огней, веселья,
Вина, любви, стихов!
3 июля 1920
«Птичка низко над рекою…»
Птичка низко над рекою
Пронеслась, крылом задела
Всколыхнувшуюся воду
И лазурною стезею
Снова быстро полетела
На простор и на свободу.
На дороге взвеял пылью,
Всколыхнул кусты и воду
И помчался, беззаботный,
Над земною скучной былью
На простор и на свободу.
Людям песенку сложил я,
Словно лодочку столкнул я
С отмели песочной в воду,
И о песне позабыл я,
И опять мечте шепнул я:
«На простор и на свободу!»
4 июля 1920 Княжнино
«Ветер наш разгульный…»
Ветер наш разгульный,
Вeтep наш земной,
Песни богохульной
Надо мной не пой.
Кто подобен ветру,
Тот потупит взгляд.
Стих покорен метру,
Сердце бьется в лад.
Правит нашим миром
Светлый Аполлон.
Сердцу, песням, лирам
Жизнь дарует он.
Все земные доли
Он из солнца льет.
Он и ветру в поле
Указал полет.
Вождь летучих туч,
Ты не силой дольной
Волен и могуч.
4 июля 1920 Княжнино
«Широк простор, и долог путь…»
И высоко простерлось небо.
Безгранен мир, и отдохнуть
Не хочет ветреная Геба.
Звезду к звезде примкнул эфир,
Вихреобразный, крепче стали.
Все так же буен вечный пир,
И кони Феба не устали.
Всё чаша дивная полна,
Всемирные нетленны узы.
Не истощатся времена,
Пространств не расточатся грузы.
Но этот мир весь – только след
Иного мира. Он неведом,
И в мире том живу я, цел
От первых вздохов до могилы.
Юдольный проходя удел,
По мигам растворяю силы.
Я поглощаю в каждый миг
И предаю земле земное,
И лишь в гаданиях постиг
Предначертанье роковое.
О том, чем жизнь моя жива,
Мертвы и холодны слова,
Альдонса грубая хохочет.
Еще всесильная теперь,
Она с мечтой бессмертной спорит.
Альдонса, бедная, поверь, —
Нам Дульцинея дверь отворит.
И, в несказанном бытии
Земные свергнувши вериги,
Опять соединим свои,
Здесь расточаемые, миги.
4 июля 1920 Княжнино
Где сотворивший мирно спит.
Травами, цветами она говорит.
Приходи помечтать над могилой,
Если сам не умер давно.
Проснется с несказанною силой
Всё, что казалось темно,
И травы приклонятся к травам,
Цветы улыбнутся цветам,
И ветер зашепчет дубравам,
Нивам, полям и кустам.
7 июля 1920 Княжнино
«Твоя любовь – тот круг магический…»
Твоя любовь – тот круг магический,
Который нас от жизни отделил.
Живу не прежней механической
Привычкой жить, избытком юных сил.
Осталось мне безмерно малое,
Но каждый атом здесь объят огнем.
Неистощимо неусталое
Пыланье дивное – мы вместе в нем.
Пойми предел, и устремление,
И мощь вихреобразного огня,
И ты поймешь, как утомление
Безмерно сильным делает меня,
11 июля 1920
Баллада о высоком доме
Дух строителя немеет,
Обессиленный в подвале.
Выше ветер чище веет,
Выше лучше видны дали,
Выше ближе к небесам.
Воплощение верной чести,
Возводи строение выше
На высоком, гордом месте,
От фундамента до крыши
Всё открытое ветрам.
Пыль подвалов,любят мыши,
Высота нужна орлам.
Лист, ногою смятый, тлеет
На песке, томясь в печали.
Крот на свет взглянуть не смеет,
Звезды не ему мерцали.
Ты всходи по ступеням,
Слушай радостные вести,
Притаившись в каждой нише,
И к ликуюощей невесте
Приникай всё ближе, тише,
Равнодушный к голосам
Петуха, коня и мыши.
Высота нужна орлам.
Сердце к солнцу тяготеет,
Шумы жизни замолчали
Там, где небо пламенеет,
Туч расторгнувши вуали.
Посмотри в долину, – там
К стенкам клеятся афиши,
Злость, припуталася к лести,
Люди серые, как мыши,
Что-то тащат по дворам…
Восходи же выше, выше,
Высота нужна орлам.
Поднимай, строитель, крыши
Выше, выше к облакам.
Пусть снуют во мраке мыши,
Высота нужна орлам.
14 июля 1920 Княжнино
Путь во мгле безмерно долог,
Долог путь в туманной мгле.
Ах, взошел бы, безмятежный,
На заветное крыльцо!
Постоял бы у порога,
У порога в светлый дом,
Помечтал бы хоть немного,
Хоть немного под окном,
И вошел бы, осторожный,
Осторожно в тот приют,
Где с улыбкой бестревожной
Девы мудрые живут!
20 июля 1920
Здесь прохожу неспешно я
С дорожной сумкою, босой.
Легко и тихо все вокруг,
Ни хохота, ни мук, ни слез,
И лишь звенит поволжский луг
От стрекотания стрекоз.
21 июля 1920 Княжнино
Тихо блещет Кострома,
Словно Китеж, град заветный, —
Храмы, башни, терема.
Кострома – воспоминанья,
Исторические сны,
Легендарные сказанья,
Голос русской старины,
Уголок седого быта,
Новых фабрик и купцов,
Чистых сил и вещих снов.
В золотых венцах соборов,
Кострома, светла, бела,
В дни согласий и раздоров
Былью русскою жила.
Но от этой были славной
Сохранила что она?
Как в Путивле Ярославна,
Ждет ли верная жена?
5 – 22 июля 1920 Княжнино
«Туман и дожль. Тяжелый караван…»
Туман и дожль. Тяжелый караван
Лохматых туч влачится в небе мглистом.
Лесною гарью воздух горько пьян,
И сладость есть в дыхании смолистом,
И радость есть в уюте прочных стен,
И есть мечта, цветущая стихами.
Печальный час, и ты благословен
Любовью, сладкой памятью и снами.
24 июля 1920 Княжнино
«Узнаёшь в тумане зыбком…»
Узнаёшь в тумане зыбком
Всё, чем сердце жило прежде,
Возвращаешься к улыбкам
И к мечтательной надежде.
Кто-то в мочки пару серег,
Улыбаясь, продевает
Тихой песней призывает,
Посидеть на куче бревен,
Где тихонько плещут волны,
Поглядеть рыбачьи челны,
Рассказать, чем сердце жило,
Чем болело и горело,
И кого оно любило,
И чего оно хотело.
Так мечтаешь, хоть недолго,
О далекой, об отцветшей.
Имя сладостное Волга
Сходно с именем ушедшей.
Так утешны эти дали,
Эти бледные мерцанья,
Эти мглистые вуали.
24 июля 1920 Княжнино
«Когда я стану умирать…»
Когда я стану умирать,
И не проснется ли привычка
В бессильи силы собирать?
Не встанет ли передо мной
Меня от смерги откликая?
Не в первый раз рожденный, я
Смерть отклоню упрямой волей
И отойду от смертных болей
Еще послушать соловья,
30 июля 1920 Княжнино
«Знойно туманится день…»
Знойно туманится день,
Гарью от леса несет,
Тучи лиловая тень
Тихо над Волгой ползет.
Знойное буйство, продлись!
Чаша земная, курись
Неистощимостью чар!
Огненным зноем живу,
Пламенной песней горю,
Музыкой слова зову
Я бирюзу к янтарю.
Тлей и алей, синева,
В буйном кружении вьюг!
Я собираю слова,
1 августа 1920 Княжнино
«Туманы над Волгою милой…»
Туманы над Волгою милой
Не спорят с моею мечтой,
И всё, что, блистая, томило,
За мглистою никнет чертой.
Туманы над милою Волгой
В забвении тусклых болот
Пророчат мне счастья недолгий,
Но сладостно-ясный полет.
3 августа 1920 Княжнино
«Сквозь вещий сумрак настроений…»
Сквозь вещий сумрак настроений
Ко мне всегда приходишь ты,
И неизбежность повторений
Слагает те же все черты.
Одно и то же любим вечно,
Одна и та же все мечта,
Одним стремленьем бесконечно
Дyша живая занята,
И радость светлых вдохновений,
С земной сплетаяся мечтой,
Вливает яды настроений
3 августа 1920 Княжнино
Все усложни или упрость,
Словами правды иль обмана, —
И пожимянье тонких плеч,
Когда в мечтательную лодку
Тебя стремлюся я увлечь,
Чтобы, качаяся на влаге
Несуществующей волны,
Развивши паруса и флаги,
На остров плыть, где реют сны,
Бессмертно ясные навеки,
Где радость разовых кустов
Глубокие питают реки
Среди высоких берегов,
Где весело смеются лети,
Тела невинно обнажа,
Цветами украшая эти
Твои чертоги, госпожа.
2 сентября 1920 Бологое – Вишера. Вагон
Дон-Кихот
Бессмертною любовью любит
И не разлюбит только тот,
Кто страстью радости не губит,
Кто к звездам сердце вознесет,
Кто до могилы пламенеет, —
Один безумен Дон-Кихот.
Он видит грубую Альдонсу,
Но что ему звериный пот,
Который к благостному солнцу
Труды земные вознесет!
Пылая пламенем безмерным,
Один он любит сердцем верным,
Преображает в Дульцинею
Он деву будничных работ
И, преклоняясь перед нею.
Ей гимны сладкие поет.
Что юный жap любви мгновенной
Перед твоею неизменной
Любовью, старый Дон-Кихот!
26 октября 1920
«Всё выше поднимаюсь я…»
Всё выше поднимаюсь я,
Но та же все судьба моя,
И настроения все те же.
В земном томительном бреду
Ни сожаленья, ни пощады,
Но и за гробом не найду
Ни утешенья, ни награды.
Мне горький хлеб для жизни дан,
Я мукой огненной испытан,
Одна из многих обезьян,
И я моим Творцом не считан.
Я брошен и бешенство стихий
Песчинкою в горсти песчинок,
И дразнит, вызывает Змий
На безнадежный поединок,
Меня с другими л ком шипящий,
Швырнул с улыбкой ледяной
В котел блестящий и кипящий,
Да переплавлюсь я в огне
Жестоких и безумных пыток,
Да будет сладостен не мне,
Не нам готовимый напиток.
22 декабря 1920
Яро
