людей
И горько ненавидеть
И взрослых и детей.
8 июня 1895
«Покрыла зелень ряски…»
Покрыла зелень ряски
Я жду, что оживут
Осмеянные сказки:
Русалка приплывет,
Подымется, нагая,
Из сонной глади вод
И запоет, играя
Зеленою косой,
А в омуте глубоком
Сверкнет огромным оком
Но тихо дремлет ряска,
Вода не шелохнет, —
Прадедовская сказка
Вовек не оживет…
6 апреля 1889, 11 июля 1895
«Как бессвязный рассказ идиота…»
Как бессвязный рассказ идиота,
Надоедлива жизнь и темна.
Ожидаю напрасно чего-то, —
Безответна ее глубина.
Перепутаны странно дороги.
Предо мною в багряном бреду
Терема золотые, чертоги.
31 июля 1895
«В амфоре, ярко расцвеченной…»
В амфоре, ярко расцвеченной,
Неровен путь неосвещенный,
А в небесах уже темно, —
И напряженными глазами
Он зорко смотрит в полутьму,
Не пролилось на грудь ему.
Так я несу моих страданий
Давно наполненный фиал.
В нем лютый яд воспоминаний,
Таясь коварно, задремал.
Иду окольными путями
Вдали от всех, чтоб кто-нибудь
Неосторожными руками
Не пролил яда мне на грудь.
23 июля 1887, 9 мая 1893, 12 сентября 1895
«Нет, не одно только горе…»
Нет, не одно только горе, —
Есть же на свете
Алые розы, и зори,
И беззаботные дети.
Пусть в небесах догорают
Зори так скоро,
Пусть наши розы роняют
Скоро уборы,
Пусть омрачаются рано
Властию зла и обмана
Детские взоры, —
Розы, и зори, и дети
Будут на пасмурном свете.
24 сентября 1895
«Истомил меня пасмурный день…»
Извела одинокая скука.
Повторений томящих порука.
Впечатлений навязчивых сеть…
Разорвать бы постылые петли!
Не молитвой ли сердце согреть?
О веселых надеждах не спеть ли?
Но молитвы забыты давно,
И наскучили песни былые,
Да и думы – такие все злые!
19 ноября 1894, 5 октября 1895
«Словно бусы, сказки нижут…»
Словно бусы, сказки нижут,
Языком клевет не слижут,
Нацепили, и несешь.
Бубенцы к дурацкой шапке
Злых репейников охапки
Накидали, не стряхнешь.
Полетели отовсюду
Навалили камней груду,
А с дороги не свернешь.
Пo болоту-бездорожью
И барахтаешься с ложью,
Или в омут упадешь.
10 октября I895
«Шум и ропот жизни скудной…»
Шум и ропот жизни скудной
Ненавистны мне.
Сон мой трудный, непробудный
В мертвой тишине,
Ты взлелеян скучным шумом
Гордых городов,
Где моим заветным думам
Нeт надежных слов.
Так враждебен мне.
Долог сон мой, сон ленивый
В мертвой тишине.
26 октября 1895
«Покоряясь жажде странной…»
Покоряясь жажде странной,
Овладевши кучей книг,
Как тигрица на добычу,
Ты набросилась на них.
Не учись по этим книгам,
Что лежат перед тобой, —
Лицемеры их писали,
Вознесенные толпой.
Что прилично, что обычно,
Что вошло уже в закон,
Малодушно посвящен.
А тому, что в темном сердце
Подымает бунт страстей,
Не могли они ответить
Речью косною своей.
6 декабря 1895
«Хорошо бы стать рыбачкой…»
Хорошо бы стать рыбачкой,
Смелой, сильной и простой,
С необутыми ногами,
С непокрытой головой.
Чтоб в ладье меня качала б
Говорливая волна,
И в глаза мои глядели б
На прибрежные каменья
Выходила б я боса,
И по ветру черным флагом
Развевалась бы коса.
6 декабря 1895
«Приучив себя к мечтаньям…»
Приучив себя к мечтаньям,
Неживым очарованьям
Душу слабую отдав,
Жизнью занят я минутно,
Равнодушно и попутно,
Как вдыхают запах трав,
Шелестящих под ногами
В полуночной тишине,
Отвечающей луне
Утомительными снами
И тревожными мечтами.
7 декабря 1895
«Мне страшный сон приснился…»
Мне страшный сон приснился,
Как будто я опять
На землю появился
И начал возрастать,
И повторился снова
От детства голубого
До старости седой:
Я плакал и смеялся,
Играл и тосковал,
Бессильно порывался,
Беспомощно искал…
Мечтою облелеян,
Желал высоких дел, —
И, братьями осмеян,
В страданиях усладу
Нашел я кое-как,
И мил больному взгляду
Стал замогильный мрак,
И, кончив путь далекий,
Я начал умирать, —
И слышу суд жестокий:
«Восстань, живи опять!»
12 декабря l895
«Кинул землю он родную…»
Кинул землю он родную
И с женой не распрощался.
Из одной земли в другую
Долго молодец шатался.
Наконец в земле литовской
Счастье парню привалило
И удачей молодцовской
Вдосталь наделило.
Был он конюхом сначала,
Полюбился королеве,
И она его ласкала, —
А потом повис на древе,
Потому что проследили,
Донесли и уличили!
Королеву заточили,
Парня в петле удавили
Под ее окном с решеткой.
7 января 1896
«Нa гулких улицах столицы…»
Нa гулких улицах столицы
Трепещут крылья робкиих птиц,
И развернулись вереницы
Угрюмых и печальных лиц.
Пол яркой маской злого света
Блестит торжественно глазет.
Идет, вся в черное одета,
Жена за тем, кого уж нет.
Мальчишки с песнею печальной
Бредут в томительную даль
Пред колесницей погребальной,
Но им покойника не жаль,
28 – 29 января 1896
«Вдали, над затравленным зверем…»
Вдали, над затравленным зверем,
Звенит, словно золотом, рог.
Не скучен боярыне терем,
И взор ее нежен и строг.
Звенит над убитым оленем,
Гремит торжествующий рог.
Коса развилась по коленям,
И взор и призывен, и строг.
Боярин стоит над добычей,
И рог сладкозвучен ему.
О, сладкие сны в терему!
Но где же, боярин, твой кречет?
Он речи лукавые мечет,
Целуясь с твоею женой.
1 – 2 февраля 1896
«Расцветайте, расцветающие…»
Расцветайте, расцветающие,
Увядайте, увядающие,
Догорай, объятое огнем, —
Мы спокойны, не желающие,
Лучших дней не ожидающие,
Жизнь и смерть равно встречающие
С отуманенным лицом.
25 февраля 1896
«Дорогой скучно-длинною…»
Дорогой скучно-длинною,
Безрадостно-пустынною,
Она меня вела,
Печалями изранила,
И разум отуманила,
И волю отняла.
Послушен ей, медлительной,
На путь мой утомительный
Не жалуясь, молчу.
Найти дороги горные,
Веселые, просторные,
И сам я не хочу.
Глаза мои дремотные
В виденья мимолетные
Безумно влюблены.
Несут мои мечтания
Святые предвещания
Великой тишины.
9 – 10 марта 1896
«Вывески цветные…»
Вывески цветные,
Буквы золотые,
Солнцем залитые,
Магазинов ряд
С бойкою продажей,
Грохот экипажей, —
Город солнцу рад.
Но в толпе шумливой,
Гордой и счастливой,
Вижу я стыдливой,
Робкой нищеты
Скорбные приметы:
Грубые предметы,
Темные черты.
18 марта 1896
«Имена твои не ложны…»
Имена твои не ложны,
Беспечальны, бестревожны, —
Велика их глубина.
Их немолчный, темный шепот,
Предвещательный их ропот
Имена твержу, и знаю,
Что в ином еще живу,
Бесполезно вспоминаю
И напрасно я зову.
Не жалела, но щадила,
Не желала, но звала,
Грустно взоры опускала,
Трав каких-то все искала,
Находила и рвала.
На меня тяжелый взор
И мечтать не позволяла
Про победу и позор.
Имена твои все знаю,
Ими день я начинаю
И в толпе людской немею,
И смущен их тишиной.
19 марта 1896
«Грустные взоры склоняя…»
Грустные взоры склоняя,
Светлые слезы роняя,
Ты предо мною стоишь.
Только б рыданья молчали, —
Злые лобзанья печали
Ты от толпы утаишь.
Впалые щеки так бледны.
Вешние ль грозы бесследны,
Летний ли тягостен зной,
Или на грех ты дерзаешь, —
Сердце мое ты терзаешь
Смертной своей белизной.
20 марта 1896
«Запах асфальта и грохот колес…»
Запах асфальта и грохот колес,
Стены, каменья и плиты…
О, если б ветер внезапно донес
Шелест прибрежной ракиты!
Грохот на камнях и ропот в толпе, —
О, если б вдруг на далекой тропе
С милою мне очутиться!
Ясные очи младенческих дум
Сердцу открыли бы много.
О, этот грохот, и ропот, и и шум —
Пыльная, злая дорога!
21 – 30 марта 1896
«Одиночество – общий удел…»
Одиночество – общий удел,
Да не всякий его сознает, —
И оно тебе ад создает.
И не рад ты, и рад ты ему,
Но с броской безутешной твоей
Никогда не пойдешь ни к кому —
И чего б ты просил у людей?
Никому не завидовал ты,
Пожелать ничего ты не мог,
И тебя увлекают мечты
На просторы пустынных дорог.
18 апреля 1896
«Царевной мудрой Ариадной…»
Царевной мудрой Ариадной
Царевич доблестный Тезей
Спасен от смерти безотрадной
Среди запутанных путей:
К его одежде привязала
Она спасительную нить, —
Но не могла его пленить,
И, победитель Минотавра,
Тезей к венцу из роз и лавра
Прямые, верные пути.
А я – в тиши, во тьме блуждаю,
И в Лабиринте изнемог,
И уж давно не понимаю
Моих обманчивых дорог.
Все жду томительно: устанет
Хоть перед смертью мне протянет
Путеводительную нить, —
И вновь я выйду на свободу,
Под небом ясным умереть
И, умирая, на природу
Глазами ясными смотреть.
17 марта – 27 апреля 1896
«Изменил я тебе, неземная…»
Изменил я тебе, неземная, —
Я земную жену полюбил.
Обагрился закат, догорая,
Ароматами нежными мая
Под коварным сиреневым цветом,
Улыбаясь и взоры клоня,
Та, земная, пленила меня
Непорочно-лукавым приветом.
Я, невеста, тебе изменил,
Очарованный девой телесной.
О, закрой меня ризой небесной
От земных распаляющих сил!
14 мая 1896
«В тишине бездыханной ночной…»
В тишине бездыханной ночной
Ты стоишь у меня за спиной,
Я не слышу движений твоих,
Как могила, ты темен и тих.
Оглянуться не смею назад,
И на мне твой томительный взгляд,
И как ночь раскрывает цветы,
Что цветут для одной темноты,
Так и ты раскрываешь во мне
Все, что чутко живет в тишине, —
И вошел я в обитель твою,
И в кругу чародейнам стою.
28 мая 1896
«Не понять мне, откуда, зачем…»
И чего он томительно ждет.
Предо мною он грустен и нем,
И всю ночь напролет
Он вокруг меня чем-то чертит
На полу чародейный узор,
И куреньем каким-то дымит,
И туманит мой взор.
Опускаю глаза перед ним,
Отдаюсь чародейству и сну,
Голубую страну.
Он приникнет ко мне и ведет,
И улыбка на мертвых губах, —
И блуждаю всю ночь напролет
На пустынных путях.
Рассказать не могу никому,
Что увижу, услышу я там, —
Не припомню и сам.
Оттого так мучительны мне
Что меня в голубой тишине
Волхвования ждут.
29 мая 1896
«Грозные невзгоды…»
Грозные невзгоды,
Темная вражда.
Быстро мчатся годы.
За бедой беда.
Утешаться, верить,
Стоит жить!
Дни идут. Все то же,
Перемены нет.
Думы злее, строже.
Медленно трудиться,
Угождать, служить,
Унижаться, биться.
Стоит жить!
6 июня 1896
В одежде пыльной пилигрима,
Обет свершая, он идет,
То шаг назад, то два вперед,
И, чередуясь мерно, дали
Встают все новые пред ним,
Неистощимы, как печали, —
И все далек Ерусалим…
В путях томительной печали
Стремится вечно род людской
В недосягаемые дали
И создает неутомимо
И все далек от пилигрима
Его святой Ерусалим.
7 – 12 июня l896
«На песке прихотливых дорог…»
На песке прихотливых дорог
От зари догорающей свет
Озарил, расцветил чьих-то ног
Может быть,здесь она проходила,
Оставляя следы на песке,
На руке.
Поднимая раскрытую руку,
Далеко за мечтой унеслась
И далекому, тайному звуку
Отдалась.
Тосковали на нежной ладони
Молодой, по жестокой руки
По своей ароматной короне
Лепестки…
Молодою и чуждой печалью
Не могу я души оживить
И того, что похищено далью,
Для меня обаяния нет.
Что могу на земле различать?
Только след.
1 – 2 июлля 1896
«Не люблю, не оболыщаюсь…»
Не люблю, не оболыщаюсь,
Не привязываюсь к ним,
К этим ropько-преходящим
Наслаждениям земным.
Как ребенок, развлекаюсь,
Мимолетною игрой,
И доволен настоящим —
Полднем радостным и тьмой.
3 июля 1896
«Не нашел я дороги…»
Не нашел я дороги,
И в дремучем лесу
Все былые тревоги
Осторожно несу.
Все мечты успокоя,
Беспечален и нем,
Я заснувшего зоя
Не тревожу ничем.
Избавление чую,
Но путей не ищу, —
Ни о чем не тоскую,
Ни на что не ропщу.
3 – 4 июля 1896
«Короткая радость сгорела…»
Короткая радость сгорела,
И снова я грустен и нищ,
И снова блуждаю без дела
У чуждых и темных жилищ.
Я пыл вдохновенья ночного
Больною душой ощущал,
Виденья из мира иного
Я светлым восторгом встречал.
Но краткая радость сгорела,
Опять я скитаюсь без дела
По жесткой его мостовой.
7 июля 1896
«Под одеждою руки скрывая…»
Под одеждою руки скрывая,
Как спартанский обычай велит,
И смиренно глаза опуская,
На минуту вопросом случайным
Задержали его старики, —
И сжимает он что-то потайным,
Но могучим движеньем руки.
Он лисицу украл у кого-то,
Но у смелого только забота —
Стариков, как и всех, обмануть.
Удалось! Он добычу уносит,
Он от старцев идет не спеша, —
И живую лисицу он бросит
Под намет своего шалаша.
Проходя перед злою толпою,
Я сурово печаль утаю,
Равнодушием внешним укрою
Ото всех я кручину мою, —
И пускай она сердце мне гложет,
И пускай ее трудно скрывать,
Но из глаз моих злая не сможет
Унизительных слез исторгать.
Я победу над ней торжествую
И уйти от людей не спешу, —
Я печаль мою злую, живую
Принесу к моему шалашу,
И под темным наметом я сброшу,
Совершив утомительный путь,
