каких еще никто не писал.
Катя. О, такую скучную? (Смеется.)
Михаил. Ах ты, стрекоза!
Катя (напевает). Стрекоза, стрекоза, коза, коза! Стрекоза, рикоза, коза, аза! (Кружится по террасе, легкая и веселая, и потом садится рядом с Михаилом и обнимает его.)
Михаил. Как хорошо нам будет вместе с тобою, Катя! Я буду работать. Я буду строить — мосты, дороги, высокие башни. Из железа, камня и стали я буду строить, как не строили раньше. Новая красота будет в том, что я построю, — красота линий, таких легких и таких простых. Очарование взоров повиснет на паутине стальных канатов, и люди прославят имя мое, и я приду к тебе увенчанный и славный, — потому что все это я сделаю для тебя, сильный силою моей любви к тебе. Только моим ремеслом будет все это, что я построю из камня, железа и стали, — а призванием моим будет вместе с тобою строить жизнь новую, счастливую, свободную, не такую, как эта. Легкую жизнь и простую, как мост, повисший над бездною на паутине стальных канатов.
Катя (с восторгом). Жизнь новую, счастливую, свободную? О, и я буду строить ее с тобою вместе! Как хорошо ты говоришь, Михаил! Да, это — правда, жизнь надо строить, как строят дома и храмы.
Михаил (взволнованно ходит по террасе, потом останавливается перед Катею и говорит). По закону, мы уже могли бы повенчаться.
Катя (грустно). Они смеются.
Михаил. Катя, ты еще поговори со своими родителями…
Катя. Говорила.
Михаил (продолжает)’. И как только я поступлю в институт, так мы и повенчаемся.
Катя. Говорила. Они только смеются. Да ведь и твои родители против.
Они оба грустны. Проходит краткий миг печального молчания.
Михаил (задумчиво смотрит на аллеи сада и говорит). Сегодня я сам скажу. Будь что будет. А если откажут, мы умрем. Да?
Катя (отвечает ему тихо). Да. А ты принес яд?
Михаил. Да, принес.
Катя (боязливо и задумчиво). Мне кажется, что я никогда не умру.
Михаил. Нет, уж, верно, придется нам умереть.
Катя. Скорее умру, чем тебя разлюблю. А он хорошо действует, твой яд?
Михаил. Действует моментально. Не успеешь проглотить, и уже готово.
Катя. О! Это нехорошо!
Михаил. А ты бы хотела долго мучиться?
Катя. А вдруг они увидят, что мы умираем, и раскаются и согласятся? Тогда можно принять противоядие и живо-живо повенчаться, чтобы они и опомниться не успели. А если моментально, так это неудобно.
Михаил. Одно из двух — или умирать, так уж серьезно, или так только, слова говорить.
Катя молча плачет.
Михаил. Что же ты плачешь?
Катя молчит.
Михаил (ревниво). Тебе жалко расстаться с Суховым?
Катя. Миша, ты на меня не сердись. Ведь умирать-то всякому страшно, так как же не поплакать!
Катя плачет. Михаилу жалко ее. Утешает, лаская тихо и молча.
VIII
Внезапно входит Рогачева. Михаил вздрагивает, вскакивает, отходит от Кати, задевает за стул и роняет его.
Рогачева. Миша, у вас невозможные манеры.
Михаил. Я не очень об этом сожалею. Я не готовлюсь быть светским шаркуном, как этот развязный и глуповатый Сухов.
Рогачева (неприязненно). Кем же вы хотите быть? Охотником в американских прериях? Как у Майн-Рида или у Купера?
Михаил (сухо). Нет, я просто хочу быть полезным и дорогим работником. Я буду инженером.
Рогачева. Ну, что ж, это выгодно. Только до этого вам еще далеко. Учиться много надо. А Сухов наверное будет предводителем дворянства. Он очень милый, и вам не следует бранить его.
IX
Входит Рогачев. Он смотрит на Мишу с притворным выражением удивления и говорит:
— А я думал, Миша, что уж вы ушли.
Михаил. Мне надо с вами поговорить.
Рогачев. Послушаем.
Садится и закуривает папиросу. Вид у него легкомысленный и веселый.
Михаил. Я люблю Катю.
Рогачев. Утешил!
Катя (решительно). И я люблю Михаила.
Рогачева (укоризненно). Очень хорошо, нечего сказать! Есть чем похвастаться!
Рогачев. А сколько вам лет, Миша?
Михаил. Восемнадцать. Я, правда, еще очень молод. Но это ничего не значит. Я уже и теперь зарабатываю уроками. Через год я буду студентом. Студенты многие женатые. Одним словом, я прошу Катиной руки. Мы подождем год, и когда я буду студентом, мы повенчаемся.
Рогачева. Восхитительно!
Рогачев и Рогачева смеются.
Рогачев. Ромео и Юлия, трогательная драма!
Рогачева. Вы, Миша, доучитесь сначала, а уж потом думайте о таких глупостях. Вы еще мальчик и ничего не имеете.
Михаил. Я люблю Катю и не могу без нее жить.
Рогачева. Она еще совсем девочка, и вам не следует кружить ей голову. А тебе, Катя, стыдно!
Катя. А тебе, мама, не стыдно было, когда ты полюбила папу?
Рогачева. Так ведь мне тогда не шестнадцать лет было!
Михаил. Значит, вы мне отказываете?
Рогачев. А вы что думали? И вы уж лучше бы к нам не ходили. Хорошего мало.
Катя. А три рубля у него взяли!
Рогачева (строго). Катя, не говори глупостей! Его деньги не пропадут. Ну, пойдем, Константин Федорович. С ним нечего разговаривать, надо сказать его родителям.
Рогачев и Рогачева уходят.
X
Катя и Михаил смущенно смотрят друг на друга. Заря пылает на небе и бросает пламенеющий отсвет на их смущенные лица.
Катя (растерянно). Ну вот, кончено. Что же нам теперь делать? Да уж, видно, одно остается.
Из-за сцены слышен голос Чернецова:
— Михаил здесь?
XI
Входят Чернецов и Чернецова.
Чернецов — земский врач. Ростом мал. Худощавый и весь серенький. Его крылатка слишком широка. В руках у него толстая суковатая палка. Он носит синие очки. Курит очень много. Угрюм, вдумчив и принципиален. Любит играть в шахматы. Веселенькие стишки, которые он любит цитировать, странно противоречат угрюмости его лица. Говорит низким голосом, а стихи читает искусственным басом.
Чернецова — тоже, как и муж, мала и суха. Волосы, уже начинающие седеть, у нее острижены довольно коротко и вьются. Она носит светло-синие очки. Курит еще больше, чем муж, и еще принципиальнее его. Одета всегда в черное. На голове — канотьерка с черною лентою. Смотрит серьезно и вдумчиво, и когда она слушает кого-нибудь молча, то кажется, что она не одобряет того, что слышит. Катя и Михаил смущенно молчат.
Чернецов. Ну вот и я. Здравствуйте, Катя. Ваш папа дома?
Катя. Здравствуйте, Алексей Иванович. Папа дома. Здравствуйте, Мария Петровна.
Чернецова. Мой Алексей Иваныч дня без шахматов прожить не может.
Чернецов.
Жар свалил, повеяла прохлада.
Длинный день покончил ряд забот,
По дворам давно загнали стадо,
И косцы вернулися с работ.
Чернецова. Я удивляюсь, Алексей Иваныч, что ты так любишь цитировать буржуазные стишонки. Точно ты не знаешь настоящих, хороших стихов.
Чернецов. Иду я сегодня утром мимо речки и вижу очень живописную картину: Екатерина Константиновна, приподнявши юбочки, переходит речку вброд. Коленки открытые, на лице блаженство, в руке большой букет цветов, и вообще очень живописно.
Чернецова. Алексей Иванович, ты должен был отвернуться.
Чернецов. Принципиально ты права. Я и отвернулся. Сначала я думал, что это — глупенькая Лилит. Гляжу, — а это наша умненькая Катя.
Катя убегает, смеясь.
XII
Чернецова. А ты, Михаил, все с Катею?
Михаил. Я ее люблю.
Чернецов. Напрасно. Ты — мальчик умный, а она — девочка пустенькая, малоразвитая и буржуазная.
Михаил. Она — прелесть и один восторг! И какая же она буржуазка! Она не похожа на кисейную барышню, и из нее выйдет хорошая пролетарка.
Чернецов. Из чего ты это заключаешь?
Михаил. Да вот, например, она босая все лето ходит.
Чернецов. Ты, Михаил, очень наивен.
Иль кончик ножки белой
Нечаянно узреть.
Михаил. Она посмотрит, — и все словно радуется. Да нет, вы не можете этого понять.
Чернецов. Где уж нам!
О мечтатель! Наслаждайся
Блеском красоты,
Но остерегайся
Углекислоты.
Михаил. Почему же углекислота?
Чернецов. Да уж так написано. Из песни слова не выкинешь.
Михаил. Я ее люблю.
Чернецов. Углекислоту? Напрасно.
Михаил. Я люблю Катю.
XIII
Катя возвращается и несет цветы в двух зеленых вазах из обожженной глины.
Чернецова. Откуда у вас эти цветы? У вас таких, кажется, не было.
Катя. Я стащила у Луногорских.
Чернецова. Стащили! Разве это можно?
Катя. Ну, они не рассердятся.
Чернецова. А вы признаете частную собственность на продукты труда?
Катя. Да ведь и вы, Мария Петровна, против частной собственности. Ведь вы — марксистка.
Чернецова. Я отрицаю частную собственность только на орудия производства, а не на продукты труда.
Катя. Все равно.
Чернецова. Далеко не все равно.
Чернецов.
Ходит птичка весело
По тропинке бедствий,
Не предвидя от сего
Никаких последствий.
Чернецова. Меня возмущает эта беспринципность.
Катя. Луногорские очень богаты. Что им сколько-нибудь цветочков!
Чернецова. Легкомыслие и полнейшая беспринципность. И зачем вы всегда заставляете Михаила быть с вами?
Катя. Он сам.
Михаил. Я сам.
Чернецова. Видите, как он повторяет ваши слова.
Катя. У него и своих слов много.
Чернецова. Он еще совсем мальчик, и вы напрасно кокетничаете с ним.
Катя (с реверансом). Я еще тоже девочка. Мне где же еще кокетничать! Я едва умею лепетать.
Чернецова. Вы, Катя, ужасно легкомысленны, и в вашем возрасте это даже странно. Можно не удивляться вашей беспринципности — это не от вас зависит, — но такое легкомыслие!
Катя (делает реверанс и уходит через сад. Проходя за куртинами, говорит, как цыплят скликая). Принцип, цып, цып, цып!
Михаил. Катя, что ты делаешь?
Катя. Мои принципы зову, — может быть, они найдутся. Цып, цып, цып, принцип! Цып, цып, цып! (Приплясывая и напевая эти слова, убегает в глубину сада.)
Чернецова. Она плохо воспитана.
Михаил. Мама, я с тобою не согласен. Воспитана-то она неплохо, только совсем не по-нашему.
XIV
Из дому выходят Рогачевы. Здороваются с Чернецовыми. Слышны обычные фразы приветствий:
— Здравствуйте, Мария Петровна. — …Клавдия Григорьевна. — …Алексей Иваныч. — …Константин Федорович. — Как поживаете? — Как ваше здоровье? — Благодарю вас, ничего. — Отлично, благодарю вас. — Что новенького? — Ну, что у нас может случится нового?
XV
Возвращается и Катя. Улучив минуту, когда старшие, занятые обрядом приветствий, на них не смотрят, Михаил и Катя торопливо целуются. Эти беглые поцелуи особенно заманчивы для них, потому что в них есть элемент опасности. Теперь, когда родители Михаила и Кати сошлись вместе, ясно выступает разница между этими двумя по-разному интеллигентными семьями — семьею помещиков и семьею интеллигентных пролетариев. Все легко и даже легкомысленно у Рогачевых, все тяжеловесно, даже веселость, у Чернецовых.
Рогачева (язвительно). Покорно вас благодарю, Мария Петровна.
Чернецова. За что же это?
Рогачева. За сынка.
Рогачев. Ваш сынок обнаруживает легкомысленные поступки.
Чернецов. Это прискорбно. А в чем дело?
Рогачев. Да вот, молодой человек просит руки нашей Кати.
Чернецовы и Рогачевы смеются и укоризненно смотрят на Михаила и Катю. Говорят все вместе.
Чернецов. Принципиально я против ранних браков.
Чернецова. Вы меня простите, Клавдия Григорьевна, я вас уважаю, но я думаю, что моему сыну надо искать невесту из пролетарской семьи.
Рогачева. Семья тут ни при чем, Мария Петровна.
Рогачев. У него ни кола ни двора, — вы меня извините, Алексей Иванович, — а за нею что? Земля заложена и перезаложена.
Рогачева. Нынче уж нет детей. Такой мальчик — и вдруг! Извольте радоваться!
Чернецова. Совсем еще девочка — и вдруг!
Рогачев (примирительно). Это — детское. Не стоит об этом спорить. Сыграемте лучше в шахматы, Алексей Иванович.
XVI
Смеясь и разговаривая все вместе, Рогачевы
