у калитки.
Человек земли. Уж и не думал я добраться до жилья. Надеюсь, здесь обитают добрые люди и не прогонят меня опять на эти мрачные тропы над безднами.
Она. Войдите, милости просим. Мы рады гостю.
Он. Войдите, будьте здесь как дома.
Человек земли. Простите, моя одежда в пыли, и я сам…
Он. Сейчас вас проводят.
Делает знак Слуге, который уводит Человека земли в дом. Собака выражает беспокойство.
Она. Пришел зачем-то. Как досадно! Надо говорить с ним, — не быть только с тобою.
Он. У него энергичное лицо охотника или дельца. Там, в городе, мы нередко встречали таких людей, как он. Странно, что он пришел к нам. Что ему здесь может быть надобно?
Она. Он, должно быть, проголодался. Но у нас нет ничего, кроме той пары голубей. Пойду посмотрю, что можно сделать. (Уходит напевая.)
Он. Как странно! Как странно! Везде люди найдут. Что манит на эти высоты — мудрость или красота?
Собака ласкается к нему и смотрит так выразительно, что ему кажется, что он понимает ее.
Он. Верный друг, отчего ты так беспокоен? Ты озабочен тем, кто пришел к нам? Да. Ты не понимаешь, чего он здесь ищет? Нет, ты знаешь, зачем он сюда пришел? Ты думаешь, что его приход повлечет что-нибудь злое? Полно, друг мой, не бойся, — нам здесь бояться нечего. Ни людей, ни судьбы не боится тот, кто ушел от людей на эти высокие горы. Нет, ты думаешь, что его надобно бояться? Но что же он может сделать нам? Ведь он скоро уйдет. Или ты думаешь, что он не уйдет?
Он сидит в глубокой задумчивости, говорит порою отрывочные слова.
Встает, и лицо его светлое. Почти одновременно возвращаются Она и Человек земли.
Он. Дорогой наш гость, как сумели вы в этих неприветливых для чужого горах найти наш дом? Давно уже к нам никто не приходил.
Человек земли. Там, внизу, пройдет скоро железная дорога. Мы осматриваем местность. Дикий край, — но как он оживет, когда здесь будет железная дорога!
Она (тревожно). Здесь? Железная дорога?
Человек земли. О, конечно, далеко внизу. Ваше уединение останется ненарушенным. Нынче утром я вышел прогуляться в горы и незаметно для себя поднимался все выше и выше. Я никак не мог найти удобного спуска вниз. И вот уже ночь. Не правда ли, как странно!
Она. Вы у нас отдохнете, переночуете. Потом наш слуга покажет вам дорогу.
Он. Да, удобный спуск вниз не так-то легко найти. На эти высоты трудно подниматься, но кто уже раз поднялся, тому так же трудно спуститься.
Человек земли. Трудно найти дорогу, но спускаться, — не думаю, что трудно. Там, внизу, так много такого, что зовет к себе, что спускаться будет нетрудно. Мне, по крайней мере. Мне так радостно смотреть на эти места, в которые мы внесем культуру.
Он отходит в сторону и во время последующего разговора незаметно уходит в дом. Луна бледнеет, ночь приближается к концу. Слышны отдаленные звуки пастушеской свирели, возвещающей приближение рассвета.
Она (с выражением невольного и страстного любопытства). Вы оттуда? Оттуда, с земли?
Человек земли. Да, из большого города. Мои друзья остались внизу, в долине, а меня повлекло на вершину. Как будто казалось, что здесь можно найти отдых на несколько часов или дней. Мы там так много работаем, что иногда нам хочется уйти. Конечно, скоро этот отдых нам надоедает, и опять тянет к привычным трудам и заботам.
Она. Расскажите мне, что нового там у вас. Все так же, как и прежде, — ссорятся, завидуют, ненавидят друг друга? Не научились ли люди чему-нибудь новому, прекрасному?
Человек земли. Да, научились кое-чему. Научились летать.
Она. Как! Неужели люди летают? Какие же у них крылья? Как это должно быть красиво! Расскажите мне об этом, расскажите! И обо всем, обо всем!
Человек земли. Да, я расскажу вам о крыльях и о многом еще прекрасном, что придумали мы там, на земле. Ведь мы всё на земле хотим изменить и переделать самое лицо нашей планеты.
Она. Как это хорошо! Он говорит то же! Только другими средствами…
Человек земли. Но неужели сама земля с ее шумом, волнением, со всеми ее радостями и даже с ее огорчениями не манит вас к себе? Неужели вы не хотели бы видеть, как жители городов побеждают дикую природу?
Она. Все это, что вы говорите, так интересно! Но он любит уединение. Он может работать только здесь.
Человек земли. Почему?
Она. Люди не понимают его и оскорбляют.
Человек земли. Люди поймут все, что для них полезно.
Она. Его учение говорит не о том, чем теперь заняты люди. Он к ним не пойдет.
Человек земли. Он! Ну, а вы-то? Разве вы не можете хоть иногда прийти в город?
Она. Если бы я уходила от него по временам, то это, я думаю, очень развлекало бы его и мешало бы ему работать. Он беспокоился бы обо мне. Он говорит, что мое присутствие помогает ему познавать и ощущать истину.
Человек земли. Вы говорите только о нем. Все здесь для него. А что же для вас? Вы молоды и прекрасны, — разве не хотите вы наслаждаться всеми благами жизни, как наслаждаются другие молодые и красивые женщины? И еще многие из них не так прекрасны, как вы.
Она. Моя красота радует его, такого мудрого и великого, — разве этого для меня мало?
Человек земли. А вы сами не хотите радоваться? Разве вы не любите веселья?
Она. Мне и здесь хорошо. Правда, уверяю вас, я вполне довольна моею жизнью здесь. Я полюбила эти горы, я отвыкла от иной жизни. Здесь так хорошо, спокойно, красиво.
Человек земли. Что в этой дикой пустыне может быть красиво?
Она. Эти горы, небо, закаты и восходы, этот вечный снег на горах, эта далекая свирель пастуха.
Человек земли. И так целые дни, месяцы, годы! Вы всегда одни, одни! Среди этих холодных камней! И давно вы здесь?
Она. Но ведь мы вдвоем, — это не то, что одни. Быть вдвоем с любимым — такое счастье!
Человек земли (повторяет свой вопрос). И давно?
Она. Уже целых шесть лет.
Человек земли. Шесть лет! На шесть лет были вы моложе, когда пришли сюда, — и где же эти годы? Что они вам дали? Чем вы их вспомните?
Она (смущенно). Я была с ним счастлива.
Человек земли. Он был счастлив, а вы? Шесть раз уже весна заставала вас здесь, среди этих угрюмых скал, среди этой вечной, гнетущей тишины, без единого звука радости, без живой жизни! Да, правду говорят, что ко всему можно привыкнуть, — вот, можно привыкнуть даже и к этому ужасному молчанию гор.
Она. Молчание гор! Какое же молчание? Вот свирель слышна. Как сладко дрожат в тихом воздухе ее нежные звуки!
Человек земли. Свирель! Да, эти звуки очаровательны. Но знаете ли вы, о чем поет свирель?
Она. О чем?
Человек земли. Она поет о любви.
Она. О, да, о любви.
Человек земли. О любви человека к своей земле и к своей любви, о том, что человек приходит за любовью, а не любовь за человеком. Человек приходит к любви, ну, хоть бы вот так, как я к вам пришел.
Она. Нет, не будем об этом говорить.
Человек земли. Почему не говорить? Нас, горожан, упрекают в том, что мы будто бы неискренни. В пустыню бегут не только от городского шума, но и от городской лжи. Ведь и он, ваш повелитель, удалился сюда от этой лживости, не правда ли?
Она. Да, конечно.
Человек земли. Отчего же вы не хотите позволить мне говорить с вами искренно и откровенно? Разве этот торжественный час всемирной тишины не зовет вас открыть душу тому, кто готов и свою открыть? Поверьте, мы, горожане, очень чутки к этим минутам всемирного молчания.
Она. Вы, кажется, думаете, что и я в душе горожанка.
Человек земли. Вот именно это.
Она. Но вы очень ошибаетесь. Я не люблю города.
Человек земли. Так вам кажется.
Она. Правда, я люблю тишину, природу.
Человек земли. Мы все любим природу, но зачем же уходить от людей? Меня не удивляет, что он, уже усталый от деятельной жизни, ушел сюда мечтать и работать в тишине над тем, что никого не интересует у нас на земле, ведь мы живем в мире великих практических достижений. Но вы, такая молодая, такая прекрасная, вся полная сил. Вы жаждете иной жизни. Вы тоскуете здесь!
Она. Что вы говорите!
Человек земли. Зачем вы здесь?
Она. Откуда вы все это можете знать? Почему вы думаете, что я тоскую? Ведь это же неверно!
Человек земли. Я прочел это в ваших глазах. Мы, горожане, словам не верим. Мы привыкли читать мысли в глазах, в движениях губ. И потому скрывать свои мысли, — это уже у нас не принято, — бесполезно и потому даже смешно.
Она. И все-таки вы ошибаетесь, когда так думаете обо мне. Но что говорить обо мне! Смотрите, какая дивная ночь!
Человек земли. В такую ночь очень хорошо на берегу моря. Но и здесь ночь очаровательна.
Она. Смотрите, как никнет побледневшая луна. Слышите? Опять свирель.
Человек земли. Этот мальчуган умеет сливать свою душу с воплями своей свирели. Хорошо, правда, очень хорошо. А вокруг нас, — как тихо, как прекрасно! Словно мы одни на всем земном пространстве, словно заворожены этою ночью, этою тишиною. Отчего вы так вздрогнули? Вам холодно?
Она (тихо). Нет.
Человек земли. Отчего же вы так побледнели?
Она. Какая тоска в моем сердце! Отчего она, эта тоска, — вы не знаете?
Человек земли. Знаю и радуюсь.
Она. Тоске моей рады? Вы шутите, — вы не злой, у вас такой мягкий и глубокий голос.
Человек земли. Я радуюсь потому, что ваша тоска — призывный голос жизни. Это жизнь зовет вас. Слышите вы голоса земной, жаркой жизни?
Она. Как сердце у меня бьется! Эти голоса, о которых вы говорите, — они поют в моем сердце, они зовут меня.
Человек земли. В свете этой луны вы так прекрасны!
Она. Зачем вы говорите это? И я, — зачем я вас слушаю? В этом есть что-то недолжное.
Человек земли. Я восхищаюсь вашею преданностью и покорностью. Ваша преданность ему так трогательна и красива, но она вне жизни, она против нашей живой жизни, а этой жизни на земле все служит. Все должно ей служить.
Собака пробегает встревоженная — чует недоброе.
Где-то на верху дома стукнуло окно. В глубине сцены проходит Слуга.
Она. Пойдемте в дом, — наш слуга делает мне знак, что ужин готов. К сожалению, сегодня я могу угостить вас только дикими голубями. Ничего другого в нашем доме сегодня нет. Там, внизу, вы, верно, не привыкли к таким лакомствам, как пара диких голубей.
Человек земли (глядя на нее
