Какие мы сердитые… (Берет Кирилла за руку, дружески.) Полноте, дружок, ведь так все было славно, — зачем это? (Смеясь.) Мы всегда влюбленным гимназистам говаривали: «Скушайте конфетку, и все пройдет»…
Кирилл (мрачно). Я не гимназист, Римма Николаевна, и конфетками вам меня кормить не придется… Вы меня совсем не знаете… (Взволнованно.) Я — человек прямой, цельный, — в жизни у меня не было никаких… авантюр… Я никогда не любил… (Порывисто.) Римма Николаевна, я буду вашим рабом, буду целовать следы ваших ног, — возьмите меня таким, какой я есть…
Римма (как бы изумленно). Ну вот, ну вот, голубчик, зачем все это…
Кирилл (в том же тоне). Зачем же вы меня мучили, зачем все лето вы были со мной так ласковы, так милы, так очаровательны… Я теперь всю жизнь… (Наклоняется, хочет скрыть слезы.)
Римма (растроганно). Ай-ай-ай… Бова-Королевич… и плачет… Полно, полно, дружок… (Шутливо смахивает ему слезы своим платком.) А то и я заплачу… Сейчас сюда все придут… Вот — сюрприз для Мэриного рождения… Ну, я прошу моего милого рыцаря… (Нежно гладит ему лоб и волосы.) Сегодня не надо… А после — мы поговорим… (Напевает.) «Ты — дитя, жизнь еще не успела…»
Кирилл (смахнул слезы и стоит перед нею смущенный и взволнованный). Простите, ради Бога… Первый раз в жизни у меня слезы… Я не имел права… (Целует ей руку.) Мне не в чем вас винить… Вы — чудная, прекрасная, единственная… Я сам вообразил…
Римма (хочет переменить разговор). Давайте скорее сделаем букеты. Один для Мэри, другой для Гавриила Алексеевича. (Напевает.) «В том саду, где цвели хризантемы…» Как вы думаете, — он не рассердится? (Делают букеты, подбирая цветы.)
Кирилл (оправившись). Разве Гавриил может на что-нибудь сердиться? Это ангел, а не человек… Только он последние дни мне не нравится… Пожелтел, осунулся… Я маме давно говорю, — надо доктора пригласить.
Римма. Кажется, ведь доктор сегодня здесь, в гостях?
Кирилл. Да, Сергей Петрович, но вы не знаете Гавриила… Он ни за что не даст себя посмотреть, не захочет испортить другим настроения… Знаете, какой это человек… Пока Мэри спит, он из деликатности не решается сапог надеть… Другой раз до полудня…
Римма. Готово… (Отряхивает букеты.) Ну и мы — молодцы… А где же сеньор Поль?
Кирилл. Его зачем-то в деревню вызвали…
Явление пятое
Через террасу входят Анна Павловна, Мэри, Левченко, Аглая Семеновна, доктор Куликов. Мэри в белом, в прическе 20-х годов с локонами, на шее медальон; она бледнее обыкновенного. Доктор Куликов средних лет, заурядная наружность, в очках.
Куликов. Ба, да у вас сегодня форменное торжество… А я и не знал, что Мария Александровна с Гавриилом Алексеевичем к нам на все лето пожаловали…
Кирилл (зажигает последний фонарик). Ну, господа, бал начинается… Римма Николаевна, прошу вас на тур вальса…
Римма (радостно). Танцевать, танцевать… А кто же нам сыграет? (К Аглае Семеновне.) Может быть, вы?
Аглая Семеновна (сухо). Я не играю. И не танцую.
Анна Павловна. Ну, кто же, кто… Конечно, мать родная… Только я ведь одну старину знаю…
Идет в дом и играет старинный, медленный вальс; на террасе танцуют Левченко с Мэри и Кирилл с Риммой, Аглая Семеновна и Куликов смотрят.
Куликов. А вы что ж, барышня, не танцуете?
Аглая Семеновна (напыщенно). Меня это не интересует. У меня другие симпатии…
Куликов. Какие же? Можно узнать?
Аглая Семеновна (хочет заинтриговать). Разные… А вы — разве не танцуете?
Куликов. В год — раз. Нашему брату некогда. (Любуясь Мэри.) Боже, какая интересная стала Мария Александровна… Помню ее в год свадьбы… (Указывая на Левченко.) А кто сей красавец?
Аглая Семеновна. Гость… (Нерешительно.) Может быть, вы желаете со мной?
Куликов (добродушно). Почему бы и нет… Только я по старине…
Неловко берет Аглаю Семеновну за талию и танцует с нею вальс в три па. Аглая Семеновна сбивается и никак не может попасть в такт. Вальс продолжается.
Кирилл (сбегая с террасы, разгоряченный). Жарко…
Куликов (ему вслед). Браво, браво, Кирюша… Вальсируешь, что твой ротмистр гвардейский…
Римма (подбегая к Мэри). В каком ухе звенит? Говори скорей, — да или нет?
Мэри (под руку с Левченко, Римме). Ну, конечно, — нет. Помнишь, Римма, этот вальс?.. Мы еще гимназистками на катке под него катались… Боже, как это давно было…
Римма (грозит ей пальцем). Мэри, Мэри… Помнишь наш разговор, тогда, в диванной? (Левченко.) Сэр, не увлекайтесь… (Направляется с Кириллом под руку в аллею, напевая: «О милый друг, тебя я не ревную».)
Навстречу им кто-то бежит.
Явление шестое
Из аллеи появляются девочки-подростки в разноцветных местных костюмах.
Кирилл. Вы что, девчата?
Девчонки (хором). Барыню молодую поздравить…
Мэри. Спасибо, спасибо, милые… Побудьте с нами.
Римма. Как это живописно… Couleur locale.3 Ну что ж? Девушки, спляшите нам…
Девчонки. Парней нету… И гармошки нет… Парни все куда-то убегли.
Римма. А вы без парней, промеж себя…
Девчонки пляшут, прихлопывая в такт руками. Все тоже хлопают.
Римма (Кириллу). Какая это, крайняя, хорошенькая…
Кирилл. Здесь вообще народ красивый, ловкий, способный…
Девчонки. Без парней неладно… Скушено… (Разбегаются.)
Кирилл (им вслед). Ступайте на двор, гостинцев дадут…
Девчонки (на ходу). Покорнейше благодарим. (Убежали.)
Римма (у клумбы цветов, восторженно). Какая мочь… Как чудно, как сладко пахнут левкои… (Напевает.) «И ночь, и любовь, и луна»… Цветы, музыка, любовь… (Кириллу, возбужденно.) Знаете вы это настроение, когда хочется, чтобы время остановилось?
Кирилл (восхищенно глядя на нее). О, если бы вечно благоухали левкои, если бы вечно глядеть в ваши глаза…
Уходят в аллею.
Явление седьмое
Левченко и Мэри на площадке у террасы.
Левченко (не отрывая от Мэри глаз). Вы сегодня, в белом, похожи на ангела… И как вы пели…
Мэри (опускаясь на садовый диван, мечтательно). Сегодня мне 29 лет, — а я все еще чувствую себя молодой… Еще все чего-то жду, кажется, — вся жизнь еще впереди, я вся в предчувствиях, в ожидании… (Вдруг, быстро.) Какого еще чуда я жду?
Левченко. Перед вами вся жизнь… Вы молоды, прекрасны…
Мэри (задумчиво, себе самой). Когда я пою или мечтаю, весь мир кажется мне иным… Чувства — утонченными, романтичными, люди — изящными, нежными. (С горечью.) Почему все не так? (Пауза. В том же тоне.) Всегда, всегда, всю жизнь это странное ощущение, точно все это только прелюдия, а жизнь — прекрасная, таинственная, как сказка, как мечта, еще впереди… Я все еще чего-то жду, живу точно во сне, в волшебных грезах, волнуясь необычайно… (Хочет уйти.)
Левченко (с мольбою). Побудьте здесь мгновенье… Весь день я вас не видел…
Мэри (с тоской, себе). Мой муж болен, я люблю его и знаю это, сердце мне говорит, я вся сжимаюсь от ужасного предчувствия какой-то беды… Весь день места себе не нахожу от гнетущей тоски, а сейчас, — о, как странно, я здесь, — с вами, смеюсь, танцую, мечтаю о невозможном…
На террасе никого нет, вальс все еще доносится.
Мэри (тихо, сжимая руки). О мечты мои…
Левченко. Мэри… (Берет ее за руку.)
Мэри (холодно отдергивая руку). Что с вами? Что со мной? (Медленно проводит по лбу, хочет встать.) Как все это странно…
Левченко (удерживая ее). Ради Бога… Мария Александровна… Я сошел с ума… Выслушайте меня… Вчера, в этой аллее, когда вы мне рассказали о себе, когда я понял, какой крест вы несете под этой вечно улыбчивой маской счастливой женщины…
Мэри (гордо). Я вам ничего не говорила о себе… Вы не поняли… (С горечью.) Конечно, я счастлива, — у меня чудный, талантливый муж, я здорова, обеспечена… Никому нет дела… (Вдруг, с отчаяньем.) Я ненавижу ложь… Вчера я в первый раз солгала Римме…
Левченко (серьезно). Лгать не надо… (Вдруг становясь нежным.) Зачем этот тон? Мэри… дорогая… За каждую вашу слезу я готов заплатить годами жизни… (Страстно.) Мэри, я без вас жить не могу… (Наклоняется к ней. Мэри, неожиданно для самой себя, словно во сне, берет его голову и, закрыв глаза, целует его в губы) Мэри…
Музыка обрывается.
Мэри (в ужасе, сжимая руки, глухим голосом). Кто сказал, что любовь — радость? Какая невыразимая грусть… (Встает, бледная, шатаясь.) Так вот что значила… эта тоска… это волнение…
Левченко (вставая, простирает к ней руки, в порыве). Мэри, мечта моя, Мэри…
Идет за Мэри бледный, словно ничего не сознавая. Мимо них из сада на террасу бегут Римма и Кирилл, весело возбужденные.
Римма (напевает). «Тебя любить, обнять и плакать над тобой»… (На террасе берет со стола позабытые букеты.) Букет новорожденной… Букет царице бала… (Подает Мэри букет, целуя ее.) Дуся… Ты сегодня похожа на лермонтовскую Тамару… Что с тобой? Бледна, как изваянье…
Мэри (с усилием над собой). Мне холодно, в саду сыро… (Берет букет, подносит к лицу.) Какая красота… А кому же другой?
Кирилл. Гавриилу предназначался. Да его что-то не видно.
Мэри (вдруг, словно очнувшись, вскрикивает). Где Гавриил? Где он? Что с ним?
Явление восьмое
На террасу выходят Анна Павловна и Куликов, чем-то тихо разговаривая. У Куликова в руках рецепт.
Анна Павловна (испуганно). Кто это вскрикнул?
Куликов. Господа, попрошу вас потише… Гавриилу Алексеевичу сейчас было худо… Он лежит…
Все. Что? Что такое?
Мэри (бросаясь). Пустите, я к нему…
Куликов. Не волнуйтесь, ради Бога… Ничего серьезного… Лучше попозже, — он, кажется, задремал…
Мэри, не слушая, убегает. Кирилл за ней.
Явление девятое
Анна Павловна. Вот и праздник, да невесело… (Крестится.) Господи, спаси и помилуй… Как на грех, надо в аптеку послать, а Павла все нет да нет…
Левченко. Позвольте, я съезжу верхом…
Анна Павловна. Зачем же вам, батюшка, беспокоиться…
Левченко (берет у нее рецепт). Я моментально слетаю… Через час буду обратно… (Поспешно уходит. Доктору.) Я не прощаюсь…
Явление десятое
Те же и Кирилл. На террасе Куликов, Анна Павловна, Римма. В саду фонарики гаснут.
Куликов. Ну, что больной?
Кирилл (спокойно). Ничего. Спит. Напрасно вы Мэри пустили. На ней лица нет…
Анна Павловна. Уж вы, Риммочка, — я вас попрошу, фейерверки-то нынче не пускайте… Ни к чему…
Кирилл. Отложим до Мэриных именин, — через три дня.
Римма. 22-го? Ну, что ж, отложим. Жаль только, — сегодня вечер такой дивный. А тогда можно живые картины… (Кириллу.) Вы любите фейерверк, Кирилл Алексеевич? Я обожаю…
Кирилл. Я — тоже…
Римма. Так призрачно, так похоже на сказку… Так уносит от действительности… Все, что повышает жизнеощущение…
Отходят в сторону, разговаривая.
Анна Павловна (доктору). С чего это, батюшка, с Гаврюшей случилось?
Куликов. Ослабление сердечной деятельности… Нервное переутомление, раздражение… Не было ли у Гавриила Алексеевича за эти дни какого-нибудь сильного огорчения, взволновавшего его известия, письма?
Анна Павловна. Кажется, ничего такого, батюшка… Эти-то, молодежь, все в гулянки, верхами да в мячики, а он, мой батюшка, и с мол оду-то не любил… все за книжками… (Плачет.)
Куликов. Ну, полно, Анна Павловна, уж от вас-то я не ожидал…
Явление одиннадцатое
Те же и Глаша.
Глаша (доктору). За вами нарочный прискакал. Говорит, пакет важный, — в присутствие вызывают…
Куликов. Ах, Боже мой, что там такое… (Вынимает часы.) Анна Павловна, я
