От рубашки, которую она рванула, отлетела пуговица. Оголила плечо… – „Озорница“… – „Занюнил, младенец“…» («Мелкий бес»).
«Она поспешно разделась и нахально улыбалась… Всю эту ночь ему снились дамы всех мастей, голые и гнусные»… («Мелкий бес»).
Сознательное
«Был бы Пака весел, мил, любезен, не подходил к опасностям и к чужим, нехорошим мальчикам, и знался только с детьми семей из их круга»
(«В плену»).
«Махал похвальным листом: „Все пятки, даже четверок мало“».
«А в лесу-то как славно! Смолой пахнет».
«Хозяйственный мужик Влас готовился загодя, наварил пива, накупил водки, зарезал барана».
«Что ж, на стенку повесишь?» («Земле – земное»).
«А я дохлую ворону под кустом видел» («Жало смерти»).
«Сказала Аниска Сеньке: „Давай играть в баранчика?“ Полоснула по Сенькиному горлу» («Баранчик»).
«В замке тихом и волшебном там, вдали, за очарованной рощей, обитает нежная царевна, Селенита, легкий Призрак летних снов».
(«Два Готика»)
«Казалось, что предметы, нелепые и ненужные, возникали из ничего. Из глупой тьмы возникало неожиданное, нелепое».
(«В толпе»)
«Дым от ладана клубится по деревне, синеет и подымается вверх. У алтаря ходит Рая, полупрозрачная… Вся она, как никто из живых, и прекрасная…».
(«Утешение»)
«У мамзели клопы в постели…».
(«Мелкий бес»)
«На ком же… невинная кровь?» Отвечал ангел: «На мне, Господи».
(«Баранчик»)
«Твердили… о том, что бог, которому доныне мы поклонялись, только зверь, таящийся в лесу…».
(«Дикий бог»)
«В поднятой руке… парня, задавленного толпой, светилась в солнечном свете кружка. И рука была странно воздвигнута к небу, как живой шест» («В толпе»).
«Не бойся… Влез на подоконник в четвертом этаже… начиная падать уже, он чувствовал облегчение…» («Утешение»).
«Я не хочу жить» («Жало смерти»)… «Ты звал меня, и я пришла… И будет смерть твоя легка и слаще яда» («Смерть по объявлению»).
1-я ступень сознания – сознание плена: Пака и мама; Саша в плену у Людмилы и Передонова; Скворцов, плененный Радугиным; Женя Хмаров в условиях среды и т. д.
2-я ступень сознания – видение недотыкомки: Шуткины зло шутят («В толпе»), Лепестинья, Руслан-Звонарева с бородавкой на носу, Стригал и К®, Лихорадка и т. д.
3-я ступень сознания – приход смерти: она приходит к Рязанову; Митя, Коля кончают самоубийством; Лешу давят; Симочку убивают солдаты и т. д.
Вывод. Золотая заря природы – золотая заря смерти. Бессознательный зов любви – бессознательный зов к смерти. Смертная ясность сознания – смертная ясность смерти: сама смерть. Мы не мы: мы пыль, озлащенная зарей недотыкомки, золотеющая только в предчувствии смерти. Мы думаем, что мы люди, а мы или прах, или сознательные смертеныши. Вот какой фокусник Елкич!
Ах ты фокусник-покусник! Покусничает, волшебник, надел армянский халат, двумя помахивает бутылочками: «Вот у меня какие, детки, две бутылочки; из одной хлебнешь – станешь бессмертен… пыльцой попрыскивать, пыльцой попискивать; хлебнешь из другой: и смертное, смертеныш, предстанет небытие». Посматривает армяшка, застращивает: из халата буку выделывает.
Не верьте, дети: это добрый наш фокус-покусник Федор Кузьмич Сологуб. Какое утешение, дети, нам его читать! Выростите, прочтете: прочтете, поймете. Федор Кузьмич пришел показать вам фокус. А ну-ка, Федор Кузьмич, покажите-ка нам смерть: какая такая она у вас?
«Вот эдакая», – ответит папашам и мамашам Сологуб: накроет хлебный шарик колпачком и вновь откроет; и выйдет маленький ёлкич с шишкой на носу.
«Вот эдакая» – и выйдет милая девушка, милая Рая; «белые ризы цвели алыми розами, и косы ее рассыпались, как легчайшие, пламенные струйки… От ее прекрасного лица изливался… нежный свет, а глаза ее в этом свете сияли как два вечереющие светила». Да разве это смерть? Чего вы боялись, дети: это ваша невеста.
«Вот эдакая» – и приходит милая, некрасивая, добрая мама, и говорит плохо заученную роль, говорит о своих смертенышах (дети, не бойтесь, это все Коли и;, Пети), говорит милые, милые слова: «Душу твою… бережно положу к себе на плечо и опущусь в чертог, где обитает мой владыко… И сок души твоей выжмет он в глубокую чашу… – и соком твоей души… на полночные; брызнет он звезды» («Смерть по объявлению»).
Милая, как неумело исполняет смертную она свою s роль. Говорит о смерти, а уста ее воскресением улыбаются: дети, идите за ней. «Тогда впустили… Аниску и Сеньку (глазевших на представление) в обители светозарные и в сады благоуханные, где на травах мерцают медвяные росы и в светлых берегах струятся отрадные воды» («Баранчик»). Что, колдун, напугал? Читатели твои, Аниска и Сенька, сидят на берегу у отрадных вод новой жизни, испивая медвяные росы любви новой, потому что образ твоей смерти есть образ взыскуемого града: града жизни. А смерть – только актерка в неудачной трагедии «Победа Смерти», разыгрываемой в кабачке, о чем неумело проговорился сам автор.
Сологуб перепутал основные понятия при совершенной правильности последующих вычислений; преобразуя уравнения, перенес известные величины в одну часть, а неизвестные – в другую, позабыв переменить знаки на обратные; и в выводе вместо «плюса» мы ставим «минус», вместо «минуса» – «плюс»; жизнь его называем смертью; смерть – жизнью.
Да, он проводит по всем путям смерти вплоть до… жизни. Исходит от «1» – недотыкомки. Комбинирует недотыкомок в сложные формулы, в сложные дроби. Сложна формула его смерти: но числитель преобразованной формулы по сокращению оказывается равным нулю: этот момент есть момент появления смерти; и неизменно она обманывает: зовет в небытие, а показывает «обители светозарные». Почему?
0/1 = 0, жизнь = 0 – вовсе не правда; ведь отправная точка – скрытая в жизни смерть; и дробь есть дробь смерти; формулу 0/1 = 0 надо читать так: смерть = нулю; смерти не существует.
А самый конец (Митя бросается из окна, Коля тонет, милая дама убивает стилетом Рязанова, Мошкин топится) иногда случаен, но чаще нелеп, нелогичен, вымучен.
Пока Сологуб, переряженный в колдуна-армянина, поил нас водой смерти (водой живой), мы брызнули на колдунка водой жизни (смерти), и стал колдун уменьшаться; остался халат да шапка: там что-то попискивало: это был милый, маленький ёлкич, запутавшийся в одежде. Дети, возьмите ёлкича, поставьте на столик: скоро ёлкич большим дядей вырастет.
И дядя ёлкич вырастает – большой, большой дядя: перед нами большой писатель, певец новой жизни, обителей светозарных – от них же сердце надеждой горит.
Поклонимся ему поясным поклоном.
Русский народ сложил горькую песнь о горьком горе. Горькое горе темной на Русь навалилось теменью. Жизнь на Руси скрылась в темном углу: темны лица россиян. Сологубу дали задачу: по темному пятну на лице у обитателя Мстиславля (или Сапожка – все равно) конструировать чистую тень. Погруженный в это занятие, он забывает, что работает с отрицательными величинами (от ‘-1’ – до ‘∞’) и опускает минусы; так начинает он полагать, что одна недотыкомка или бесконечность недотыкомок суть положительные величины. После долгих вычислений восстанавливает бесконечную (чистую) тень, обозначая ее знаком бесконечности:?. Тогда образ, свободный от тени, вынужден он обозначить ‘-∞’, по контрасту. Получается абсурд: отрицательная величина – милая девушка Рая; положительная – теневая лихорадка. К ‘+∞’ насильственно приставляется минус; к ‘-∞’ так же насильственно приставляется плюс (основные плюс и минус вынесены за скобку). Имеем в одном случае ‘+’ на ‘-‘; в другом случае ‘-‘ на ‘+’, в обоих случаях получаем минус, т. е. жизнь и смерть суть отрицательные величины. Отсюда необходимость перейти либо к недотыкомке, соединяющей в себе пустую суету жизни с полным покоем смерти, либо к чему-то, абсолютно несоизмеримому с ветхими образами как жизни, так и смерти: «Смерть повержена в озеро огненное… Се творю все новое» («Откровение»).
И подсознательная стихия Сологуба раздваивается: видит милую Раю и Раину тень, лихорадку. Но ветхим, аскетическим, мертвым сознанием своим хватается за тень, распыляя Раю в облако грез: а Рая реальная, живая, милая: осветите только ее со всех сторон; пуще дивная ее красота озарится; тень исчезнет.
Рая – душа русской правды: но она в тени; в тени и мы, а с нами и Сологуб. Вообразил себя буддийским бонзой и воссел на корточках перед темным углом. Буддизм хорош на Тибете; в Сапожке он только дыромоляйство: сидит в избе, а в избе дыра; молится в дыру: «Изба моя, дыра моя – спаси меня». Но большое его юродство больно нас обличает: ведь дыромоляи и мы, только скрытые. Наше тайное стало явным у Сологуба. Он взял да и сел в угол как был: в сюртуке, со стаканом чаю; сел нам во обличение. И, обличенные им, должны мы ему сказать: «Тебе говорим: встань».
Сидение на корточках в углу перед собственной своей тенью – юродство, т. е. рыцарский подвиг: в Западной Европе издавна водились рыцари, возбуждая, почтение; а в Сапожке издавна водились юродивые, возбуждая страх суеверный. Возбуждает страх и сидение Сологуба перед пустым углом: полно, не дети мы. Подойдем же к этому громадному художнику и скажем ему:
– Спасибо тебе, человек Божий: посохом указал на безглазую нашу смерть, и мы увидели, что нет у нас безглазой смерти!
1908
Комментарии
Мелкий бес*
Впервые – в журнале «Вопросы жизни». 1905. № 6-11. Печатание романа оборвалось на главе XXV, поскольку журнал в декабре того же года был закрыт. Впервые полностью – СПб.: Шиповник, 1907. В 1908–1910 гг. это издательство выпустило книгу еще пять раз значительными тиражами, поскольку лучший роман Сологуба обрел неслыханную популярность. По словам А. Блока, «„Мелкий бес“ был прочтен всей образованной Россией» (Блок А. Собр. соч.: В 8 т. М.; Л., 1963. Т. 5. С. 284). Готовя его седьмое переиздание в т. 6 «сирийского» собр. соч. (1913), автор счел нужным внести существенные стилистические исправления, после чего роман выходил без изменений. Печ. по этому изд. На сюжет романа Сологуб в 1909 г. написал драму «Мелкий бес», которая была поставлена осенью этого года в киевском театре «Соловцов», а через год – в московском театре К. Н. Злобина и на провинциальных сценах.
…там, где царствовала рассыпающая анекдоты Айса, воцарилась строгая Анаше. – У Сологуба Айса – богиня случайности, изменчивости мира (в греческой мифологии – Тихе). Ананке (Ананка) – богиня необходимости, неизбежности; она же мать мойр (у римлян – парки), вершительниц человеческой судьбы.
…«Дым и пепел» (четвертая часть «Творимой легенды»)… – В последнем варианте романа «Творимая легенда», вначале печатавшемся в четырех частях под названием «Навьи чары» (1908–1913), «Дым и пепел» стал частью третьей.
Я сжечь ее хотел, колдунью злую. – В эпиграф, впервые появившийся в 7-м изд., вынесена первая строка стихотворения Сологуба без названия, написанного в дни, когда писатель завершал работу над романом: 19 июня 1902 г.
Мшанка (горица, острица, пониклица) – многолетнее стелющееся растение.
Прогимназия – неполное среднее учебное заведение (чаще всего четырехклассное).
Омегу набуровипа! – Омег – горечь, все невыносимо горькое на вкус; хмельной, одуряющий, ядовитый напиток (В. И. Даль). Набуровить
