широкие пестрые пояса. Тускло сверкали их изогнутые широкие рукоятки.
Ах, милое солнце, золотое в лазури! неужели в последний раз ты блистаешь, улыбаясь, надо мною! и не сойду на влажный песок взморий, и в дом мой не вернусь, и милого не поцелую.
И, побледневшими улыбаясь губами, сказала:
– Не убивайте меня, добрые люди, и не делайте мне никакого зла. Я не видела карабинеров и не знаю о них ничего. Я шла своею дорогою и сбилась с пути. Сама не знаю, как я сюда попала. Но вот я вижу море, – отпустите меня, добрые люди, я спущусь вниз. Клянусь вам спасением моей души, я никому не скажу о том, что встретила вас.
– Болтай себе, – злобно сказал второй контрабандист, угрюмые глаза которого смотрели из-под низкого упрямого лба пристально на молодую женщину, – ты нас не обманешь.
– Я вам пригожусь, – с легкою улыбкою говорила она, – вы всегда успеете меня убить, – один удар кинжала – не правда ли? – но вы увидите, что я спасу вас от карабинеров. Мне достаточно сказать им одно слово, и они уйдут, они меня послушаются.
Уже почему-то опять не было ей страшно, и кинжалы их казались ей бутафорскими, и мрачные лица их только забавными. Она любовалась красивым мальчишкою Лансеолем.
– Карабинеры! – крикнул вдруг Лансеоль и метнул на молодую красавицу свирепый взор, такой забавный, что она весело улыбнулась.
Старый контрабандист схватил ее за руку и потащил за собою. Все спрятались за выступом скалы и чутко ждали. Чувствовалось приближение чужой, грозной силы. Еще никого не было видно, только изредка блеснет на солнце привинченный к карабину плоский нож с двумя остриями.
С двух сторон сразу показались солдаты с наведенными карабинами. Контрабандисты приготовились к стрельбе. Лансеоль вынул кинжал и стал рядом с молодою красавицею. Она повторила:
– Добрые люди, пустите меня подойти поближе к солдатам. Они уйдут, как только меня увидят. Пошлите со мною этого мальчугана с кинжалом, если мне так не верите.
В это время раздался громкий крик:
– Эй вы там, выходите, сдавайтесь, не то плохо будет.
Контрабандисты переглянулись. Быстро заговорили между собою шепотом. Потом старший шепнул что-то Лансеолю, – и тот весь насторожился и задрожал от радости.
– Иди, – коротко сказал старший красавице.
Она вышла из-за скалы и осмотрелась. Невдалеке за деревом виднелась чья-то полуспрятанная фигура. Молодая женщина догадалась, что это офицер, махнула белым платком и пошла к нему.
Лансеоль шел за нею, сжимая в руке рукоять обнаженного кинжала. Старый контрабандист крикнул:
– Только что заметишь, сейчас же всади ей нож между лопаток.
– Знаю, – коротко ответил мальчишка, и она почувствовала на своей шее его близкое, горячее дыхание.
Офицер увидел платок, которым еще раз махнула молодая женщина, и вышел из-за своего прикрытия. Он всмотрелся в остановившуюся за несколько шагов от него красавицу, и на лице его изобразилось чрезвычайное удивление и взволнованность. Машинальным движением человека, впитавшего в себя привычки военной дисциплины, он вытянулся и приложил руку к околышу своей форменной черной шляпы с оранжевым галуном: он узнал королеву Ортруду. Улыбаясь, Ортруда приложила палец к губам и потом сказала:
– Капитан, подойдите ко мне.
Капитан молча повиновался. Королева Ортруда сказала:
– Я вижу, вы меня узнали. Но не говорите об этом и не трогайте этих добрых людей. Сегодня они переносят вещи с моего позволения, и я сама внесу за них пошлину. А теперь уведите ваших людей, дорогой капитан. До свиданья, желаю вам счастливого пути.
С застывшим на лице выражением тупого недоумения капитан отправился исполнять волю королевы. Послышались слова команды, и скоро солдаты, уже не таясь, спускались в долину.
– Отчего мы уходим? – спросил молодой лейтенант.
– Так хочет королева, – досадливо отвечал капитан.
– Королева! – с удивлением воскликнул лейтенант.
– Ну да, она была там, – сказал капитан. – Но вы об этом никому не говорите. Хорошие дела, нечего сказать!
Королева Ортруда, весело улыбаясь, вернулась к контрабандистам. Лансеоль шел за нею и ошалелыми от удивления глазами засматривал в ее лицо.
– Видите, добрые люди, – сказала Ортруда, – я сделала, как обещала. Солдаты ушли. Сегодня не вернутся.
Контрабандисты, дивясь, переглядывались и перешептывались. В их глазах отражалось выражение суеверного страха. В горной тишине живописною группою стояли они четверо, и опять королева Ортруда невольно залюбовалась Лансеолем; он глядел на нее глазами, в которых пылало темное пламя внезапной юной влюбленности. Она спросила его тихо и торжественно:
– Милый юноша, ты знаешь, кто я?
Черноглазый красавец отвечал простодушно:
– Ты – добрая волшебница или фея этих гор.
Ортруда удивилась. Остальные трое в лад словам Лансеоля утвердительно кивали головами. Ортруда опять спросила:
– Где же я живу, как ты думаешь, милый Лансеоль?
Мальчишка отвечал:
– Ты живешь на неприступном верху гор, в лазурном гроте. К нему можно добраться, только зная волшебное слово. В этом гроте сто дверей для входа, и все они свободны, и только одна для выхода, да и ту стережет дракон. Кто к тебе придет, тот погибнет заласканный, зацелованный, защекотанный.
Ортруда смеялась. Контрабандисты смотрели на нее. Старший шептал товарищам:
– Хорошо, что она смеется, – это к удаче.
– Лансеоль, – сказала Ортруда, – скажи мне, а ты хотел бы попасть в мой лазурный грот?
– О, – воскликнул Лансеоль, – только позови, а уж я приду!
Смеялась Ортруда.
Скоро королева Ортруда простилась с контрабандистами и торопливо спускалась вниз к морю. Через полчаса выбранная ею тропинка привела ее на дорогу, которая шла от какой-то приморской деревни в глубину острова. Улыбчиво и легко вспоминала Ортруда о своем внезапном приключении.
Когда-то, в ранней юности, Ортруда очень боялась смерти, – в те дни, когда еще она не была знакома с Танкредом. Рассказы о кровавых событиях, вычитанные ею из истории ее государства и из старых хроник ее королёвского рода, рано приучили ее думать о насильственной смерти. Многие из ее предков были убиты или на войне, или руками восставших и мстителей; и Ортруде такой конец ее жизни не казался невероятным. Темное чувство страха, иногда овладевавшее ею, казалось ей порою зловещим предчувствием.
Любовь смягчила этот темный страх, но не истребила его до конца. Наследственное мужество и гордость королевы заставляли ее не бежать от опасности. Когда предчувствие убийства опять поднималось порою в ее душе, то она ясно сознавала в то же время, что покорно и смело взглянет в глаза неизбежному. Кинжал за ее спиною в руке Лансеоля – это было ее первое испытание, и ей радостно было вспоминать, что через это испытание она прошла бестрепетно.
Утомленная долгою ходьбою и полуденным зноем, она села на большой плоский камень в тени старого дерева с раскидистыми ветвями и светло-зеленою тесною тучею радостной листвы. Смотрела по дороге вверх и вниз и точно ждала чего-то. И как же не дожидаться? В дороге всегда что-нибудь случается.
Вдали по дороге сверху свивались и кружились тонкие облачка пыли. Розово-серый все ближе и ближе придвигался зыбкий и странный, из мечты и праха сотканный призрак. Ортруда внимательно всматривалась в него. Ее зоркие глаза скоро различили, что это быстро скачут, спускаясь к ней с горы, двое всадников. И почему-то было понятно, что не мимо, а к ней.
«Кто?» – быстро подумала она.
И вдруг ей нетерпеливо захотелось, чтобы это был кто-нибудь близкий. Ее сердце на краткий миг сладко замерло в блаженстве радостного ожидания.
«Мой Танкред?»
Но нет, не он.
Все ближе, все отчетливее в полуденной ясности дробится и сыплется по камням сухой топот копыт. Веет над черною шляпою черный вуаль, колышутся складки черной одежды. И кто-то за нею юношески тонкий на быстром и легком скакуне.
Наконец Ортруда узнала наездницу и обрадовалась ей. Это была ее постоянная в последнее время спутница, знойно-красивая девушка, Афра Монигетти. Она принадлежала к одному из древнейших и знатнейших родов страны. Ее предки всегда занимали высокие должности при королевском дворе, а потому и Афра получила почетное придворное звание.
Каприз судьбы рано лишил ее родителей. Она воспитывалась в семье своего дяди, известного профессора здешнего университета, очень умного человека и очень насмешливого, искусно скрывавшего свое странное в культурном человеке пристрастие к Сатане под быстро меняемыми личинами холодного скептицизма и едкой иронии. В этом доме Афра перевидала много разных людей и всяких разговоров наслушалась. И теперь она сохраняла многие связи и знакомства в разных слоях общества. Хотя знания у нее были довольно поверхностные, но она интересовалась многим и читала многие книги по религии, философии и общественным наукам. Были многие предметы, любимые ею, и многие ей ненавистные.
Из людей она любила двух: королеву Ортруду за то, что она ясная и смелая, словно воплотившая в своем теле пламенную душу светозарного, и доктора Филиппо Меччио, который занимался политикою и стоял во главе республиканской партии. Его она любила «за то, что любила». Ненавидела из людей она одного – принца Танкреда, когда-то и в нее влюбившегося мимоходом. Его искания встретили в ней суровый отпор.
Спутник Афры был пятнадцатилетний Астольф Нерита, сын гофмаршала, мальчишка красивый, страстный и уже влюбленный в Ортруду, – как и прилично было его званию пажа королевы.
Афра стремительно спускалась с горы, и уже Ортруда видела отчетливо, как сыпались по дороге из-под копыт ее коня желтые и розовые камешки и как на бегу раздувались розовые ноздри разгоряченных скакунов. Ортруда пошла навстречу всадникам. Сказала:
– Вот где я. Устала по горам. Одна. И рада очень, что вижу вас.
Афра, остановив тяжело водящего боками усталого скакуна, радостно воскликнула:
– Наконец-то мы вас нашли! А мы уже начали бояться.
Ортруда, улыбаясь не то радостно, не то смущенно, сказала:
– Бог хранит путников. Однако, милая Афра, если бы вы знали, где я сейчас была и что я видела!
Она принялась рассказывать о своем приключении с контрабандистами. Афра слушала ее внимательно и, по-видимому, спокойно, но со сдержанным волнением. Любовалась Ортрудою. Испытывала нетерпеливое желание стать перед Ортрудою на колени и целовать нежно и долго пленительные стопы ее ног, приникнуть к ней близко и в сладком дыхании Ортруды ощутить пламенную душу возлюбленного, светозарного гения. Она сошла с коня, бросила повод Астольфу. К ногам Ортруды села. Смотрела снизу вверх в ее лицо, светлыми улыбками легко озаренное, пронизанное сладкими очарованиями исходящей из трепетной плоти прелести.
Астольф, стоя немного в стороне, держал за поводья обеих лошадей. Смотрел на Ортруду сияющими глазами. Завидовал тому мальчишке в горах, который так близко и свободно стоял за ее спиною и даже, может быть, держал ее за тонкий локоть обнаженной руки. Завидовал Афре, которая сидит у милых ног и в милое так близко
