вольным обхождениям, создавали ей идиллические картины любви и счастья.

Дон Габриель Ромеро, молодой дворянин из Гренады, еще с детских лет вместе с отцом своим переселившийся в Санлукар, при первой же встрече полюбил Лауру. Он знал жестокость ее отца, но любовь всегда живет светлыми надеждами. Габриель был красив и строен, в обращении любезен и приятен. В манерах его сказывалось, что он получил отменно хорошее воспитание. Притом же от недавно умершего отца он наследовал большое состояние и был одним из богатейших людей в той местности. Все это внушало Габриелю уверенность в том, что он будет счастливее других. Но он ошибся. Дон Родриг ответил ему таким же холодным и кратким отказом.

Лаурина дуэнья, старая Мерседес, видя слезы Лаурины, вздумала было, улучив добрый миг, замолвить перед доном Родригом слово за Габриеля. Но дон Родриг сказал ей резко:

– Твоих советов, старая, никому не надо. Твое дело – смотреть за Лаурою. Отец этого мальчишки вышел в люди из землепашцев, в его доме еще слишком пахнет маслинами, а мой род древний, и я с этими людьми породниться не желаю.

Узнав о том, что дон Родриг отказал Габриелю, много плакала бедная Лаура. Жалея свою питомицу, старая Мерседес нашла случай повидать Габриеля. Она ему сказала:

– Не думайте, дон Габриель, что Лаура хочет в монастырь. То – воля ее отца. Он хочет, чтобы дон Хоакин был богат, а потому и старается устроить так, чтобы дочери не пришлось выделять приданое.

– Если Лаура любит меня, – сказал Габриель, – я женюсь на ней и без согласия ее отца.

– Дон Родриг прогневается и лишит ее наследства, – сказала Мерседес.

– А и не надо мне его богатства, – отвечал Габриель, – своего довольно.

И недолго думая написал письмо и умолил старую Мерседес передать его Лауре. Он писал:

«Лаура, дерзко и безрассудно мне говорить Вам о моей любви, потому что никто в Испании и за ее пределами не может быть достойным Вас. Но если самая живая страсть и самое нежное обожание могут заслужить Ваше внимание, то я надеюсь, что Вы не пренебрежете моею к Вам страстью и моим обожанием, которые безмерны. Прежде чем писать Вам, я спрашивал дона Родрига и услышал от него, что Вы намерены идти в монастырь. Трудно мне было поверить, что таково действительно Ваше решение, и потому дерзаю спросить Вас. Если справедливо мое подозрение, что дома Вы угнетены, то позвольте мне избавить Вас от деспотической власти, тяготеющей над Вами. Не бойтесь, что отец Ваш будет гневаться. Он лишит Вас наследства, но это не должно страшить Вас. Поймите, что власть отца не беспредельна и лучше однажды нарушить долг повиновения, чем быть несчастною на всю жизнь. Ваш ответ Вы можете передать в те же руки, которые отдадут Вам это мое письмо».

Подписи не было, – Мерседес на словах сообщила, от кого письмо.

– Что же мне делать, милая Мерседес? – спрашивала Лаура, много раз прочитавши письмо. – Мне страшно и подумать о том, чтобы уйти из родительского дома самовольно.

– А в монастырь хочешь? – спросила Мерседес.

Лаура задрожала и воскликнула:

– И подумать страшно и противно! Все равно что живой в гроб лечь.

Мерседес принялась расхваливать достоинства Габриеля, его красоту, мужество, великодушие, щедрость, богатство, пышное убранство его дома. Лаура слушала ее внимательно, глаза Лаурины сверкали и смуглые щеки ярко рдели.

– Если пропустишь этот случай избавиться от неволи, – говорила Мерседес, – то уже не избегнешь монастыря.

– Как же мне быть? – спрашивала ее взволнованная Лаура.

Мерседес отвечала:

– Надобно тебе тайно повидаться с доном Габриелем и сговориться с ним.

Долго не решалась ни на что Лаура. Наконец, понуждаемая старою Мерседес, трепеща и замирая от страха и от стыда, села она писать письмо. Ничего не говоря о своих чувствах, назначила она для свидания следующую ночь.

Надобно ли описывать, в каком восторге был Габриель, как с наступлением темноты нетерпеливо прислушивался он к бою часов на колокольне ближней церкви святого апостола Иакова? Наконец, сладостный срок настал.

В самую полночь пришел Габриель под окно Лауриной комнаты, выходившее на глухой переулок. Там уже ожидала его Лаурина девушка, стоя у перекрестка, закутанная в черный платок, с цветом ночи сливающийся. В темноте едва только видны были ее черные, широкие от страха глаза да босые ноги из-под черной юбки смутно белели на крупных, плоских камнях, которыми вымощен был узкий переулок. Девушка подвела Габриеля к заветному окну, слегка стукнула в ставень и стала на страже снаружи, меж тем как Мерседес стерегла внутри дома у двери Лауриной горницы.

Трепещущая Лаура показалась в окне. Многое нашли влюбленные что сказать друг другу. Быстро прошел час свидания, жуткий, но столь приятный для обоих, что они пожелали повторить его.

Неоднократно приходил Габриель в полночь к окну Лауриной горницы. Наконец Габриель и Лаура дали друг другу обещание соединиться браком, и с тех пор считали себя соединенными навеки. Но Лаура все никак не могла решиться на то, чтобы Габриель увез ее из родительского дома. Она еще не совсем верила тому, что отец захочет насильно отдать ее в монастырь, и надеялась упросить отца, чтобы он согласился повенчать ее с Габриелем.

Меж тем над головами беспечных влюбленных собиралась гроза.

Габриель, прежде чем познакомиться с Лаурою, имел связь с молодою девицею, Хименою Папельяс. Химена, не имея ни отца, ни матери, была свободна в своих поступках и не стеснялась пользоваться этою свободою. Она часто принимала Габриеля. Любовь к Лауре заставила Габриеля позабыть свою прежнюю любовницу. Ревность и корысть одинаково озлобляли пренебреженную Химену: она не была богата и Габриель давал ей много денег, когда ходил к ней. Теперь же прекратились посещения, прекратились и подарки. Химена велела своей служанке выследить Габриеля.

Узнав, что Габриель имеет свидания с Лаурою, Химена поняла, что Габриель хочет жениться на Лауре: добродетели и скромность Лауры были достаточно известны, чтобы можно были подозревать мимолетную связь. Химена решилась расстроить этот брак чего бы это ей ни стоило. Случай, счастье злых, ей, казалось, благоприятствовал.

Хоакин часто посещал некую донну Мигуеллу Ордонес, дочь которой, приятельница Химены, красавица Конча, была воспитана с большою вольностью.

– Милая Конча, – сказала однажды Химена своей приятельнице, – когда у тебя будет дон Хоакин, позови меня.

Конча согласилась. Она еще не знала, что Габриель оставил Химену, и потому не опасалась ее соперничества.

И вот в ближайший день Хоакин встретился у своих приятельниц с Хименою. Было весело, вино было очень хорошее, Конча и Химена соперничали в пении песенок вольных и чувствительных. Наконец, зашел разговор о том, что молодым девицам следует поскорее выходить замуж, чтобы любовная страсть не заразила их сердец.

– А ваша сестра? – спросила Химена. – Отчего же она не выходит замуж?

– Лаура собирается в монастырь, – отвечал Хоакин.

Химена засмеялась и сказала:

– А вы не думаете, что ваша сестра имеет милого и видится с ним?

– Этого не может быть, – отвечал Хоакин.

– Химена, откуда ты можешь это знать? – спросила удивленная Конча.

Она ничего не знала о замыслах Химены, и дразнить Хоакина не входило в ее расчеты.

– Вы не можете поверить, что она уже выбрала себе мужа? – продолжала Химена.

– Не думаю, чтобы это могло быть, – отвечал Хоакин, – я уверен в ее добродетели и в ее послушании. Притом же она еще слишком молода, чтобы иметь такие мысли. Если бы она была немного постарше, ее отвезли бы в монастырь, – она давно хочет постричься, только о том и мечтает.

– Вы очень ошибаетесь, – сказала Химена. – Правду говорят, что свои узнают последними. Я хочу открыть вам глаза. Знайте, если вы не поспешите выдать замуж Лауру, то она выберет себе мужа, не спросясь вас.

– Я этому не верю, – отвечал Хоакин.

– Я не хочу думать дурно о вашей сестре, – продолжала Химена, – и придавать дурной смысл ее благосклонности к дону Габриелю. Если бы ваша благородная сестра не имела намерения выйти замуж за Габриеля, она не разговаривала бы с ним каждый вечер у своего окошка.

Тут только поняла Конча, что ревность заставляет Химену говорить это. И она быстро стала на сторону подруги, лукавым смехом разжигая гнев Хоакина. За нею стала улыбаться и ее мать.

– Я вижу, – возразил Хоакин, – вы говорите о том, что дон Габриель иногда приходит ко мне. Но мои окна очень далеки от покоев моей сестры. Кроме того, знайте, что Габриелю никак нельзя иметь бесед с моею сестрою, за нею смотрят очень строго и воли ей не дают.

Все три женщины слушали его с насмешливым и недоверчивым видом. Химена сказала:

– Я тоже не сразу поверила. Но это происходит так явно, что уже и соседи все об этом говорят. Не верят, что ваш отец ничего не знает. Толкуют, что он притворяется незнающим, чтобы сбыть Лауру с рук без всяких издержек.

Хоакин был так разгневан, что уже не мог вымолвить слова. А дамы, забавляясь его яростью, еще более разжигали его злость. Он ушел от них в великом бешенстве.

Возвратясь домой, Хоакин, несмотря на поздний час, немедленно пошел к отцу и рассказал ему все, что слышал. Дон Родриг пришел в великий гнев. Он уже собирался идти к Лауре, восклицая:

– Я выбью из нее дурь!

Но Хоакин остановил его:

– Подождем, последим. Теперь она может отпереться от всего. Лучше изобличить их на деле.

– Ты прав, – сказал дон Родриг. – Ты – умный малый.

Хоакин самодовольно усмехнулся. Отец и сын долго беседовали, понижая голос до шепота, – все совещались, как отомстить Габриелю. Решили пока таить гнев и наблюдать за поступками влюбленных.

Вскоре дон Родриг услышал, что в Кадикс пришли корабли из Индии, на которых были погружены его товары. Дон Родриг обрадовался случаю уехать из города и предоставить другим распутывать эту неприятную историю. Ссориться с богатым Габриелем не входило в его расчеты. Как он ни любил сына, но все же предпочел в этом случае остаться в стороне. В его черствое сердце закралась даже досада на Хоакина, из-за которого ему грозили неприятности. Притом же он был уверен, что его любимец устроит все хорошо. Он думал: «Пусть заслужит мое наследство».

Он выехал со своими слугами из Санлукара. В доме остались только Хоакин со своим пажом и Лаура с Мерседес и молодою служанкою.

Проводив отца, Хоакин почувствовал некоторое беспокойство. Дерзкая отвага Габриеля внушала ему страх, но этот страх все же не отклонял его от исполнения замышленного. Хоакин усердно следил