ночь.

Я вышел в ратное поле,

Сражаюсь за святую Русь.

Вся жизнь моя в Божьей воле,

И я ничего не страшусь.

В ратном поле не боится

Тело моё трудных дней,

И у сердца не гнездится,

Не томит его тихий змей.

Что мне Господь ни судит,

Умру ли, домой ли вернусь,

Сердце моё биться будет

Любовью к тебе, моя Русь.

Вильгельм Второй

Он долго угрожал, безумно смел,

Бренча мечом, он вызвал бурю мщенья.

Вокруг своей страны сковать сумел

Вильгельм кольцо холодного презренья.

На землю падает кровавый дождь,

И многих рек от крови темны воды.

Жестокость и разбой! Безумный вождь!

На что же он ведёт свои народы?

В неправедно им начатой войне

Ему мечтается какая слава?

Что обещает он своей стране?

Какая цель? Париж или Варшава?

Для прусских юнкеров земля славян,

И для германских фабрикантов рынки?

Нет, близок час, – и он, от крови пьян,

Своей империи свершит поминки.

Дух Берлина

  Ты ли, пасмурный Берлин,

Хочешь, злобствуя неутомимо,

  Притязать на блеск Афин

И на славу царственного Рима?

  О мещанская страна!

Всё, что совершается тобою, –

  Труд, наука, мир, война,

Уж давно осуждено судьбою.

  Принуждённость долгих дней,

Плен души и скучные обряды,

  Равнодушный блеск огней

На задвижках и замках ограды, –

  Божий гнев отяготел

На твоих неправедных границах.

  Сила – только сила тел.

Правда – лишь в украшенных гробницах.

  То, что было блеск ума,

Облеклося тусклою рутиной,

  И Германия сама

Стала колоссальною машиной.

Фридрихштрассе

Здесь не надо мечтать, ни к чему размышлять

  О тихом часе.

Ни одна из богинь не сойдёт погулять

  На Фридрихштрассе.

И на что бы могла простереть свою власть

  Мечта в Берлине?

Нет, я даже готов и природу проклясть,

  Идя in’s Grüne.

Побеждайте

Побеждайте Сатану!

Сатана безумства хочет,

И порочит он войну,

И бессилие пророчит.

Правда, радость и любовь

Не погибнут в лютом бое.

Мы даём войне иное,

Проливая нашу кровь.

Что Господь нам заповедал?

В ад сходил и сам Господь,

И земле и казни предал

Он божественную плоть.

Кровь, и подвиг, и страданье,

И дерзанье до конца,

И тернового венца

Опьянённое лобзанье.

Бельгиец

Я – мирный гражданин страны родной,

Торгую в Конго я слоновой костью,

Но дерзостно нарушен мой покой

Тевтонскою воинственною злостью.

Кирпичный дом, построенный отцом,

Угрозами мрачат аэропланы,

А на дорогах пыль стоит столбом,

И нагло мчатся прусские уланы.

Заклятье смерти снова разлито

На веси и поля родного края,

Но в чём же виноват я? сделал что?

И в чём повинна сторона родная?

Я не хочу войны, но воевать

С презрителем границ я крепко буду,

Хотя б его тьмочисленная рать

Несла смятение и смерть повсюду.

Бестрепетно я встречу дни тревог,

Воинственных отцов я вспомню песни.

Благослови мой труд, великий Бог!

Ты, доблесть прадедов моих, воскресни!

Утешение Бельгии

Есть в наивных предвещаньях правда мудрая порой.

То, чему поверит сердце, совершит народ-герой.

Вот Сивилла развернула книгу тёмную судеб,

И прочла одну страницу в книге той гадалка Тэб.

«Прежде чем весна откроет ложе влажное долин,

Будет нашими войсками взят заносчивый Берлин,

И, награбленной добычей поживиться не успев,

Злой народ, который грабит, испытает Божий гнев».

О герой, народ бельгийский! Испытаний час настал.

Вся земля взята врагами, и Антверпен крепкий пал,

И спешат к союзным ратям утомлённые полки.

Кто измерит, сколько в душах славных рыцарей тоски!

А в Берлине ликованье, песни, смех, колокола,

И толпа опять победой и пьяна, и весела.

Но я знаю, не трепещет дух Альберта короля.

Он свободными увидит скоро милые поля.

Уж плетёт ему победа вечный лавровый венец.

Он торжественно вернётся в свой разграбленный дворец.

На полях, омытых кровью, розы мира расцветут,

И к его державе светлой Кёльн и Ахен отойдут.

Только правда – путь к победе, только верность – верный щит.

Так наивность предвещаний, так и мудрость говорит.

Стансы Польше

Ты никогда не умирала, –

Всегда пленительно жива,

Ты и в неволе сохраняла

Твои державные права,

Тебя напрасно хоронили, –

Себя сама ты сберегла,

Противоставив грозной силе

Надежды, песни и дела.

Твоих поэтов, мать родная,

Всегда умела ты беречь,

Восторгом сердца отвечая

На их пророческую речь.

Не заслужили укоризны

Твои сыны перед тобой, –

Их каждый труд был для отчизны,

Над Вислой, как и над Невой.

И ныне, в год великой битвы,

Не шлю проклятия войне.

С твоими и мои молитвы

Соединить отрадно мне.

Не дли её страданий дольше, –

Молю Небесного Отца, –

Перемени великой Польше

На лавры терния венца.

Братьям

На милый край, где жизнь цвела,

До Вислы на равнины наши,

Тевтонов ярость разлила

Огонь и смерть из полной чаши.

Как в день Последнего Суда,

Сверкай огонь, гремели громы,

Пылали наши города

И разрушались наши домы.

Когда ожесточённый бой

К иным пределам устремлялся,

На наших улицах разбой

Тевтонской рати начинался.

Презревши страх детей и дев,

На слёзы отвечая смехом,

В бесстыдство перешедший гнев

К безумным тяготел потехам.

И кровь струилася, и вновь

Вставал угарный дым пожара,

И пеплом покрывала кровь

Родных и милых злая кара.

Из милых мест нас гонит страх,

Но говорим мы нашим детям:

«Не бойтесь: в русских городах

Мы все друзей и братьев встретим».

Олегов щит

Олег повесил щит на медные ворота

Столицы цезарей ромейских, и с тех пор

Олегова щита нам светит позолота,

И манит нас к себе на дремлющий Босфор.

Века бегут на нас грозящими волнами,

Чтобы отбросить нас на север наш немой

И скрыть от наших глаз седыми облаками

Олегов светлый щит, блистающий звездой.

Но не сдержать в горах движенья снежной лавы,

Когда, подтаяв, вдруг она летит на дол, –

И Русь влечёт на щит не звонкий голос славы,

Но мощно-медленной судьбины произвол.

Имени твоему

Ещё сражаться надо много,

И многим храбрым умирать,

Но всё ж у нашего порога

Чужая разобьётся рать.

В победу мы смиренно верим

Не потому, что мы сильней.

Мы нашей верою измерим

Святую правду наших дней.

Когда над золотою рожью

Багряные текли ручьи,

Не опозорили мы ложью

Дела высокие свои.

Да, не одною сталью бранной

Народ наш защититься мог:

Он – молот, Господом избранный!

Не в силе, только в правде Бог.

Разрушит молот козни злые,

Но слава Господу, не нам, –

Он дал могущество России,

Он даст свободу племенам.

Бой-скоуту

Двух отважных расстреляли

Беспощадные враги.

Голоса их замолчали,

Отзвучали их шаги,

И на мир уже не взглянет

Смелый взор, но память их

Сохранять историк станет

И поэта верный стих.

Так не бойся вражьей мести,

Милой жизни не жалей

Для победы и для чести

Славной родины твоей.

Чтобы ты, не зная страха,

Светлой жизни не берёг,

Вот зачем тебя из праха

В наши дни восставил Бог,

И послал на поле брани,

Чтоб и наш увидел век,

До какой высокой грани

Может прянуть человек.

Ночная встреча

Поднимаются туманы

Над болотом и рекой,

И деревья-великаны

Зачарованы тоской.

Я один иду дорогой.

Притворяться надо мне.

Я – мальчишка босоногий,

В здешней вырос я стране.

Там, где вражья рать засела,

Обойду я город весь.

Повторять я буду смело:

Старый дед остался здесь.

Лунный свет струится ложный.

Всё, что встречу, словно бред.

Вижу я в пыли дорожной

Чей-то странный, зыбкий след.

Пронизал мне холод кости, –

Мёртвый воин под кустом.

Не на дедовском погосте

Он нашёл свой вечный дом.

Страшно мне, что я случайно

Наступил на мёртвый след.

Сердце мне пророчит тайно

Завтра много зол и бед.

Но удастся ли мне, нет ли,

Я назад не побегу.

Не боюсь я вражьей петли,

Кончу дело, как смогу.

Ночной приказ

Шаг за шагом, осторожно

Я в полях чужих иду, –

Всё тревожно, всё возможно,

Всё в тумане и в бреду.

Росы холодны и белы,

Дрёмны росные кусты.

Все забылися пределы

Пустоты и суеты.

Нет в душе иной заботы,

Как, найдя укрытый лаз,

Принести в другие роты

Мне доверенный приказ.

Часовой

Я один на перекрёстке.

Ночь безмолвна и грустна.

Подо мною камни жёстки,

Надо мной луна бледна.

Там, за лесом, враг таится.

Зарядил и я ружьё.

Близкой смерти не боится

Сердце смелое моё.

Резко крикнул ворон чёрный,

Предвещающий беду.

Я, спокойный и покорный,

Чутко слушаю и жду.

Слышу легкий, дальний шорох.

Враг таится, знаю я.

Вот в кустах он. Вспыхни, порох,

В дуле меткого ружья!

Вражий страж

Он стережёт враждебный стан.

Бесстрашный воин он и верный.

В полях колышется туман.

Часы скользят чредою мерной.

Разведать путь приказ мне дан.

Крадусь во мгле болотной и пещерной,

Где запах злой, тяжёлый, серный.

Ползу, как змей угарных стран.

Вот близок он. Стоит. Заслышал шорох.

Я весь прилёг к земле, в траву я вник.

Я вижу блеск луны на вражьих взорах,

Усы колючие и серый воротник.

Вот успокоился. Идёт. Сейчас он ляжет.

Но что пред смертью он мне скажет?

Осенняя могила

Осень холод привела.

Листья на землю опали,

Мгла в долинах залегла,

И в лесу нагие дали.

Долго бились и ушли,

Там, где брошена лопата,

Под бугром сырой земли,

Труп бельгийского солдата.

Безвременник луговой,

Распускает цвет лиловый

Стебель ломкий и нагой

Над могилою суровой.

Где-то плачет, плачет мать,

И жена в тоске унылой.

Не придут они сломать

Цвет, возникший над могилой.

Лихорадка окопов

Томителен жар лихорадки.

В окопах по горло вода.

Под пологом серой палатки

Приляжешь, – иная беда.

Предстанет вечерняя нежить

И станет обманчиво жить,

То сладкою негою нежить,

То горькой истомой томить.

Нет, лучше скорее в штыки бы,

Прогнать бы подальше врагов,

Проникнуть туда б, за изгибы

Врага укрывающих рвов.

Дождь и сон

Мы могучи и упрямы,

Враг упорен и могуч.

Как и он, копаем ямы

Под дождём из серых туч.

Так томительно сиденье

Здесь в окопах под горой!

Друг мой сладкий, сновиденье,

Посети меня порой,

Унеси от злобы бранной,

От полей, где льётся кровь,

В край весны благоуханной,

Где увенчана любовь!

Бред в окопах

Огоньки за огоньками

Золотыми мотыльками

Задрожали в мутной мгле.

Точно с неба угольками

Кто-то сеет…

Ты ошибся. Где ты видишь

Огоньки и угольки?

Это враг твой чары деет,

Враг твой ходит по земле

В несказанном, смутном виде,

Шорох ног его ты слышишь

На бессильных травах,

Шум протянутой руки.

Дольный воздух весь в отравах, –

Ты отравой вражьей дышишь.

В огне

Лежу я в холодном окопе.

  В какую-то цель

  Враг дальний торопит

    Шрапнель.

Сражаюсь упорно и смело,

  Врага не боюсь, –

  За правое дело,

    За Русь!

Внезапным пыланием света

  Пронизана твердь.

  Я знаю, что это –

    Ты, смерть.

Подобно грозящей комете,

  Ты мчишься ко мне

  В немеркнущем свете,

    В огне.

Мой подвиг окончивши яркий,

  Приму, наконец,

  Сверкающий, жаркий

    Венец.

Пылающий конь

  Там за рекою

  Грозный огонь.

Близко с грозой боевою

Мчится пылающий конь.

  В красной лампаде

  Красный огонь.

Что же молить о пощаде!

Близок пылающий конь.

  Грозные громы,

  Грозный огонь.

Вот, разрушающий домы,

Мчится пылающий конь.

  Блещет и льётся

  Красный огонь.

Сердце томительно бьётся, –

Близок пылающий конь.

Святой Георгий Победоносец

  Святой Георгий

  Победоносец

Идолам не поклонился,

Славу Господу воздал.

Злой правитель разъярился,

Палача с мечом призвал.

Меч тяжёлый раздробился,

И Георгий светел встал.

Мечом тяжёлым

Сражённый трижды,

Воскрес трикраты

Святой Георгий

Победоносец!

Слёзы льёт народ в восторге,

Но тиран не вразумлён,

И в четвёртый раз Георгий

Умирает, поражён.

Он Богом призван

Для вечной жизни,

Для вечной славы,

Святой Георгий

Победоносец!

И нетлением венчанный,

На горе небес стоит,

И на каждый подвиг бранный,

Ясно радуясь, глядит.

День победы, день желанный

Славным ратям он сулит,

  Святой Георгий

  Победоносец!

Восторги слёз

Вошла, вздыхая, в светлый храм,

Устало стала на колени.

Звучали царские ступени,

Синел отрадный фимиам.

Горели пред распятьем свечи,

И благостно глядел Христос.

Нe обещал он с милым встречи,

Но утешал восторгом слёз.

И Он терпел за раной рану,

И был безумными убит.

«Я биться головой не стану

О тихий холод тёмных плит!»

Стояла долго и молилась,

Склонившись у пронзённых ног.

Тоска в покорность претворилась:

«Да будет так, как хочет Бог!»

В лазарете

Вынес я дикую тряску

  Трудных дорог.

Сделали мне перевязку.

  Я изнемог.

Стены вокруг меня стали,

  С тьмою слиты,

Очи твои засияли, –

  Здесь, милосердная, ты.

В тихом забвении жизни,

  Зла и страстей,

Рад я вернуться к отчизне

  Вечной моей.

Но от меня заслоняя

  Муку и зной,

Тихой улыбкой сияя,

  Ты предо мной.

Тихо шепнула три слова:

  «Ты не умрёшь».

Сердце поверить готово

  В нежную ложь.

Генриетта

Генриетта, Генриетта!

Я зову.

Спряталась ли где-то

Ты в траву?

Стариков не видно,

Сад их нем,

Дом, – глядеть обидно! –

Кем разрушен, кем?

Генриетта, Генриетта,

Где же ты?

Помнишь это лето,

Как с тобою мы гуляли

В чистом поле и сбирали

Там цветы?

Где дорога

Вдаль вела,

У порога

Ты меня ждала,

Так светла и весела.

Генриетта, Генриетта,

Ты была легко одета,

В белый шёлк одета.

Жемчуг был на шее,

Но твоя краса

Жемчуга милее.

Ты беспечно улыбалась,

Звонко, звонко ты смеялась,

И в ту пору развевалась

За спиной твоя коса.

Ты любила быть простою,

Как весна,

Так светла душою,

Так ясна.

Мы играли,

Мы шутили,

Мы друг друга догоняли,

И ловили,

И сбирали

В это лето

Мы цветы.

Генриетта, Генриетта,

Где же ты?

Генриетта знала

Все дороги, все пути.

Где и как пройти,

Генриетта знала.

Ей пруссак сказал: «Веди!»

Генриетта побежала

Впереди,

Путь пруссакам указала

Под шрапнели,

На штыки,

Но убить успели

Генриетту пруссаки.

Генриетта, Генриетта,

Если есть у Бога лето,

Если есть у Бога рай,

Ты в раю играй.

Небо голубое

«Измотал я безумное тело…»

Измотал я безумное